Край ледника

Чарри Ханцрин продолжала пристально смотреть на Мать Миз'ри, ее глаза ясно давали понять, что она думает о Матери, с которой так грубо обращается простой мужчина.

Мгновение спустя она немного успокоилась. Миз'ри кивнула ей, таким образом сообщив, что она тоже потрясена зрелищем.

Чарри опасалась, что настолько спутанные нити загубят любой их союз против могущественного Дома Бэнр.

Как только дюжина Армго прошла через ворота и исчезла, Миз'ри выразила согласие.

– Он так стремится завоевать репутацию Утегенталя, что слишком часто забывает свое место, – открыто призналась Миз'ри. – Я объясню Матери Мез'Баррис, что такое обращение с Матерью, любой Матерью, особенно из старого и благородного Дома, недопустимо.

Чарри заметила, что последние слова она адресовала дочерям Фей-Бранч, что тоже обеспокоило жрицу Ханцрин. Мать Миз'ри попыталась проявить дипломатию и смягчить ситуацию в Доме, который только что захватила.

Неужели она действительно верила, что Фей-Бранч когда-нибудь забудут или простят?

В этот момент Чарри Ханцрин поняла, что пути назад не будет. Они выберут сторону и либо победят, либо потеряют все.

Сегодня они будут жить. Но Мензоберранзан не оправится.

Часть 2 Суровая, жестокая истина

Если все едино, то одинок ли человек?

Вопрос звучит нелепо, и все же он не дает мне покоя в последние дни, с тех пор как само понятие этого неожиданного парадокса появилось в моих мыслях. Красота трансценденции, как я понял из своего короткого опыта, заключается в единстве со всем – с каждым камнем, деревом, живым существом, пустым пространством и звездами. Несомненно, то было обширное познание с полным осознанием и пониманием более высокого уровня мышления и бытия, в котором присутствовали комфорт и радость. Передо мной открылись новые переживания и понимание, укорененные в мультивселенной высшего удовлетворения и гармонии.

Но если я стану единым целым с теми, кто был раньше, если наше сознание и понимание, наши мысли и чувства станут полностью общими, причем на таком уровне близости, что слово «разделены» уже не подходит для правильного объяснения этого соединения, подразумевает ли это также одинокое существование? Всепоглощающее, вездесущее и всеведущее... и поэтому одинокое?

Это было бы и раем и адом.

Так что «нет», говорю я и надеюсь, что в единстве и осознании того, что все мы – звездный материал, мы при этом не должны полностью заменять какую-то частичку своей индивидуальности.

Парадоксальным и совершенно неожиданным образом, взгляд на мультивселенную через ощущение трансцендентного единства привел меня к более искреннему сочувствию и признательности к тем, с кем я не согласен. Споры, дебаты, сам опыт оспаривания «истин» – это вкус жизни и ключевой ингредиент роста. Стремление к самосовершенствованию – вот в чем заключается вызов. Становиться лучше с каждым новым опытом, карабкаться на пресловутую гору по ровным и трудным тропам – значит чувствовать движение вперед и вверх и испытывать чувство удовлетворения и свершения.

Разве это утрачивается во всеобщем восприятии?

Неужели всезнание настолько совершенно, что другие чувства больше не нужны?

Я не могу знать (возможно, даже не узнаю никогда) до тех пор, пока смертная оболочка не перестанет существовать, и эта неизбежная истина пробудила во мне незаинтересованность, или, точнее, дистанцию, от невзгод материального, смертного мира. A откровение, которое должно было быть прекрасным, вместо этого вселило меланхолию.

Я по-прежнему испытываю простые радости. Моя улыбка не натянута, когда я смотрю на Бри, Кэтти-бри, или любого из моих друзей, и интерес у меня, безусловно, есть.

Или был.

Ибо эта меланхолия, как я теперь ясно вижу, была оплачена ущербом для тех, кого я люблю.

Такое нельзя терпеть.

И теперь я также вижу, что при всей красоте выхода за пределы земной оболочки и всех ее ограничений, то, что я потерял в этом коротком путешествии, не так уж незаметно и не вызывает сожалений.

Потому что я хочу спорить. Я хочу, чтобы мне бросили вызов. Я хочу не согласиться.

И больше всего я хочу понять точку зрения другого человека – отдельного и самостоятельного индивидуума, несущего на себе груз собственного опыта, испытаний, радостей и потребностей, с которым у меня разногласия.

Теперь я понимаю, что цена трансцендентности еще выше. Возможно, «одиночество» – неправильное слово для состояния всеведения, или, точнее, оно описывает лишь часть утраты.

Ибо в путешествии к этому состоянию есть надежда, а в испытаниях есть свершения, и даже шрамы от неудач имеют ценность, как указатели на пути к совершенствованию.

Много лет я жил один, полагаясь только на себя. Все изменилось, когда я встретил Монши, и изменилось еще больше, когда я впервые взобрался на склоны Пирамиды Кельвина в Долине Ледяного Ветра и обнаружил себя добровольным членом группы, семьи.

Они полагаются на меня, и это замечательное чувство.

Я полагаюсь на них и знаю, что могу, и это еще лучше.

Вместе мы сильнее. Вместе мы лучше, делим радости, разделяем горе и боль.

Мы связаны друг с другом, но при этом остаемся разными. Мы спорим – о, как мы спорим! – и мы растем. Мы боимся друг за друга в бою и радуемся, что мы все вместе.

Еще до того, как мы отправились на север, Магистр Кейн мог бы просто сбросить свое физическое тело и остаться во мне, присоединиться к моим мыслям, разделить мою плоть, направлять и укреплять, предлагая все без вопросов и без разногласий, поскольку мы оба понимали бы – прекрасно понимали бы – каждую мысль и команду.

Но Кейн не сделал этого, и не стал бы, и нет необходимости объяснять, почему. Ибо мы оба знали и знаем радость индивидуальности.

Когда я ушел из этого существования, а брат Афафренфер пришел за мной, чтобы рассказать о Бри и шепнуть, что мое пребывание здесь еще не закончено, он и я оставались разными существами.

Даже в этом всеведении и вездесущности трансцендентности мы оставались разными.

Я молюсь, чтобы мелочи жизни не расплылись в небытие, которое действительно наступит после завершения жизненного пути.

Мне нужны мои спутники.

Я должен быть нужен моим спутникам.

В этом моя самая большая радость.

– Дзирт До'Урден

Глава 10 Сокрушительная реальность

Аззудонна попыталась взять себя в руки, но мир так внезапно сошел с ума, что она даже не могла представить, что это может означать. Она собралась с мыслями и сосредоточилась на настоящем моменте, на кажущейся опасной ситуации, чтобы полностью осознать и отреагировать на неожиданно возникшую перед ней реальность.

А именно то, что она находилась в комнате, спальне, перед ней в открытых дверях стояла незнакомая человеческая женщина. Слева из окна струился солнечный свет. Солнечный свет! И вот тут-то и возникло замешательство – ее сомнение в реальности. Ведь Квиста Канзей уже прошла и наступила ночь.

Так откуда взяться солнечному свету?

Должно быть это еще один трюк кошки Кэтти-бри. Но с какой целью? Ибо Гвенвивар покинула ее, превратившись в бесплотный туман и растворилась в небытие, и бросила ее в этом странном месте – возможно, в другом времени? – без всяких объяснений или оснований.

Человеческая женщина, стоявшая в открытом дверном проеме, подняла руки вверх, словно пыталась казаться безобидной, и продолжала говорить на языке, который Аззудонна не могла разобрать – хотя, определенно, это был тот же язык, который она иногда слышала от четырех путешественников, прибывших в Каллиду.

Только сейчас эвендроу осознала, что не держит копье. Испугавшись, что уронила его еще в ледяном коридоре, во время нападения Гвенвивар, она нервно огляделась. Но ее внимание внезапно отвлек еще один человек. Пожилой мужчина встал рядом с женщиной, которая все еще разговаривала с ней.

Рука Аззудонны рефлекторно потянулась к рукояти меча из белого льда, висевшего в ножнах у правого бедра, и когда она бросила взгляд на оружие, то увидела копье! Она уронила его не на леднике, а здесь, в этой комнате.

Где бы она ни находилась.

Человеческая женщина умоляюще воздела руки к Аззудонне. Она поняла, что женщина пытается просить ее сохранять спокойствие. Однако позади нее мужчина в коридоре начал незаметно шевелить пальцами.

Заклинание!

Воительница эвендроу быстро упала и подобрала короткое копье. Она тут же вскочила, вращая оружием перед собой из стороны в сторону, затем вправо, а затем назад и влево. Она закончила взмах, подняв оружие обеими руками, его волшебный бело-голубой ледяной наконечник угрожающе указывал на женщину.

Аззудонна ткнула им вперед, но ненамного, пытаясь вытолкнуть женщину обратно в коридор, выигрывая немного пространства и времени, чтобы отчаянно отыскать путь к отступлению.

Она не хотела убивать, но дала понять, что может, если понадобится.

Мужчина в коридоре протянул руку, указывая на нее пальцем, и ткнул им в ее сторону.

Аззудонна закричала, ожидая взрыва энергии или какой-то другой атаки. Она бросилась влево, за границы линии огня от дверного проема и из поля зрения мужчины. Она продолжила движение, запрыгнула на кровать, пробежала по ней и прыгнула к стене или, точнее, к боковой двери комнаты, которая выходила на балкон. По крайней мере, так казалось, судя по тому, что она заметила в ближайшем окне.

Она вцепилась в дверь, пытаясь толкать и тянуть, но нет, она оказалась заперта. Ожидая, что в любой момент какая-нибудь магическая атака ударит ее снова, Аззудонна не сбавляя скорости, прокатилась вдоль стены, в заднюю часть комнаты и оказалась перед окном.

– Нет, мы не враги! – закричала женщина под звон разбитого стекла, а Аззудонна изо всех сил размахивала копьем, расчищая путь. Она прошла через осколки и оказалась на балконе, ухватилась одной рукой за перила и перепрыгнула через них. Она бросила копье, чтобы оно воткнулось в заснеженную землю в нескольких десятках футов ниже.

Она упала, приземлилась в кувырке и подняла копье, и уже уходила, прежде чем ей пришло в голову, что последние слова женщины не были тарабарщиной, и что она поняла по крайней мере часть из них.

Впрочем, это не имело значения. Она может разобраться с этой загадкой позже. Она стояла перед огромным домом удивительного стиля – если это вообще был стиль, а не мешанина из дюжины различных башен, крыльев, мансардных окон и крыш под разными углами. Дым поднимался из множества труб, извилистые серые полосы танцевали на зимнем ветру. Она находилась на высоком холме, с той стороны, на которой росло мало деревьев. Слева от себя и ниже по склону она увидела другие здания, маленький городок, а прямо впереди маячил лес.

Она не колебалась. Ей нужно было уходить, найти какое-нибудь место, чтобы все уладить, возможно, вернуться обратно к этим людям, но на своих условиях.

– Нет, нет! Кто ты? – позади она услышала крик женщины, вышедшей на балкон.

Она опустила голову и побежала вниз по склону.

– Осторожно! – предупредила человеческая женщина. – Береги себя! Подожди! О... Стой!

Перепуганная Аззудонна не остановилась и не замедлила шаг, пока не сделала это резко, жестоко, болезненно, врезавшись в невидимую и непреступную стену. Копье врезалось в него первым, лицо вторым, оружие пошло вверх и поперек, так что, когда она полностью врезалась, его зазубренная сторона сильно и глубоко вошла ей в левое плечо.