Кремлевские звезды

— Ну, я про это и хотел спросить… Лады…

После директора, я иду в комитет.

— О, Галка, привет. Ну-ка выйди из-за стола. Что с тобой?

— Что? — хихикает она подрагивая своими хвостиками.

— Ты что в мини юбке?

— Ну, Егор! — смеётся она и хлопает ресницами за линзами очков.

Длинные, немного угловатые ноги нагло торчат из-под короткой юбки.

— Ты куда это нарядилась, а? Парня завела? Признавайся.

— Егор! Ты забыл? Мы же сегодня с тобой в баню идём! С райкомом!

— Это что, сегодня уже? Я, боюсь, не смогу, Галь. А ты правда ради меня так красиво оделась? Ну, то есть, вернее, разделась…

— Нет, ну что ты за гад, Брагин, — заливается она, прикладывая ладошку к кончику носа.

— Сегодня же эротическая парная, верно? Ты какие стихи разучила? Нет, молчи, дай я догадаюсь, ты разучила танец. Танец Афродиты, правильно? А интересно, там все будут, как на картине со сценами из греческой жизни? Типа в туниках? Как на вакханалии? А некоторые, обладающие особо красивыми телами без туник. Ты будешь лишь в пене морской, точно?

— А-а-й, не могу, — заливается она. — Хоть ты и начальник, а балбес. Ничего такого не будет. Там прилично всё бывает обычно, никакой пошлости.

— А разврат?

— И разврата не будет.

— В парную в пиджаках и галстуках? Понятно. Жалко, конечно, но не могу я, Галина, не могу. Полюбоваться твоим телом я готов и без свидетелей. Хоть сейчас.

— Хватит уже смешить, — наливается сладостным предвкушением Галя. — Куренкова тебе не простит, если не придёшь. Она десять раз уже звонила, чтобы уточнить, будешь ты или нет.

— А ты что сказала?

— Ну, что я могла сказать, — пожимает она плечами, — что будешь, разумеется.

— Вот, и поторопилась. Да я и стихов матершинных не знаю. Бесполезен для поэтического бомонда.

— Ну что же, — вздыхает Галина. — Придётся выслушивать нытьё Снежинского.

— Чего? — удивляюсь я. — А этот сластотерпец каким боком? Он что выбил мандат, чтобы вторгнуться на райкомовскую оргию?

— Напросился, да. Его иногда берут на мероприятия. Но зря, между прочим, как начнёт нудить, его не переслушаешь. Напьётся, сядет рядом, руку тебе на колено положит и спрашивает, что для тебя значит быть комсомолкой.

— Так он и сегодня будет?

— Будет, конечно. Он же этот, как ты его назвал, сластолюбец, что ли? Если кто выпьет лишку, он к себе домой утащит. Девушек, разумеется. Набьёт полную квартиру и кайфует.

— Как кайфует? Насилует что ли?

Галя хохочет.

— Кто? Он? Егор, не смеши. У него там куча иностранных порнографических журналов. Будет картинки бесстыжие показывать, щупать, как дед старый. Но в постель к нему только самые страшные и самые пьяные попадают. И то не всегда.

— Какую вы интересную жизнь ведёте. Социо-культурную, ага.

— Ну так что, пойдёшь? Не бойся, тебя он к себе домой не потащит. Там только дам принимают.

— Может, и приду, если успею. А что прям реально порнухи много?

— Порнографии? Да, но это дома, я же говорю. У него несколько полок журналов и слайды всякие. Слайды — это вообще отдельная история. Выключается свет, запускается музыка, стоны и вздохи всякие, благовония индийские.

— Пипец, Галь. И сколько раз ты у него была?

— Раза три точно. Нет, четыре. Но на ночь не оставалась ни разу.

— Ясно. Где баня, говори.

— А на Химкомбинате, на производстве капролактама. Там баня шикарная. Пропуск для тебя на проходной будет лежать. У охраны спросишь, как по территории проехать.

Ну и дела. Ну и дела…

Ладно, баня баней, а дело делать надо. Я выхожу, сажусь в машину и еду в «Кавказскую кухню». Не с пустыми руками, с полным багажником джинсы.

— Здорово, разбойники, — приветствую я Цвета и двух его лейтенантов, Карпа и Михася толстого.

Карп растягивает толстые губы в улыбке, а Михась смотрит серьёзно, по-мужски, без тени веселья.

— Нормально ты тогда того кента уделал, — лыбится Карп.

Я киваю.

— Слушайте, братья, я товар привёз, целый багажник, можете сейчас по-быстрому перекидать? И давайте будем уже пробовать. Раздайте своим спекулям, да пусть уже начинают работать. И ещё я вам готов отдать коньяка ящиков сорок для начала.

— Я чё-то не пойму, — хмурит белобрысые брови Михась толстый. — Цвет, мы барыги или воры?

— Миха, — говорю я ему, подаваясь вперёд и доверительно понижая голос. — Может, ты, конечно, и барыга, это ты для себя сам реши. Но главное то, что под тобой докуя реальных барыг и фармазонов. Ты их напряги, и пусть они на тебя пашут, врубаешься? А ты будешь сидеть, да капусту шинковать. Вернее, шинковать Цвет будет, но и вам с Карпом перепадёт. Стопудово не пожалеешь.

Карп одобрительно скалится.

— Нет, ну я ничё, — кивает Михась. — Для себя чисто уточнил.

— Конкретные вы парни, — киваю я. — Это мне в вас и нравится.

Карп с Михасем идут перегружать добро, а мы остаёмся с Цветом.

— Шустрый ты кент, — кивает он, будто с сожалением.

Что, воображаешь, как без меня будешь дела делать? Как наедешь на Ярцева и Большака, подомнёшь Печёнкина и Куренкова, да? Идиот.

— Да, Паша, точно, — хмыкаю я. — Как бы ты без меня справлялся, даже и не знаю. Расскажи, какие у нас расклады рисуются.

— Да, нормальные так-то. Чё, дела идут, контора пишет. Братва довольна.

— Так чего тогда хочет Туман, если, как ты говоришь, валить меня он не собирается?

— Нет, не то, чтобы не собирается, просто ему люди по-человечески чисто объяснили, что это неправильно будет. Что ты в деле, а то что Киргиза загасил, так типа отбивался.

— Ну, а зачем тогда какой-то сходняк, если и так ему всё по-человечески объяснили?

— Ну, братан, ты не вкуриваешь в натуре. Это же официально надо объявить, как там, прения сторон, ваше благородие, господин арбитр. Надо же решение вынести, да? Вынести и довести до всех, чтобы чики-пуки всё было. И, чтоб вопросов у народа не осталось.