Крепость королей. Проклятие
Шрифт:
Агнес вдруг вспомнились книги, которые она видела в тайнике монаха. Среди них были и работы Мартина Лютера, противника церкви. С чего бы отцу Тристану хранить у себя подобные книги, да еще тайно? Может, он и сам был на стороне мятежников?
– Матис утверждает, что церковь обирает бедных людей до нитки, – начала она нерешительно. – Торговцы индульгенциями разъезжают по городам и обещают людям вечную жизнь лишь за то, что они оплатят папе его дворцы. Среди местных крестьян тоже слышны разговоры об этом Мартине Лютере… Вы это имеете в виду, когда говорите о церковном расколе и беззаконии?
Отец Тристан довольно долго собирался с ответом.
– Католическая церковь стара, очень стара. Мы стараемся нести слово Христа, но многое предано забвению, другое с течением времени переиначено. Кто знает,
Он подошел к окну и выглянул наружу. На полях неустанно трудились крестьяне, а под крышей щебетали в гнездах ласточки, возвещая лето.
– Я чувствую, что грядет буря, – проговорил наконец старик. – Чувствую каждым суставом. Многое из того, что еще цело, она сметет, как солому. Храни нас Господь…
Губы его вдруг растянулись в улыбке, обнажая немногочисленные зубы.
– Да что я такое болтаю, – сказал он бодрым голосом. – Погода слишком хороша, чтобы предаваться столь тяжким мыслям.
Перехватив посох, монах зашаркал к двери.
– Пойдем-ка лучше в лес, наберем вахты и пастушьей сумки. Сегодня вечером надо будет проведать кое-кого из крестьян. Пользы от этого несравнимо больше, чем от раздумий и жалоб.
Филипп фон Эрфенштайн стоял в своих покоях на втором этаже башни и, поглощенный мыслями, смотрел на старые доспехи. Они висели на деревянной стойке перед ним и поблескивали на полуденном солнце.
Все утро Эрфенштайн провел, до блеска полируя отдельные части доспеха. Он счистил ржавчину и медянку, смазал металл дорогим маслом из Турции. И теперь проводил пальцем по нагруднику, наручам с набедренниками и чуть помятому бацинету [11] с забралом. Такие роскошные доспехи носили вплоть до середины прошлого столетия – облаченный в стальной панцирь и верхом на боевом коне, рыцарь буквально сминал противника. Филиппу они достались от отца, дворянина из Саксонии. Сколько же времени довелось ему провести в этих доспехах! Каждая вмятина напоминала о боях, турнирах и давно забытых сражениях. Эрфенштайн был сильным, опытным рыцарем. Сам император Максимилиан принял его в свою личную гвардию. С той памятной битвы при Гингате, во время которой, будучи юным пажом, Эрфенштайн спас будущему кайзеру жизнь, они стали друзьями. В то время Максимилиан был еще эрцгерцогом Бургундии. Вооруженные пиками, он и его паж в рядах простых пехотинцев обратили в бегство французскую кавалерию. С того самого дня Эрфенштайн, как заслуженный орден, носил шрам и повязку на глазу. Спустя несколько лет Максимилиан стал императором и в качестве ленного владения даровал старому другу Трифельс.
11
Бацинет (Bascinet) – вид купольного шлема с кольчужной бармицей; появился в XIV в.
Первые годы в крепости знаменовали воплощение его сокровенной мечты. Он стал наместником овеянного историей места, получал собственные доходы и в лице Катарины обзавелся умной и красивой женой. Не хватало лишь детей. Супружеская чета неуклонно старела, и люди уже начали распускать слухи.
Но потом появилась Агнес, его любимая девочка. Казалось, еще вчера она сидела у него на коленях.
Папа, расскажи мне, как было раньше. Расскажи про коней и рыцарей, про турниры и битву при Гингате…
Кем же выросла его любимая девочка? Поначалу ее детская любовь к старинным историям вызывала у него лишь улыбку. Но со временем страсть к книгам, мужские брюки и сокол сделали ее посмешищем для всей округи. А вместе с ней и его самого! Почему же Агнес не желала понять, что он желал ей только добра? Откуда взялось это предубеждение против выгодного брака с состоятельным мужчиной?
Филипп фон Эрфенштайн прикрыл здоровый глаз и попытался определить тот момент, когда его жизнь взяла неверный курс. Изменения приходили постепенно, практически незаметно, и со временем становились все значительнее. Сначала его владения со всех сторон сократились в пользу герцога Цвайбрюкена, пфальцского курфюрста и соседних
графств – Эрфенштайну приходилось отдавать земли за долги. Потом проклятые города обрушили цену на зерно, а его другу Максимилиану стали не нужны рыцари – он отдал предпочтение дорогим, хорошо вооруженным ландскнехтам. И оплачивать их вынуждены были не сами правители, а простые дворяне, бароны и рыцари! Из небольших распрей и стычек в сотню человек вырастали полноценные, дорогие войны.Примерно в то же время Эрфенштайн начал топить все заботы в вине. Со смертью Максимилиана его надежды обратить свою жизнь к лучшему рухнули окончательно. А крепкая выпивка приносило сладкие грезы о благородных поединках прошлого.
Эрфенштайн взялся за двуручный меч, стоявший в углу возле доспехов, и в тусклом отражении клинка взглянул на свое отекшее лицо со шрамом и повязкой на глазу. В кого он превратился! Обнищавший феодал, вынужденный беречь каждый геллер, чтобы потом все равно пропить его… Что ж, по крайней мере, доспехи и оружие остались при нем. Меч, булава, копье и кинжал в локоть длиной, выкованный когда-то славным мастером Виленбахом. Многим рыцарям в эти тяжелые времена приходилось продавать все свои доспехи, и, едва отличимые в рваных одеждах от собственных крестьян, они жили в продуваемых всеми ветрами крепостях. За последнее время многие из них сгинули в бессмысленных мятежах против империи или подались в разбойники.
Только Эрфенштайн держался, невзирая на все неприятности…
Старый рыцарь улыбнулся, и его отражение сверкающей лужей расплылось по клинку. Возможно, все еще обернется к лучшему. Поход против Черного Ганса был его последним шансом сохранить Трифельс. И он его не упустит. Может, благодаря этому неугомонному Матису им удастся захватить крепость Вертингена. В таком случае хотя бы на этот год можно будет забыть о долгах. Кроме того, новый сосед, юный граф Шарфенек, великодушно пообещал ему большую часть добычи. Такое великодушие поначалу смутило Эрфенштайна, и он не желал принимать его. Быть может, это была лишь злая шутка высокомерного юнца, которому захотелось посмеяться над старым рыцарем… Или же граф преследовал совсем другие цели?
Эрфенштайн решительно вложил меч в ножны. Он еще не сдался. Еще один бой – и они с Агнес снова будут на плаву.
Отец Тристан действительно устроил так, чтобы в последующие дни у Агнес было время поразмыслить о разговоре в библиотеке. К тому же ей так и не представилась возможность еще раз заглянуть в тот загадочный тайник. Деревни и селения вокруг Трифельса охватила страшная лихорадка. В первую очередь она поражала стариков и детей. Агнес без конца кипятила горшки с ароматным отваром из вероники и ивовой коры, делала холодные примочки с уксусом и прикладывала ко лбам больных. Однако ни ей, ни отцу Тристану не удалось уберечь всех: в течение недели от лихорадки умерло более десяти человек. Большинство из них – дети. Они угасали буквально на глазах.
Агнес в который раз уже подивилась тому, с каким безразличием родители принимали смерть маленьких дочерей или сыновей. Господь давал им дитя, он же его и забирал. Особенно в первые годы жизни детей умирало столько, что люди переносили это как град или страшную бурю. Главное, что ребенок был крещен и потому попадал на небо.
Агнес невольно вспомнила, как Матис поносил церковь и папу. Он был прав во многом, о чем говорил, но простые крестьяне были непоколебимы в собственной набожности. Временами они бранились на откормленных, жирных священников, но продолжали твердить молитвы и усердно посещали деревенские церкви.
Все эти дни Матис намеренно избегал ее. Большую часть времени он проводил в своей мастерской в Ойссертале или собирал уголь возле угольных куч в лесу. Несколько раз Агнес пыталась попросить у него прощения за свои глупые подозрения, но Матис лишь обходил ее с угрюмым видом.
Вечером пятого дня после их ссоры Агнес наконец застала его одного в маленькой мастерской возле родительского дома, где он мастерил подкову. После работ над орудиями для предстоящей осады Матис еще несколько часов трудился над различными заказами в кузнице. Его отец уже несколько недель был не в состоянии работать у горна. Матис с силой колотил молотом по раскаленному железу. Казалось, он не услышал осторожно вошедшую Агнес.