Крепость Дракона

И снова жезл, описав круг, ударил юношу, на этот раз в грудь. И снова костяная пластинка защитила ему грудину, заставив отлететь палку. Жезл ударил его "по лицу и отскочил, встретив броню под кожей его левой щеки.

Баот громко рассмеялся, а Керриган в изумлении открыл рот.

— Все получилось.

— Все в порядке, — кивнул эльф и вернул жезл Орле. — Ваши опасения, магистр Орла, оказались напрасными.

— Вы кое-что упустили. В его способности совершить заклинание я не сомневалась. Но справится ли Керриган с последствиями того, что сделало с ним заклинание? Вот что меня беспокоит.

Керриган нахмурился:

— Что вы имеете в виду, магистр? Ведь это же просто фантастика! Если бы со мной это сделали раньше, то хулиганы в Низине не смогли бы меня избить. Это невероятно. Теперь мне никто не причинит вреда!

Он поднял правую ногу и пнул край бассейна. Пальцы его при этом расшиблись, как у простого смертного. Никакого намека на защитную броню. Он услышал треск, отскочил и упал на спину, сильно ударившись. УрЗрети, стоявшая сзади, еле успела отскочить в сторону.

Керриган схватился за ступню.

— Ой! Ой! Ой! Что такое? Не понимаю.

Орла холодно ему ответила:

— Магия не даст другим причинить тебе вред, а вот сам себе ты навредить можешь. Заклинания эти убьют тебя, если ты не успеешь противопоставить им собственные заклинания. С другой стороны, если тебя, например, столкнут с крыши, ты, возможно, останешься жив, однако если сам вздумаешь с нее спрыгнуть, то разобьешься.

Он нахмурился:

— Возможно, останусь жив? Орла кивнула:

— Если ты встанешь под большой скалой, она тебя раздавит. Если сулланкири метнет в тебя заколдованное копье, то умрешь в страшных мучениях.

— Ну а всякие мелочи мне теперь не повредят. — Керриган уселся. — Почему вы думаете, что это плохо?

Орла вынула из висевшего у нее на поясе кошелька золотую монету и бросила ее на середину площадки.

— Подними монету.

Керриган выгнул бровь:

— Вы что же, сомневаетесь, что я могу это сделать?

— Так сделай.

Адепт взмахнул правой рукой. Монета поднялась на фут от пола, но в это время жезл Орлы опустился ему на плечо и отскочил от костяной пластины. Звон монеты, упавшей на пол, заглушил звук удара.

Керриган посмотрел на монету:

— Не понимаю.

— Все просто, адепт Риз. — Орла злорадно посмотрела на Баота. — Это заклинание стало теперь частью тебя самого. Оно постоянно работает. Оно забирает от тебя энергию и отвлекает тебя от других вещей. Поэтому ты оказываешься неспособен помочь другим, если самому тебе угрожает опасность. Эльфийский лучник может помешать тебе совершить заклинание, если время от времени станет пускать в тебя стрелы.

Ноздри ее раздулись.

— Ты увидишь, как падают твои товарищи, но не сможешь ничем им помочь. Сам тем не менее останешься жив. Ты всегда будешь мучиться от этого своего предательства. Надеюсь, что ты сможешь это пережить. Я бы не смогла, не смог и тот единственный человек, который до тебя осуществил это заклинание.

— Кто же этот человек?

— Кирун, создатель Короны Дракона. — Орла покачала головой. — Его сумасшествие вернулось обратно через несколько столетий, заставив страдать весь мир. Тебя заставили совершить это заклинание в надежде, что ты сможешь покончить с этим безумием. Надеюсь, адепт Риз, что ты не ввергнешь всех нас в еще более глубокую бездну.

ГЛАВА 39

Между столкновением с Миралл'марой и прибытием из Джераны знаменитого генерала Маркуса Адроганса прошло пять дней, мрачных и тягостных. Алекс занимали в это время разные мысли, но ничто не могло отвлечь ее от воспоминаний об израненных, остывающих трупах и негромких предсмертных вздохах детей.

После набегов авроланов Алекс доводилось видеть трупы детей, но умирали они не на ее глазах, а потому она и не видела, как вытекала из ран кровь и стекленели детские глаза. А главное — они умирали не от моей руки.

Пери делала все, что могла, чтобы облегчить душевные муки Алекс. Миша тоже старался ее отвлечь. Когда она отвергла его приглашение в театр, он предложил ей сразиться с ним на мечах. Разминка прошла хорошо, но после того как Миша получил большое количество синяков и царапин, Алекс снова впала в депрессию, ругая себя за то, что наносит раны тем, кто этого не заслуживает.

Она предпочла бы не ходить в крепость Грипс на прием, что устраивали в честь Адроганса, но великая герцогиня позаботилась сделать так, чтобы выбора у нее не было. Татьяна даже выбрала для нее платье с накрахмаленными шелковыми юбками и расшитым золотом лифом. Руки и грудь ее оказались выставленными напоказ, и Алекс было стыдно, хотя и выросла она среди гиркимов, носивших минимальное количество одежды.

Они, во всяком случае, разрешали мне иметь при себе кинжал, и я пристегивала его к бедру либо к предплечью. Алекс и в этот раз хотела его взять, и Пери даже покрыла ножны парчой в тон лифа, но Татьяна наложила на этот план вето. Может, прицепить кинжал к бедру? Нет, если в нем и возникнет необходимость, задирать при всех юбку она уж точно не станет. Великая герцогиня предложила спрятать кинжал в ложбинке груди, но Алекс очень сомневалась в том, что это ухищрение останется в тайне. Эта часть ее тела всегда привлекала внимание мужчин, и, заметив на себе похотливые взгляды развратников, девушка еле сдерживалась, чтобы не пустить в ход оружие.

На прием Алекс приехала рано, надеясь, что, учитывая это, ей позволят пораньше уехать. Внимательно изучив проведенные Адрогансом сражения, она была почти уверена, что приедет он поздно, в сопровождении большой свиты и устроит переполох. Время шло, и генерала можно было теперь ожидать с минуты на минуту. Алекс приняла меры предосторожности и отступила в сторонку, чтобы свита генерала, рассевшись за заставленными угощениями столами, не преградила ей дорогу. Просматривая сообщения о поставке продовольствия, Алекс сделала вывод, что солдаты Адроганса слишком много едят, и войско его похоже скорее на орду, чем на боевую дисциплинированную армию.

Она вышла в сад. Прохладный воздух освежил разгоряченную кожу. Музыка заглушила разговоры, и Алекс слегка улыбнулась. С собой она прихватила бокал сладкого вина с ароматом слив.

Песня, которая сейчас звучала, была популярна на территории между Джераной и Окраннелом, поэтому Алекс тотчас ее узнала. Называли ее оба народа по-разному, да и содержание песни тоже разнилось. До падения Окраннела пели о пастухе и о чудесах, которые тот видел, разыскивая потерявшуюся овечку. После поражения песню переделали, и безымянный пастух обрел имя ее отца, а саму Алекс стали уподоблять пропавшей овечке.

После войны сад тоже изменился. Из разных городов и с полей сражений Окраннела привезли сюда камни и расставили их в определенном порядке. Через весь сад вырыли ров, повторявший изгибы реки Днивеп. Через ров перекинули мост, хотя в Окраннеле Радуйский мост был разрушен. Сюда привезли растения, характерные для их северного края, и они разрослись, что некоторые сочли дурным предзнаменованием: получалось, что окраннельцы надолго здесь обосновались.

Алекс рассмеялась, поняв, что, выйдя в сад, пошла в том же направлении, что и пилигримы, которые ради пророческого сна на родной земле совершали походы в Окраннел.