Крепость дьявола

Ремизов замолчал, мучительно пытаясь осмыслить происходящее. Сознание категорически отказывалось воспринимать идею, что разум двоих совершенно разных людей неожиданно синхронизировался.

– Эй, что это они с нами делают? Куда вы нас несете? – внезапно разволновался Фридрих, обращаясь к суетящимся внизу ученым.

Юрий сфокусировал свое внимание на происходящем: их с Фридрихом тела подняли с пола и уложили на медицинские каталки. Раздался приказ – везти их на срочное вскрытие. В мозгу раздался отчетливый сигнал тревоги.

– Вот, чёрт! Кажется, они считают нас мертвыми.

С этими словами Ремизов, потихоньку начавший догадываться, как управлять своим новым сознанием, усиленно сконцентрировался на одной единственной мысли: нужно сейчас же вернуться в собственное тело.

«Я жив», – повторял Юрий, словно заклинание, одни и те же слова. Внезапно в мозгу что-то ярко вспыхнуло, словно взорвалась граната, а вслед за этим вернулась боль, пронзив всю его сущность подобно удару электрической молнии.

* * *

Эрих, помощник доктора Грубера, с некоторым усилием толкал перед собой тяжелую медицинскую каталку, направляясь к двери прозекторской. Вдруг, тело мертвеца содрогнулось в ощутимых конвульсиях. Ассистент профессора от неожиданности вздрогнул и остановился прямо посередине коридора.

Эрих на практике еще никогда не сталкивался с таким необычным физиологическим явлением, как посмертные судороги. Обойдя каталку сбоку, он подошел к трупу поближе и взял его за безвольно свисающую с края тележки руку, чтобы уложить ее обратно на поверхность. В этот самый миг, рука неожиданно ухватила Эриха за горло, сжав с такой неистовой силой, что он начал задыхаться и захрипел.

Перед тем, как окончательно потерять сознание от охватившего его ужаса, ассистент доктора Грубера увидел, как оживший покойник внезапно широко раскрыл глаза и отчетливо произнес: «Я жив».

* * *

Доктор Грубер пребывал в полнейшем замешательстве. Этой ночью эксперимент не просто вышел из-под контроля – произошло нечто невероятное, фантастическое.

Нечаянно оказавшиеся в эпицентре излучения сферы, на самом пике её мощности, русский диверсант и оберштурмфюрер Леманн испытали клиническую смерть, а затем снова ожили. Их следовало немедленно и обстоятельно изучить.

К большому сожалению профессора, оберштурмбанфюрер Гаус, внезапно почтивший своим присутствием ученую обитель после того, как ему доложили о чрезвычайном происшествии, не позволил доктору Груберу оставить у себя Фридриха. Критически осмотрев оберштрумфюрера Леманна с головы до ног, и получив его эмоциональные заверения в том, что он прекрасно себя чувствует и снова готов служить, герр Гаус решил, что его офицеру нечего больше делать в лазарете.

– Вам вполне будет достаточно одного русского для исследований! – заявил он профессору непререкаемым тоном. – А Вы, Фридрих, следуйте за мной! Я жду от Вас подробного доклада о том, что произошло сегодня, и как Вы умудрились это допустить.

Вскинув руку в нацистском приветствии, Фридрих бодро замаршировал следом за начальником гарнизона, в глубине души испытывая искреннюю признательность за то, что тот вытащил его из этой преисподней.

Бросив недовольный взгляд вслед уходящим офицерам, доктор Грубер развернулся и направился обратно в лабораторию.

Пленный русский разведчик лежал посредине помещения без сознания, привязанный к больничной койке. Ожив, он оказал отчаянное сопротивление, когда его попытались обездвижить, проявив при этом недюжинную силу. Скрутить диверсанта удалось только благодаря лошадиной дозе успокоительного, которую исхитрился вколоть ему один из помощников профессора, выстрелив дротиком с транквилизатором.

– Когда он очнется, чтобы мы смогли приступить к исследованию его мозга? – деловито спросил доктор Грубер у одного из своих ассистентов.

– При той дозе наркотика, которую мы ему ввели, полагаю – примерно через полчаса.

– Ну что же, коллеги. Давайте готовить инструменты, – удовлетворенно произнес профессор, в предвкушении потирая друг о друга ладони.

Отвернувшись от заключенного, доктор Грубер сел за рабочий письменный стол и начал сосредоточенно записывать свои последние наблюдения, поэтому он не увидел, как пленный русский диверсант пришел в себя и пристально наблюдает за ним, незаметно приоткрыв глаза.

Глава 9

Выйдя из наркотического забытья, Ремизов тут же обнаружил, что он крепко пристегнут наручниками к койке, и самостоятельно освободиться вряд ли получится. Однако сдаваться без боя, старший лейтенант не планировал.

Скосив глаза вбок, Юрий рассмотрел лежащий на прикроватном столике стальной поднос с разложенными на нем хирургическими медицинскими инструментами. Требовалось совсем немного – высвободить правую руку – и тогда он мог бы дотянуться до этого подноса. А дальше – уже дело техники. Однако Юрий отдавал себе отчет в том, что любое резкое движение сразу привлечет к себе внимание, и тогда немцы догадаются, что он пришел в сознание.

«Интересно, а фрица этого – Фридриха – они тоже здесь держат или, как своего, отпустили?», – вдруг пришло в голову Ремизову. Сам не зная, зачем, он мысленно обратился к немецкому офицеру и неожиданно получил ответ.

* * *

Фридрих стоял навытяжку перед своим начальником, рассказывая ему небылицы о том, как его разум на время отделился от тела, и что он установил ментальную связь с русским диверсантом.

Оберштурмбанфюрер Гаус смотрел на него, как на умалишенного, со смесью раздражения и жалости.

«Все-таки герр Грубер отомстил Фридриху за поруганную честь дочери, хотя и невольно. Этот юноша подавал такие большие надежды, а теперь стал идиотом», – рассуждал про себя оберштурмбанфюрер, исподлобья разглядывая Фридриха.

В подтверждение его слов, молодой человек внезапно схватился за голову – он явно только что испытал пронзительный приступ боли. Затем его губы беззвучно зашевелились – Фридрих разговаривал с кем-то невидимым. Так продолжалось целую минуту.

Оберштурмбанфюрер Гаус рывком поднялся из кресла, в котором он только что сидел, развалившись и закинув ногу на ногу.

– Фридрих, мальчик мой! Тебе плохо? Что этот фанатик с тобой сделал? – встревоженно спросил он, обеспокоенно заглядывая оберштрумфюреру в глаза, и слегка встряхнув молодого человека обеими руками за плечи в попытке привести его в чувство.

– Все в порядке, – мотнул головой Фридрих, словно освобождаясь от наваждения. – Прошу меня извинить, оберштурмбанфюрер, но мне срочно нужно выйти.

С этими словами, Фридрих Леманн круто развернулся и вышел вон из кабинета начальника гарнизона, даже не потрудившись закрыть за собой дверь.