Крайний срок

— Школа ЦРУ, — удовлетворенно прошептала она.

Войдя и затворив за собой дверь, она остановилась, готовая броситься наутек, если прозвучит сигнал тревоги. Постепенно ее зрение привыкло к темноте, и она увидела вдоль стены клетки с мышами, крысами и обезьянами. Она подошла ближе. Большинство боится крыс и мышей, но Руби выросла в райончике, где они были постоянными спутниками жизни, и была к ним равнодушна. Однажды крыса забралась к ней под одеяло и укусила ее. Девочка схватила зверька за голову и молотила острым каблуком маминой туфли, пока не забила до смерти.

Звери почуяли Руби и притихли. Она прислушалась. Наверное, Зак Мидоуз тоже побывал здесь. Неужели за это он поплатился смертью в грязной жиже паркового озера? Руби подумала, что ей следует соблюдать максимальную осторожность.

Елена Гладстоун, отчаявшись уснуть, натянула джинсы и клетчатую рубашку и решила спуститься в лабораторию, чтобы посмотреть на результаты недавних экспериментов. Ей удалось привить крысе страх перед металлом, причем такой сильный, что зверек начинал беситься, оказавшись в простой металлической клетке. Даже после сотен экспериментов Елена не переставала удивляться тому, что благоприобретенный рефлекс, в частности страх, приводит к образованию в мозге животного вещества, которое, будучи после выделения, очистки и усиления введено в кровеносную систему другого животного, вызывает у того столь же неодолимый страх.

Она занялась этими исследованиями десять лет назад, когда, окончив медицинский факультет, попала на работу в лабораторию, проводившую знаменитые опыты с плоскими червями, которых учили реагировать на свет. Затем обученных червей резали и скармливали другим плоским червям, которые демонстрировали точно такую же реакцию на свет.

Врач-эксцентрик, руководивший опытами, не был склонен придавать им значение, считая разве что курьезом, однако в жизни доктора Елены Гладстоун они стали поворотным моментом. Она так и не опубликовала результатов исследований. Ее никогда не оставляло чувство, что из этих опытов можно извлечь доход, причем прямо пропорциональный объему ее собственных знаний и неведению остальных.

Одевшись, она босиком направилась вниз.

Руби давно заметила охранника, сидевшего за парадной дверью, а также кабинетик сбоку от главного лабораторного помещения. Проникнув в кабинетик, она чиркнула спичкой, чтобы удостовериться, что в стене имеется окно, через которое она в случае необходимости сможет спастись бегством.

Она заперла за собой дверь, открыта окно и вернулась к письменному столу. Табличка на столе гласила: «Доктор Гладстоун».

Руби зажгла настольную лампу и занялась шкафом с папками. Он был заперт, однако она быстро справилась с замком. Открыв верхний ящик, она присвистнула: там лежали истории болезни пациентов, среди которых фигурировали все Липпинкотты: Элмер, Лэч, Дуглас, Рендл. Она пододвинула лампу ближе к шкафу и развернула кресло, чтобы было удобнее читать.

Елена Гладстоун вошла в лабораторию и замерла, отпрянув к стене. Из-под двери ее кабинета выбивался свет. Она неслышно прошла вдоль стены по коридору и заглянула в стеклянный квадрат в двери. В ее кресле сидела чернокожая женщина с прической в стиле «афро». Женщина читала ее бумаги. Окно кабинета было распахнуто, чтобы облегчить женщине бегство.

Кто она такая? Видимо, она как-то связана с частным детективом, который пытался шпионить здесь две недели назад...

Бесшумно ступая босыми студнями, Елена отошла от двери и вышла из лаборатории. В вестибюле стоял шкаф, в котором она нашла пузырек. Спрятав его под рубашку, она направилась к охраннику.

При ее приближении охранник вздрогнул и виновато попытался спрягать журнал под бумаги на столе.

— Здравствуйте, доктор, — пробормотал он. — Не спится?

— Вот хожу и думаю, — ответила она. — Слушайте, что от вас требуется...

Ее объяснения были весьма подробны. Она потребовала, чтобы Герман повторил поручение слово в слово. Он ничего не понял, — но важно кивал, давая понять, что все исполнит.

Доктор Гладстоун вышла на декабрьский мороз. Герман начал считать про себя:

— Один, два, три...

Досчитав до шестидесяти, он встал и, громко насвистывая, зашагал к задней двери, ведущей в лабораторное помещение. Дверь не была заперта, но он сперва повозился, и лишь потом нащупал выключатель и зажег в лаборатории свет.

Руби услыхала свист и выключила лампу на столе. В темноте она положила на место истории болезни и застыла у окна, ожидая, что произойдет дальше. Сперва она услышала, как где-то поворачивается дверная ручка, а потом в лаборатории зажегся свет.

Руби не дождалась, пока охранник выполнит остальные поручения, каковые состояли в том, чтобы вернуться к столику, надеть пальто и следовать домой. Она уже наполовину вылезла из окна, когда из тени выступила Елена Гладстоун. Руби заметила ее, но было поздно, ей в лицо ударила струя из баллончика, и молодая негритянка задохнулась. У нее защипало лицо, потом глаза, потом ее тело онемело, пальцы, цеплявшиеся за подоконник, разжались, и Руби без чувств свалилась на пол кабинета.

Осторожно ступая, чтобы не пораниться о стеклышки и острые камни, Елена Гладстоун вернулась в здание через главный вход. Удостоверившись, что охранник удалился, она отправилась в свой кабинет, чтобы выяснить, что за птичка попалась в ее сети.

Римо проснулся еще до восхода солнца. Заглянув в гостиную двухкомнатного номера, он застал Чиуна лежащим на спине в розовом ночном кимоно на соломенной циновке. Руки Чиуна были сложены на груди, глаза исследовали потолок.

— В чем дело, Чиун? Не можешь заснуть?

— Да, — ответил Чиун.

— Прости, — сказал Римо.

— Правильно делаешь, что извиняешься, — сказал Чиун, принимая сидячее положение.

— Только я не виноват, — сказал Римо. — Я не храплю, я закрыл дверь в спальню, чтобы ты не жаловался на мое шумное дыхание, на скрип пружин и прочее. Найди себе другого козла отпущения.

— Много ты знаешь! — проворчал Чиун. — Кто выбрал гостиницу со скрипучим лифтом? Если бы на этот этаж не ездили люди, которым понадобился ты, лифт бы не скрипел, и я забылся бы сном.

— Кому это я понадобился? — спросил Римо.

— Если бы под дверь не подсовывали записок, адресованных тебе, я урвал бы хоть минутку отдыха, — сказал Чиун.

Римо увидел на полу скомканную бумажку. Разгладив ее, он громко зачитал:

— "Дорогой балбес! Тебе нужна лаборатория «Лайфлайн» на 81-й Ист-стрит. Руби".

Он взглянул на Чиуна.

— Откуда это взялось?

— Ты не собираешься спросить меня, откуда мне известно, что эта записка предназначена именно тебе?

— Нет. Когда она появилась?

— Откуда я знаю? Два часа назад, час назад.

— Ты прочитал это и ничего не предпринял? Руби могла сама отправиться туда и угодить в переплет.

— Первое: я ничего не прочитал, потому что записка адресована не мне. «Дорогой балбес» — это не ко мне. Второе: если это Руби написала записку и куда-то отправилась, то она не попадет в переплет, потому что может за себя постоять. Именно поэтому из нее вышла бы отличная мать для сына одного субъекта, если бы у означенного субъекта водились мозги. Впрочем, нельзя ожидать многого от бесчувственного булыжника.