Кремль

Громов перемалывал в голове эти мысли – правильные, выстраданные, необходимые, но недостаточные. Они убеждали, но не успокаивали. На душе было тревожно. Словно очевидные ответы на самые простые вопросы просто повисали в воздухе, не достигая цели.

«Неужели невозможно оставаться нормальным, честным человеком и одновременно быть счастливым?»

Измучив себя сомнениями, Петр старался как можно меньше общаться с Ратовым. Но куда было деваться от Марики? Она же нуждалась в его помощи.

– Ты ни о чем не хочешь меня спросить? – Марика смотрела на Громова укоряющим и одновременно извиняющимся взглядом.

– Все и так понятно.

– Ты не обижаешься?

– На что?

Громов задал тот же вопрос себе и понял, что обижаться и расстраиваться действительно не на что. Просто Марика почувствовала, что он по жизни – одинокий волк. Поддалась его очарованию, мужской силе... А сейчас словно очнулась.

– Нет, и не думал обижаться. Неплохо прокатились, правда?

* * *

«Мы очень обязаны Петру. Нужно его поблагодарить. Как-то суховато получилось», – с сожалением подумал Ратов, откинувшись в кресле самолета.

В соседнем кресле устроился мужчина лет сорока: голубая сорочка, просторные вельветовые брюки, свитер с модным рисунком, на груди – кожаная сумочка известной фирмы для паспорта. Глаза быстрые и внимательные. Мужчина, в свою очередь, оценивающе осмотрел Ратова и остался доволен результатом.

– У вас на Сахалине бизнес? – спросил он по-русски с заметным акцентом.

– Нет, родственников навещал, – сообщил Игорь. – Вы американец?

– Я британец, но живу в Париже. Закупаю дары моря в сеть магазинов «Лафайетт».

«Петр рассказывал, что его приятель на Сахалине занимается этими поставками. Тесен мир».

– Неплохо владеете русским языком.

– Это для бизнеса. Пришлось учить. Вы знаете, русские – лучшие покупатели. Около одной трети менеджеров-продавцов в дорогом магазине «Галери Лафайетт» в Париже владеют русским языком.

– Сейчас кризис. Не придется переучиваться на китайский?

– Вы не поверите. В Париже перед Рождеством стало пусто. Нет, неверно сказал. Пустынно?

– От слова «пустыня»?

– Да, в Париже. Мало было туристов. Даже в Лувре.

– Прискорбно, – посочувствовал Ратов. – Париж притягивает людей. Магический город. «Праздник, который всегда с тобой». Не кушают рыбку и икру с Сахалина?

– Экономия. Нет праздника. Кончился. Закрывают кафе и рестораны, которые существовали сто, двести лет. Из них делают фаст-фуд.

– Все вернется. На кризисе тоже можно заработать.

– Это точно. Если есть деньги. Во Франции недвижимость подешевела. На двадцать процентов за год. Я купил студию в центре. С зеленым двориком – двести тысяч евро. Так, для личных дел.

– Недвижимость скупают иностранцы?

– В основном. Французы стали бедные. Даже на Рождество не дарили подарки. И русских стало меньше. Берегут деньги.

– Насколько я знаю, – заметил Ратов, – Франция не пользуется сильным спросом среди русских покупателей. Владельцам недвижимости автоматически не дают вид на жительство. Это отпугивает.

– Странно. У меня было впечатление, что французы всех принимают. Скоро европейцы станут в Париже редкостью. А русских французы не любят. Никогда не любили, а после войны на Кавказе особенно.

– Если не хочешь любить, то никто не заставит. Но я вам скажу прямо. Эта война повлияла и на отношение России к Западу. Очарование Европы ушло, знаете ли. Что мы увидели? Необъективность, лицемерие, ложь.

– Вы во всем правы?

– Я вообще не хочу спорить на эту тему. Говорю о психологической реакции. Вранье, которое мы увидели и услышали, заложило сильное раздражение. И это на долгие годы.

– Журналисты всегда необъективны. Но русские не будут долго злиться на Европу. Если бы у вас были хорошие примеры для подражания, тогда да. Но у вас самих много причин для недовольства. Европу невозможно заменить. Как вы замените Париж или Лондон? Чем? Наша экономика все равно эффективнее.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Вы можете представить руководителя «Боинга» или «Эрбаса», которые сидят десять лет на своем месте, а новые модели самолетов не появляются? У вас это возможно, а у нас нет. Почему? Ведь русские умные и образованные. И богатства огромные. Но вы ничего не можете сделать из-за коррупции.

– Коррупция есть везде, Европа и Америка не исключение. Кризис показал, какое было воровство, сколько злоупотреблений, финансовых пирамид, надувательства.

– Не путайте коррупцию и бизнес. У вас две цены – официальная и реальная. Я готов заплатить, но не тратить время, чтобы ходить к чиновникам. Коррупции в России намного больше, чем в Европе. Поверьте мне как бизнесмену.

«К сожалению, он прав. Вертикаль власти построена на личной преданности и круговой поруке. А это – основа коррупции. Такая система в принципе не может быть эффективной, – подумал Ратов, но соглашаться с британцем не хотелось. – Русские не любят слишком умных иностранцев, они вообще чрезвычайно умных не любят».

– Так что будем оптимистами, – заметил покрасневший от стаканчика виски попутчик. – Охлаждение временное. Скоро опять вы станете любить Францию, Соединенное Королевство, почти всю Европу. С Америкой сложнее. Вы с американцами не друзья, а соперники.

– Благодарю вас за интересный разговор, – искренне заметил Ратов.

– Не стоит. Надеюсь, он поможет в ваших делах.

«А вот это вряд ли. У нас эти фокусы не проходят. Такие, как Морев, на разговоры чихать хотели. Придется применять другие методы. Более убедительные», – улыбнулся про себя Ратов.

Теперь у него руки развязаны. Пришло время возмездия.

Глава 32 Каждому свое

Но я человек добродушный, я джентльмен; однако я вижу, что дело серьезное. Долг прежде всего, ребята. И я голосую – убить.

Черный автомобиль выехал из поселка госдач в Ватутинках на Калужское шоссе и свернул в сторону Троицка. Миновал некогда сверхсекретный Троицкий ядерный центр, напрасно пытающийся укрыться за высокими и редкими елями, и пошел на спуск к реке Пахра. После моста преодолел резкий подъем и, притормозив у светофора, нырнул направо.