Кража в особо крупных чувствах

Это было прекрасно сказано. И прозвучало очень убедительно и даже искренне. Либо хорошая актриса, либо и в самом деле не при чем.

– А ради чего тогда можно убить, по вашему мнению?

Она посмотрела на Петра таким взглядом, который любого более слабонервного человека привел бы в трепет.

– Вы это всерьез спрашиваете?

– Конечно.

– Ни ради чего. Но это мое частное мнение. Я не понимаю, как можно лишить другого человека жизни.

– А в состоянии аффекта?

– Наверное, – неопределённо пожала плечом она. – Вам это виднее, господин следователь.

Господин следователь, так-так. Видимо, передавил. Возможно, зря.

– Хотите чаю, Элина Константиновна?

– Спасибо, нет.

– Кофе?

– Ничего не хочу. Даже воды.

– Хорошо, тогда продолжим. Кто знал о том, что этот альбом был у Валентина Самуиловича?

– Он не скрывал.

– Значит, многие?

– Наверное, да, – вдова задумчиво потерла лоб. – Точно знал Витя. И некоторым коллегам Валентин Самуилович совершенно определённо рассказывал.

– Точное количество таких коллег вам известно?

– Нет, конечно.

– Хотя бы приблизительное?

– Ну, человек пять… или десять. А, может, и больше, – докончила она раздраженно.

– Скажите, у Валентина Самуиловича были враги?

– Конечно, нет! – импульсивно ответила она. А потом наморщила лоб и добавила после паузы уже спокойнее. – Валентин Самуилович не был конфликтным человеком. Но он иногда выступал в качестве оппонента на защитах научных работ. Но это же не повод… – она вздохнула и замялась.

– Наверное, нет, – дипломатично согласился Петр. – Скажите, у кого был ключ от вашей квартиры?

– У меня и у Валентина Самуиловича, – уверенно ответила Конищева.

– Всего было два комплекта?

– Три.

– Где третий?

– Лежит в шкафу.

– Вы проверили?

– Да. Сейчас все три комплекта ключей в наличии.

– А когда вы это выяснили?

– Когда вы приезжали. В смысле… – она кратко вздохнула. – В день убийства.

Петр побарабанил по столу. А вдовица соображает. Даже слишком хорошо и шустро соображает.

– Скажите, у вас часто бывали в доме гости?

– Не очень, – пожала она плечами. – Валентин Самуилович вел в целом затворнический образ жизни, если так можно сказать. За все то время, чтоб мы были женаты, у нас только два раза были гости – ну, знаете, чтобы много людей.

– Много – это сколько?

– Ну, человек пятнадцать, может быть. Один раз на юбилей Валентина Самуиловича, другой раз – когда вышла его книга.

– Книга по его профилю? Что-то по искусствоведению?

– Что-то по искусствоведению, да, – с легкой ноткой снисходительности ответила вдова. Ну, надо же, как мы умеем.

– А кроме этих двух случаев?

– Больше никогда. Только Виктор забегал иногда в гости.

– Он заранее предупреждал?

– Когда как, – снова пожала плечами она. – Иногда предупреждал, иногда забегал по случаю, когда бывал рядом. Валентин Самуилович очень любил Виктора и всегда радовался его визитам.

– Вы всегда присутствовали при этих встречах?

– Конечно, нет! У меня работа.

– Чаще присутствовали, чем нет?

Судя по лицу, вопросы Элину Конищеву стали уже утомлять.

– Скорее, чаще отсутствовала, чем присутствовала.

– Понятно. Ну и последняя тема, которая меня сегодня интересует. Скажите, по какой причине вы вышли замуж за Валентина Самуиловича?

– А почему люди вообще выходят замуж и женятся? – Петра окатили прямо-таки ледяным взглядом. Он явно ступил на запретную территорию, о чем Петру незамедлительно сообщили. Нет уж, деточка. Для следователя запретных тем и территорий нет.

– Не знаю. Я холост.

Конищева молчала, сверля Петра ледяным взглядом. Петр в ответ спокойно смотрел на нее.

– Вы будете отвечать, Элина Константиновна?

– Я вышла замуж, потому что хотела этого! – наконец резко ответила она.

– А почему хотели?

– Моя личная жизнь вас не касается! – на ее острых аристократичных скулах стал разгораться алый румянец.

– Увы, касается.

– Что вы там мне говорили про пятую статью? – тон ее был по-прежнему резкий. – Я имею право не отвечать на эти вопросы?!

– Не пятую, а пятьдесят первую. Имеете. Согласно статье пятьдесят один Конституции Российской Федерации никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, – ровно повторил Пётр давно заученную фразу.

– Тогда я не буду отвечать на этот вопрос.

– Тогда я задам другой. Вы были счастливы в этом браке?

– Да!

– А ваш муж?

– Да! – а потом уже спокойнее. – Насколько я могу судить.

– Хорошо. Спасибо, Элина Константиновна. Думаю, это не последняя наша встреча. Но сегодня вы можете быть свободны.

Петру показалось, что она что-нибудь выкинет напоследок – такое у нее было выражение лица. Например, поклон шутовской отвесит или язык покажет. Или еще что. Он всякого в своем кабинете повидал. Но Элина Конищева вышла с идеально прямой спиной и высоко поднятым подбородком.

***

– Ну, рассказывай, чего нарыл, – Петр с наслаждением потянулся.

– А наша веселая вдова что интересного рассказала? – Арсений с кипой бумаг устроился на месте, где еще десять мнут назад сидела Элина Конищева.

– Я первый спросил. И потом, старше по званию. Докладывай.

– Есть докладывать, – весело согласился Арсений. – Итак. Пункт первый. Камеры видеонаблюдения в доме Конищева. Никого знакомого – ну, кроме вдовы, которая вышла из дома и вернулась домой в точном соответствии со своими показаниями. Но… – тут Арсений сделал эффектную паузу. – Есть вот кто! – и он положил перед Петром снимок с камеры видеонаблюдения – как обычно, не слишком четкий. На ней был запечатлён мужчина в светлом плаще, с усами и бородой, в темных очках и черном берете. – Три часа отсматривал записи! Этот человек не живет в доме – со слов консьержа.

– Но у него был ключ от подъезда?

– Именно так. Но ключ-то от домофона сделать – плевое дело, вам ли знать?

– Знаю. Время его прибытия-убытия?

– Совпадает со временем убийства. И, самое главное… – тут Арсений выдержал еще более эффектную паузу. – Вот в каком виде он ушел обратно.

Перед Петром лег на стол второй снимок. Тот же человек. Но что-то в нем было неуловимо не так. Петр покрутил снимок.

– У него что-то под плащом.

– Именно! – торжествующе согласился Арсений. – И я уже проверил. По размерам это вполне мог быть тот самый пропавший альбом.