Крепость Магнитная

— Надевай!

Кто-то из ребят сбегал в соседний барак за утюгом, чтобы подгладить брюки. У кого-то нашелся галстук. Когда счастливчик был одет, Глытько опрыскал его тройным одеколоном «Заря революции» и, слегка подтолкнув в спину, пожелал успеха.

В шестом часу вечера Дударев подошел к дому на Карадырской улице, на котором висел номер 4, поднялся по узкой деревянной лестнице на второй этаж и постучал в дверь. Лина залюбовалась им, когда он снял кожух. С восторгом заговорила о том, что ему очень идет черный костюм с белой рубахой и вот с таким — в полоску — галстуком. А представляя матери, сказала, что это тот самый Дударев, который в уме извлекает квадратные корни. Мать показалась Порфирию интеллигентной и скромной женщиной. У нее большие черные глаза, от которых еле заметно расходились первые морщинки. Дочь очень походила на мать. Лина, как понял Порфирий, была у мамы одной-единственной и пока, по его мнению, не совсем избалованной.

— Проходи, чего стал, — Лина взяла его за руку и ввела в большую, освещенную старинной люстрой, комнату, в которой сидели несколько человек. — Это подружки Варя и Тося, — сказала она, не пояснив толком, кто из них Тося, а кто — Варя. Потом кивнула на парней. Один был высокий, в узких клетчатых брюках, в начищенных до блеска ботинках с удлиненными носами и походил на артиста из американских кинобоевиков, которые нередко демонстрировались в клубах. Артист встал и, чуть склонив голову, представился:

— Леонид Мойсенович, учитель танцев, в общем, борец за новую соцкультуру.

— Я вас знаю по клубу ЦЭС.

— Да?..

Второй был монтажником — невысокий, с воловьей шеей и звали его — Аполлон Ведерников.

Порфишка дивился необычной обстановке, в которую попал. Ему еще не приходилось бывать в каменных домах, где вместо печи — паровое отопление, а в стене кран для воды — цеди сколько влезет. Ни дров рубить, ни ходить к колодцу — красота!

И еще одно не укладывалось в его понятии: в семье три человека, а занимают две большие комнаты. В бараке на такой площади тридцать мужиков проживают.

Он сперва не заметил пианино, но когда Лина, откинув белое покрывало, уселась на вертящийся стульчик и стала играть, застыл в ожидании хорошей, душевной музыки, но вскоре понял — у нее ничего не получается: много грома и совсем нет души. Лина, однако, не унималась, колотила по клавишам, а Ленька «артист», подхватив Тосю, кружился с нею по комнате.

Побарабанив еще немного, хозяйка хлопнула крышкой, видимо, исчерпав репертуар, и сняла со шкафа патефон. Покопалась в стопке пластинок, выбрала нужную и громко, будто в клубе со сцены, объявила:

— Танго «Дождь идет»!

Сама подала руку Леониду, и он бережно повел ее в танце на середину комнаты. Вслед за ними выступили на пару Аполлон с Тосей, а черненькая, чем-то напоминающая цыганку, Варя лишь поглядывала на Порфирия, дивилась, почему он не приглашает ее. Не знала она да и не могла знать, что бывший крестьянин из Неклюдовки, а ныне строитель Порфирий Дударев, никогда в жизни не танцевал.

Кончилось танго, и Леонид сам занялся патефоном:

— «Брызги шампанского»… Прошу!

Опять подхватил Лину, зашаркал длинноносыми ботинками по полу. Аполлон и в этот раз танцевал с Тосей. А Варя скучала. Наконец поднялась, подошла к Порфирию:

— Думала, пригласите… не дождалась.

— Не умею. Честное слово, — уперся Порфирий, и лицо его покрылось краской.

— Я сама не умею.

— Нет, вы танцуете, по глазам видно.

— Не упирайтесь: не умеете — научитесь!

Он робко пошел вслед за нею, неуклюже переставляя ноги, обутые в тяжелые яловые сапоги. На первом же круге задел за стол, сбился с ритма и вдобавок наступил партнерше на ногу. «Артист», заметив, ухмыльнулся, не переставая кружиться. Порфирий хотел было сказать — больше не танцует, но отступление — будь то в большом или малом — не в его духе. Решил, значит, так и будет! И пусть этот Ленька думает о нем что хочет: танцорами не рождаются. Мысленно обозвал себя медведем: это ж надо, такой девчонке на ногу наступил! А Варя будто ничего не замечала, улыбалась. Наконец сказала, что он — врожденный танцор, и этим еще более смутила его.

Пользуясь тем, что музыка стихла, а гости присели отдохнуть, в комнате появилась мать Лины:

— Извините, — сказала она. — Отец задерживается. Займитесь чем-нибудь. Линочка, покажи гостям фотографии.

— Мама, ты гений! — воскликнула Лина. — Но мы еще потанцуем. — И, увидя, что Леонид роется в пластинках, потребовала завести входившую в моду румбу. Тот поднял голову:

— Слушаюсь, Сталина Аркадьевна!

«Вот у нее какое отчество», — подумал Дударев.

Вслед за румбой пошли вальсы «Голубой Дунай», «Сирена». Порфирий сам подошел к Варе, и она удивилась, как он легко повел ее. «Замечательно», — прошептала она почти в ухо, хотя новоиспеченный танцор тут же споткнулся и чуть было не упал на Аполлона.

— Не обращайте на это внимания, — подбодрила она. — Вы способный ученик!

— Пока я вижу только способную учительницу.

Вместо ответа Варя подала ему обе руки, приглашая на круг. Он не мог не заметить, как она приятно взволнована, ей, видимо, очень нравился этот семейный вечер с музыкой и танцами. А еще, было заметно, она собиралась что-то сказать ему и не решалась. Почему-то спросил, что она делает на заводе.

— Я машинист коксовыталкивателя.

— Девушка — машинист — это же здорово!

Пластинка остановилась, и в эту минуту послышался стук в дверь.

— Отец пришел! — оживилась мать Лины и вышла в коридор, чтобы открыть ему.

Именинница тотчас распорядилась выдвинуть стол на середину комнаты, накрыла его белой скатертью и принялась расставлять тарелки, раскладывать ножи, вилки. Поставила на стол несколько бутылок с вином и грушевым напитком. Девчата принесли из кухни большую эмалированную миску с холодцом, тарелку с ветчиной, сыром, сладостями.

Все уже сидели за столом, когда в комнату вошел отец. Он слегка склонил голову, поздоровался с гостями. Подняв глаза, Порфирий увидел… Сарматова. Того самого, который отчислил его из цеха под предлогом того, что «одна паршивая овца может испортить все стадо». Заколебался: как поступить — уйти или остаться? Холодный, явно враждебный взгляд хозяина ничего хорошего не предвещал.

— Пап, знакомься, это Дударев. Помнишь, я говорила тебе, он трехзначные числа в уме множит. Математик.