Крепость Магнитная
Шрифт:
И вдруг живо представил, как, став офицером, едет на новое место службы. Его опять, теперь уже с семьей, посылают на Восток. И ничего там, кажется, такого на Востоке нет, а вот тянет, хочется скорее увидеть Курилы, Авачинский вулкан. И еще податься дальше, на север, к Берингову проливу, где одиннадцать месяцев зима, а остальное лето… Говорят, побывав в пустыне, со временем опять потянешься туда. Видимо, так устроен человек. Море — не пустыня, но кто сказал, что оно сулит сладкую жизнь! Красивое с берега — это не то море, которое знают моряки.
И хотя до отъезда еще далеко, да и куда пошлют — неизвестно, Платон
— Опять ночь? — спрашивает она.
— Не бойся. Я с тобой…
Отложив письмо, Платон прислушался к шуму дождя за окном, к глухим, отрывистым ударам грома, и ему почудились… взрывы на горе Магнитной. И опять мысли о Галине, о маленькой Аленке. Перечитал написанное и на обратной, чистой стороне листка добавил:
«Девочка моя хорошая, отпечаток твоих ладошек со всеми десятью пальцами получил. Представляю, как ты выросла. Осенью тебе придется идти в школу. А чтоб ты не промочила ноги, не простудилась, я куплю тебе в Гостином дворе теплые ботинки».
Галина обычно делилась своей радостью с Розой. Не скрывала от нее ни единого слова из того, что писал Платон. С таким намерением, прихватив его новое послание, и отправилась она вместе с Аленкой на «королевскую виллу».
Сойдя с трамвая, они увидели тополь, посаженный Янкой. Чуть в сторонке — большой серый камень. Но ни калитки, ни самой «виллы» не было. Все разрушено, перевернуто вверх дном. В чем дело?.. Аленка в испуге прижалась к матери: ничего нет.
— Странно, — сказала мать.
Постояв на грядке, где еще недавно росли цветы, и толком ничего не узнав, пошли на первый участок в поликлинику. Розы Павловны на работе не оказалось — ушла к больному.
Взяв Аленку за руку, Галина повела ее назад к трамваю. А вернувшись домой, принялась готовить обед. Не успела однако растопить плиту, как увидела в дверях Розу. Вихрем влетела она в комнату. Поцеловала Аленку, вывалила на стол кучу гостинцев. Схватила за руку Галину, потянула, кружась, на середину комнаты.
— Погоди, что там у вас, землетрясение? — уперлась Галина. — Все разбурено, аж страшно…
— Вы были там?
— Только оттуда. Что случилось?
— Все, как и следовало ожидать.
— Не понимаю. Объясни в конце концов!
— И ничего хорошего там не было, а вот стала уезжать, чуть не разревелась. Собрала вещички, вынесла на телегу, а тут мужики — с лопатами, ломами. В один миг разрушили, разбросали, чтоб никто, говорят, не поселился. Стою, а у самой слезы, жалко, а чего — и сама не пойму. — Потом махнула рукой. — Да пропади ты пропадом! Столько лет, как сурок, в норе жила! Правильно горсовет решил: через год чтоб никого в землянках!
— Куда ж ты переселилась?
— К Вале на первый участок. Помнишь, знакомила тебя с нею — тихая такая, скромная. Медсестра она… Отдельную комнату предложили: получайте, говорят, живите. А зачем она мне?
— Как это зачем? Ты же врач.
Роза повела плечами, усмехнулась,
находясь в возбужденном состоянии; она, казалось, не могла объяснить все по порядку, а может, просто собиралась удивить Галину, заставить ее ахнуть и поэтому нарочно оттягивала, не хотела сказать сразу. Бессвязно болтала о том, о сем, сыпала словами, будто горохом. Вдруг завела игривую мелодию, стала пританцовывать. Озорство буквально выпирало из нее.— Значит, отказалась от комнаты?
— Пусть получает тот, кому нужно! — и стала спрашивать, как она, Галина, живет, что у нее нового.
— Нового?.. — Галя вынула письмо. — Вот!.. Нет, ты сперва скажи, чей почерк? Ну, смотри…
— Его, Платошки! — воскликнула Роза. — Галка, я очень рада за тебя! Так и знала, напишет… Что? Обещает приехать? Так это ж замечательно! На целый месяц, в июне?.. — Роза пробежала несколько строчек глазами. — Постой, это он тебя называет Веточкой?.. Скажи, поэт!.. Галина — по-белорусски ветка. Черт, не Платошка!.. А у Янки что ни письмо, одни и те же авиаперлы. Вчера, например, получила, смотри, так и начинает: «Привет тебе, двигатель моей души!» Или вот еще: «Писать заканчиваю, убираю шасси, до следующей посадки». Но ведь я женщина, мне тоже хочется услышать что-то ласковое. А у него одно и то же: «Здравствуй, хвостовое оперение! Моя бесценная взлетная полоса; лопасть винта моего; золотой элерончик!»
— Замечательно! Он же — умница!.. Между прочим, ты читала письма Чехова? Не читала?.. Прочитай обязательно, он свою жену «собачкой», «дурочкой» величает. От обилия чувств это, понимаешь? От высокой любви.
— Куда уж выше — дурочка!..
Когда сели за стол, гостья взяла к себе Аленку:
— Ты любишь дядю Платона?
— Он уже не дядя, — сказала девочка.
— А кто же?
— Папа, вот кто! Я сама так хочу, потому что он хороший. И скоро пришлет мне красные ботинки, которые купит в гостинском дворе. Вот! Я ему давно свою «ногу» послала, чтоб примерить.
— Аленка, почему ты не ешь? — удивилась Роза.
— Потому что я уже наелась и хочу петь. Вот только воды напьюсь.
— Что же ты нам споешь?
Аленка поставила кружку, вышла из-за стола и, сложив руки на животе, со всей серьезностью начала:
Любовь нечаянно нагрянет, Когда ее совсем не ждешь… И каждый вечер сразу станет Удивительно хорош И ты поешь…Мать усмехнулась, но как ни в чем не бывало стала разливать суп в тарелки.
Роза похвалила девочку за песню и сказала, что все, кто поет, должны хорошо есть, иначе ослабеют и у них пропадет голос. Аленка тут же принялась за суп. Похвалив хозяйку за умение готовить, гостья вытерла губы платочком и сказала:
— Ничего ты, Галка, не знаешь! Даже не догадываешься, зачем я приехала.
— Ну… сообщить о новоселье.
— Нет. Ни за что не угадаешь. — Роза прошлась по комнате и опять остановилась перед Галиной. — Ладно, так и быть, скажу: я… уезжаю! Янка вызывает. Он уже командир звена. Именными часами его наградили. А служит… ну где бы ты думала? В Бобруйске! Почти дома. На поезде до Минска несколько часов езды. Ой, Галка, даже голова кружится!