Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

О тайнике с двумя иконами Андрея Рублева в толстых стенах Успенского собора Черкизов не то, чтобы забыл, но вспоминал как-то мельком все последние двадцать лет, и только когда заходила речь об этом соборе по работе. Тогда, – но не в жаркой бане, а провожая флорентинца в аэропорту, – он спустил этот вопрос «на тормозах», вежливо дав понять, что такой откровенный криминал не для него, и чтобы тот больше об этом не заговаривал.

Единственное, о чем Черкизов изредка все-таки думал, – откуда тот итальянец, или его люди, узнали не только о тайнике, но и что в нем находится. Даже точно, по штукам. Этого Черкизов в последние дни их расставания не сумел выудить у флорентинца, как он ни хитрил. По-видимому, исторический источник этих сведений стоил тех двух икон Рублева, как ключ стоит своего замка.

Статья легла на стол Черкизова уже через десять минут, но читать он ее начал только вечером, приехав домой. После одинокого ужина Черкизов сел в кресло и в первый раз развернул распечатку. В квартире было тихо и пусто. С женой он разошелся еще пять лет назад, дочка осталась с матерью, а сын давно жил отдельно. Постоянной любовницы у него не было, – они как-то у него не приживались, – а кошкой или собакой тут не было, кем заниматься.

Черкизов с трудом погружался в смысл статьи, написанным сухим, но точным языком историка. Затем он принялся за показавшийся ему еще более сложным перевод письма кардиналов. Прочитав это, Черкизов почувствовал некоторые разочарование: причем тут Иван Грозный? Все оставалось таким же путанным и неясным, как и прочие домыслы, накопившиеся за столетия.

Но архив семьи Фьораванти найден, и это был факт. И найден в том городе, где жил его старый итальянский приятель – хозяин паркетной фирмы, крупный краснодеревщик. От него Черкизов получил когда-то в виде «отката» первые серьезные деньги. Он же потом, перед своим отъездом, и попросился в Успенский собор, и что-то там обмерял и стучал по стенам. Он же и сделал Черкизову предложение, от которого, правда, тот легко отказался: ломом выковырять из стен Успенского собора две иконы работы Андрея Рублева. Почему две? И сразу Андрея Рублева? Он что, узнал это из бумаг архива? Неужели там все так прямо и написано? Чудеса… На каком же языке? Небось, если самому туда поехать – ничего и не разберешь? И Черкизов начал припоминать все подробности их последнего серьезного разговоре в бане перед прощальным ужином в ресторане гостиницы «Россия».

Тогда он легко отказался от этого. У него самого уже имелись серьезные деньги, – два миллиона, – он даже не знал, что и делать с такими деньжищами. Тогда он и не был «кремлевской шишкой», чтобы безопасно шарить по древним стенам, или суметь это организовать для кого-то.

Сколько же это может сейчас стоить? Десять миллионов, сто? К этому вечеру у самого Черкизова денег уже почти не осталось. Во время семейных скандалов, предшествовавших их разводу, жена называла его «вором», «взяточником», «коррупционером», грозила заявить о деньгах в суде, и даже передать их кому следовало со своих счетов. В результате, однако, жена потребовала себе при разводе половину всех денег, а поскольку все они – или их остатки, – лежали на ее имя в итальянском банке, Черкизов не смог ей ничего возразить.

Затем ему пришлось купить новую, приличную для его статуса квартиру, да еще помочь с жильем женившемуся сыну, в результате, денег у него почти не осталось. Во всяком случае, «серьезных» денег, к которым он как-то привык. Это первое. А второе, – он теперь стал именно «кремлевской шишкой», и организовать поиски в соборе было ему сейчас делом несложным.

Черкизов отбросил статью на журнальный столик и включил телевизор. Но какую бы программу он ни включил, в глазах только бессмысленно рябило, а мысли отскакивали назад. Если сам он еще ничего не решил, то что-то другое в нем уже крепко взяло его в свои руки и не отпускало.

«Этот историк, как его, Сизов, – думал Черкизов, – небось, очень захочет поехать в итальянский архив, раз он этим занимается? Наверняка. Да еще за деньги. И паркетчик, пожалуй, не будет тогда мне нужен. Или нужен? Человек он все-таки свой и уже кое-что знает… Да, пожалуй, и присмотрит за этим историком, если чего: городишка, наверное, небольшой, все друг-друга знают… Да и зачем мне столько денег? Тем более, в тайнике их как раз две штуки… Одну мне, другую ему. Может, тогда историк этот мне не нужен, – раз у паркетчика все схвачено? Нет, тоже нужен. Уточнит хоть все, чтобы не стучать, как тогда, опять по всем стенам. Или накопает что-нибудь про ту подземную библиотеку. Тогда нам еще слава и почет…»

В статье Сизова был указан, как это принято, электронный адрес автора. На следующий день Черкизов отправил по этому адресу всего несколько строк. Не из офиса, – было бы глупо и опасно, – и не из дома, у него не было тут даже компьютера, а сходил на почту, заплатил и отправил: «Заинтересовался вашей статьей. Есть предложение. Позвоните», – далее следовал номер его мобильного телефона.

Историк Сизов не ожидал столь быстрой реакции на свою статью: в исторической науке все делалось со скоростью черепахи. До вечера он выдержал, но вернувшись домой из института, собравшись духом и мыслями, позвонил.

Сначала он со своей обычной застенчивостью, и слегка заикаясь на «э», представился Черкизову, но потом, полагая, что этого достаточно, просто замолчал.

– Алло! Вы на связи? Алло! – крикнул в трубку Черкизов. – Да, да, у меня к вам есть предложение.

– Я вас слушаю.

– Вы хотите поехать в архивы Флоренции? Я вам все оплачу.

– Что я должен там э-э… найти?

Теперь замолчал ненадолго сам Черкизов.

– … Это не для телефонного разговора. Нам надо встретиться. Оплатой услуг, я думаю, вы останетесь довольны. Завтра сможете?

– Хорошо, завтра.

Положив телефонную трубку, Сизов задумался. Кто он такой? Какой-нибудь «олигарх»? Польстился на библиотеку Ивана Грозного? Или скандальный и богатый журналист, почуявший сенсацию? Да ради бога! Такой шанс выпадает раз в жизни… Кто бы он ни был, – хоть черт, – только бы все оплатил, я-то что-нибудь там да найду!

Их первая встреча произошла в недорогом и скромном кафе. Черкизов предложил заказать полный ужин, но Сизов отказался и попросил себе только чаю.

После первого телефонного разговора Черкизов весь день до их встречи размышлял, что бы такое сказать историку, чтобы и правду сказать, что ему от него нужно, и чтобы не открыть самого главного. Но ничего из этого у него не вышло. Поэтому вечером он говорил обо всем Сизову путано и неясно.

– Так что вам конкретно в этом архиве нужно? – спросил, наконец, Сизов, допивая чай и не поняв главного из путаных речей собеседника.

– Первое, – решился на все Черкизов, – узнать про подземную библиотеку царя Ивана Грозного.

– Теперь мне ясно. У вас есть и второе?

– Узнать о других тайниках этого Фьораванти.

– А они есть?

– Есть, – сказал жестко Черкизов. Он даже обозлился, что пришлось все главное выложить этому типу при первой же встрече.

– Что скажете о деньгах? – спросил историк, будто пропустив мимо ушей самое главное.

– Хорошие командировочные. А затем, в случае успеха, очень крупная премия.

– Я должен буду взять с собою дочь. Мне нужна там помощница, и вообще…

– Согласен. Сколько это может занять у вас времени – работа в архиве?

Сизов только усмехнулся и развел руками:

– Э-э… от одних суток и до ста лет. Не устраивает?

– Нет. Две недели. Самое большее – три.

– Постараюсь. Но вы же э-э… взрослый человек.

Когда они расстались, каждый был чем-то недоволен. Черкизов ожидал большей скромности и покладистости от бедного историка. Сизова же насторожил сильный запах криминала, который он безошибочно почувствовал. Расстались они в неопределенности: историк оставил за собой сутки на размышление, пообещав позвонить в любом случае.