Кремлевские подряды Мабетекса . Последнее расследование Генерального прокурора России
Шрифт:
В противоположность ему, в ряду принципиальных, порядочных прокуроров и следователей Главной военной прокуратуры особо хотелось бы отметить двух генералов: Юрия Муратовича Баграева — начальника отдела надзора за следствием и Виктора Степановича Шеина — начальника следственного управления.
Пять дней Юрий Баграев ждал, пока дело Скуратова поступит к нему. Возбудили дело 2 апреля, а получил он его лишь 7-го. Где оно было до этого?
Загадка раскрылась случайно. Опытные сотрудники военной прокуратуры сразу обратили внимание на то, что часть присланных документов датирована 4 апреля — в этот день Путин поручил начать сбор материалов. Но ведь на основании этих бумаг дело возбуждено еще 2 апреля! А говорило
Поэтому даты под всеми поручениями были срочно переправлены на 1 апреля — переправлены от руки, даже перепечатывать не стали, поленились…
Все это дало Баграеву право официально заявить, что дело сфабриковано и за этим стоит руководство ФСБ.
Я очень благодарен Юрию Муратовичу: он первым признал, что дело возбуждено незаконно и необоснованно и подлежит немедленному прекращению. Это был настоящий поступок.
Не получив поддержки у своего начальника Демина, Баграев проинформировал о своем решении исполняющего обязанности Генерального прокурора Чайку и Совет Федерации. А когда началось неприкрытое давление, собрал пресс-конференцию и обстоятельно разъяснил журналистам свою позицию.
Я очень благодарен ему за слова, которые он произнес в передаче телекомпании НТВ «Глас народа». А сказал он приблизительно следующее: «Я каждый день вижу безысходность в глазах работников прокуратуры, — в глазах тех, кто пытается делать то, что им положено по закону. Я каждый день вижу, как люди теряют веру, вижу, как все больше и больше моих коллег склоняются к мысли: да зачем мне это нужно? Зачем лбом пробивать железобетонную стену? Лучше уж спокойно выполнять то, что мне говорят. Если уж они смогли спокойно проделать такие вещи с Генеральным прокурором, то что же будет со мной, — я-то человек маленький…
На месте Юрия Ильича мог оказаться любой Генеральный прокурор, возбудивший подобные уголовные дела. Правоохранительные органы «подмяты» под власть — вот в чем проблема, вот в чем трагизм ситуации. Речь идет не о законности, — речь идет только о политической целесообразности, — и это самое страшное.
В правоохранительных органах еще сохранился здоровый потенциал, но он утекает, как песок сквозь пальцы. Царит всеобщее настроение отчаяния: зачем заниматься борьбой с преступностью? Это бессмысленно, бесполезно!
Как военному следователю сажать солдата в тюрьму за ящик тушенки, когда разворовываются миллионы, и за это никто не несет ответ? Не потому, что следователи — непрофессионалы, а потому, что им не дают нормально заниматься расследованием!
А если в таком бесправном состоянии правоохранительные органы, — о чем мы можем говорить! Какой подъем экономики может произойти в государстве, захлестнутом коррупцией? Если мы не будем с ней бороться, ничего не изменится, никакие транши нам не помогут!»
Своим объективным выступлением Ю. Баграев завоевал симпатии многих россиян, способствовал укреплению авторитета Главной военной прокуратуры. Но… такие люди не были нужны тем, кто обслуживал интересы «семьи». Этот выпад против власти Баграеву не простили: в рассвете профессиональной карьеры генерал-майор юстиции Юрий Баграев из органов прокуратуры был уволен.
27 августа 1999 года оба моих дела вновь передали в производство Управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры. Видимо, произошло это из-за того, что военная прокуратура не оправдала надежд «семьи» — «кремлевское» дело начало разваливаться. Поняв его бесперспективность, Демин, судя по всему, постарался при первой же возможности «спихнуть» его в Генпрокуратуру.
Сразу после этого в Генеральной
прокуратуре состоялось совещание. Обсуждался ход расследования имеющихся уголовных дел и дальнейшие их перспективы. Именно здесь особенно зримо проявилась принципиальность и честность еще одного истинного профессионала — начальника следственного управления Главной военной прокуратуры Виктора Степановича Шеина. Отчитываясь по делу, возбужденному по отношению ко мне Кремлем, он без колебаний сказал, что оснований для предъявления обвинения Скуратову нет.Судя по всему, об этом сразу же было доложено куда следует, и, как мне рассказали потом, уже через несколько дней в стенах прокуратуры состоялся интересный разговор. Вызвав к себе в кабинет начальника Управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Владимира Ивановича Казакова, его тезка и начальник Владимир Иванович Минаев, руководитель Главного следственного управления, сказал:
— Скуратову необходимо предъявить обвинение.
Казаков, услышав это, пришел в изумление:
— Но вы ведь были вместе со мной на совещании, там же разобрались, что оснований для обвинения нет!
— Тем не менее, обвинение предъявить надо.
К чести Казакова, сделать он это отказался. Забегая вперед, скажу, что отказался предъявлять мне обвинение и старший следователь по особо важным делам Владимир Паршиков.
Сделал это через полгода некто Пименов…
Официально потерпевший
Вернувшееся в Генпрокуратуру дело, возбужденное по моему заявлению, отдали Петру Трибою. Узнав, что ему вновь предстоит заниматься моим делом, Трибой сразу же написал начальнику Управления по расследованию особо важных дел докладную, смысл которой сводился к следующему: «Я отношусь к Скуратову с уважением, подумайте, надо ли давать мне это дело?»
Казаков наложил резолюцию: «Не вижу оснований для отвода».
Забрезжила надежда, что расследование и дальше будет объективным. Не сидели без работы и мои адвокаты — Леонид Прошкин и Андрей Похмелкин. Посоветовавшись, мы решили сменить тактику, вести себя более активно и стали направлять Трибою ходатайства.
В любом цивилизованном обществе частная жизнь человека является священным и естественным благом. О её неприкосновенности говорят статья 12 Всеобщей декларации прав человека и статья 9 Российской декларации прав и свобод человека и гражданина.
В соответствии со статьей 23 Конституции Российской Федерации каждому гражданину (а Генеральный прокурор России не представляет в этом плане исключения) гарантировано право на неприкосновенность частной жизни. Согласно нашей Конституции, «сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускается». Поэтому вне зависимости оттого, кто «главный герой» известной и, подчеркну еще раз, полученной незаконным путем видеокассеты, — здесь налицо предмет преступления — распространение сведений о частной жизни лица, составляющих его личную тайну.
Я много раз объяснял в своих интервью принципиальную разницу между истинными и ложными обстоятельствами. Помните, еще Степашин утверждал, что коль в связи со скандальной пленкой Скуратов заявляет о вмешательстве в его частную жизнь, значит, косвенно он признает, что на пленке именно он. Что ж, обывательская логика в этом утверждении, наверное, есть. Но да простит меня юрист Степашин, с точки зрения юриспруденции это самая настоящая глупость.
Как я уже отметил выше, сведения об обстоятельствах, связанных с частной жизнью, могут быть как истинными, так и ложными. Существует видеопленка, которая по своему содержанию не имеет ко мне никакого отношения. Но поскольку человек, запечатленный на пленке, внешне напоминает меня, то все, что он там вытворяет, стали приписывать мне. Это и есть ложные обстоятельства.