Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина

Страх мгновенно распространился по городу. В какой-то момент казалось, что все кончено: власть в руках мятежников.

В здании правительства сотрудники, аппарата были в ужасе, вспоминает Егор Гайдар. Один буквально кричал:

— Вы же понимаете, что все кончено! В течение часа нас всех перережут!

Положение было очень серьезным.

Мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак рассказывал потом: «Примерно с четырех часов дня 3 октября я уже понимал, что речь идет о жизни и смерти. Я собирал своих сотрудников, и мы обсуждали, что произойдет и что мы должны делать, если власть в Москве перейдет в руки мятежников. Я считал и считаю: надо бороться за свои идеи, а не ждать, когда тебя повесят на первом же перекрестке...»

Потом Ельцина будут подозревать в том, что он нарочно демонстрировал бессилие, чтобы надежнее заманить мятежников в ловушку и получить возможность расстрелять Белый дом.

Но едва ли он был способен в тот момент на такие хитроумные заговоры. Причиной трагических событий стало прежде всего разгильдяйство спецслужб и их неспособность предугадать следующий ход мятежников.

Накануне кровопролития руководство министерства внутренних дел обратилось в оперативный штаб, которым руководил первый вице-премьер Олег Сосковец, с просьбой подкрепить милицию, которая стояла в оцеплении вокруг Белого дома, войсками. Милиция, естественно, разложилась в общении с белодомовцами. Но Сосковец отнесся к этой просьбе равнодушно.

Первый заместитель министра обороны Андрей Кокошин доложил о тревожной ситуации министру обороны Грачеву. Тот тем более не хотел заниматься чужим делом. Тут проявилось извечное противоречие между армией и министерством внутренних дел: никто не хочет таскать каштаны из огня вместо других.

На следующий день, когда начался вооруженный мятеж, Грачев приказал собрать коллегию Минобороны. Отсутствовал заместитель министра Борис Громов, за что Грачев его потом возненавидел. Не приехал главком сухопутных войск Владимир Семенов, еще несколько видных генералов. Они не хотели в этом участвовать.

Грачев сам не знал, что ему делать, и фактически не хотел обсуждать ситуацию со своими подчиненными. Заседание коллегии не состоялось. Разговор продолжался минут семь-восемь. Министр сказал своим заместителям: наше здание плохо охраняется. Давайте разделимся, и каждый возьмет на себя оборону одного подъезда. Все с удовольствием разошлись: не хочет министр говорить, и не надо.

И заместители министра возглавили оборону собственного здания. Первый заместитель министра обороны член-корреспондент Академии наук Андрей Кокошин надел под штатский костюм кобуру со «стечкиным» и вместе со своим порученцем — капитаном 1-го ранга, подводником — пошел проверять подъезды. А здание действительно не было подготовлено к обороне: большие окна, не заложенные мешками с песком.

В распоряжение первого заместителя министра обороны поступили два взвода во главе с молодыми лейтенантами, которые сами не знали, что делать. Нашелся прапорщик, который помнил Устав. Он бодро доложил, что они охраняют объект особой важности. Поэтому каждого, кто попытается подойти к зданию, надо окликнуть: «Стой! Кто идет?» Затем выстрел в воздух, а потом уже стрелять на поражение.

А вокруг министерства обороны уже и в самом деле появились мрачные личности, может быть, приднестровские боевики... Потом батальон спецназа из Теплого Стана, который отправлялся в Останкино, чтобы защитить телецентр, Грачев завернул для обороны собственного здания.

Почему войска вели себя так вяло и так поздно вступили в город?

Ночью в здание министерства обороны приехал глава правительства Черномырдин, затем появился Ельцин. Вместе с ним были начальник Главного управления охраны Михаил Барсуков, главный президентский телохранитель Коржаков со своим заместителем. Причина колебаний Грачева состояла в том, что он до последнего не хотел влезать в это дело. Надеялся, что МВД само справится. Ельцину пришлось отдать Грачеву письменный приказ подавить мятеж.

Безжалостное государство лучше бессильного? Стрелять или не стрелять — это был тяжкий выбор. В борьбе с террором приходится идти на очень многое: и прежде всего, во имя собственных убеждений изменять собственным убеждениям.

Бессильное государство лучше безжалостного, считают последовательные либералы. Соображения гуманности исключают жестокость. У государства нет цели важнее, чем сохранение жизни человека.

Есть противоположная точка зрения: безжалостное к террористам государство лучше бессильного, неспособного справиться с террором. Ведь обязанность государства состоит в обеспечении безопасности всего общества как целого.

Переговоры с боевиками и выполнение их требований невозможны. Государство не могло позволить им шантажировать себя, дать им возможность подорвать политику реформ. Поэтому государству приходится быть сильным и безжалостным. Вопрос состоял в том, что понимать под силой государства.

Для вставших под команду генерала Макашова боевиков достаточно сильной рукой мог быть только их собственный главарь, готовый на бунт бессмысленный и беспощадный.

На самом деле сильное государство — это правовое государство, принявшее необходимые законы и создавшее службы, способные эти законы исполнять. В осенние дни стало совершенно очевидно, что до этого России еще далеко. Наша милиция была не способна защитить ни нас, ни себя.

НОЧЬЮ ВОЙСКА ВОШЛИ В ГОРОД

Утром 4 октября президент выступил по радио России:

— Я обращаюсь к гражданам России. Вооруженный фашистско-коммунистический мятеж в Москве будет подавлен в самые кратчайшие сроки... В столице России гремят выстрелы и льется кровь. Свезенные со всей страны боевики, подстрекаемые руководством Белого дома, сеют смерть и разрушения... Чтобы восстановить порядок, спокойствие и мир, в Москву входят войска...

Первый вице-премьер Олег Сосковец встретился с первым заместителем Хасбулатова Юрием Ворониным и передал предложение президента: немедленно сдать оружие, чтобы избежать кровопролития. Воронин ответил отказом.

По Белому дому было выпущено двенадцать снарядов — десять болванок, два зажигательных. Этого оказалось достаточно для подавления мятежа. Когда началась стрельба, Руцкой взывал из Белого дома:

— Я умоляю боевых товарищей! Кто меня слышит! Немедленно на помощь к зданию Верховного Совета! Если слышат меня летчики! Поднимайте боевые машины!

Руцкой совсем забыл, как несколько дней назад грозил президенту:

— Если Ельцин сюда сунется, положим всех, кто попытается сюда проникнуть! Если пустят бронетехнику, мы сожжем и бронетехнику!

Теперь он по радиотелефону умолял о помощи председателя Конституционного суда Валерия Зорькина:

— Они бьют из танков, из танков. Танки перестраиваются и выходят на огневые позиции. Валера, звони в посольства... Они не оставят нас здесь в живых. Ты же верующий, твою мать!..

Те, кто под командованием отставного генерала Макашова захватили мэрию и пытались взять «Останкино», были искренне возмущены тем, что в них тоже стали стрелять.

Никто из них не представлял, зачем они, собственно, все это затеяли? У них не было ни программы, ни соображений, что делать потом. То, чего желали коммунисты, никак не могло нравиться сторонникам монархии, и так далее. Непонятно, что их объединило, кроме слепой ненависти и безумной агрессивности.