Крепость надежды
Шрифт:
— Профессор, откуда вы это знаете? Сохранилось имя владельца?
Улыбнувшись симпатичной девушке, задавшей вопрос, я помассировал левое плечо и, отрицательно покачав головой, пояснил:
— Нет. Имя владельца не сохранилось. Данные выводы я сделал самостоятельно, опираясь на общедоступные источники. Фламберг было достаточно сложно создать в то время, и поэтому такое оружие стоило очень приличных денег. Иногда путем специальной заточки лезвие прямого меча модернизировалось в волнообразное, и такой фламберг стоил гораздо дешевле. Отсюда вывод, что меч сделали по заказу небогатого воина.
— А то,
— Приятно слышать нотки неподдельной заинтересованности в вашем голосе. Вполне закономерные вопросы, и я с удовольствием отвечу на них. Начнем, пожалуй, с религии. Ответ предельно простой…
Прозвучавшая пронзительная трель мобильного не дала мне закончить фразу. Найдя взглядом виновника, я дал ему время справиться с верещащим телефоном и лишь затем выжидательно кашлянул. Налившийся краской стыда студент смущенно взъерошил волосы и выдавил:
— Простите, профессор.
— На этот раз прощаю. Надеюсь, никто больше не забыл выключить мобильные? Нет? Хорошо. — Поморщившись от колющей боли в лопатке, я продолжил: — Мы остановились на религии. Дело в том, что к тому времени, когда выковывался этот клинок, католическая церковь уже прокляла фламберги и запретила их использование как негуманное оружие. Истово верующие католики не могли пренебречь таким запретом, значит, заказавший клинок воин относился к запретам церкви достаточно пренебрежительно. Но это, конечно, только мои личные выводы. Настоящая отчаянность и храбрость требовались воинам, рискнувшим выйти на поле боя с фламбергом. Из-за страшных ран, наносимых им, этого меча боялись и в первую очередь старались убить именно воинов, обладавших таким оружием. Если же воина, вооруженного фламбергом, захватывали в плен, то его ждала страшная и мучительная смерть. Так-то вот. Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы, юная леди?
— Если вы не против, у меня остался еще один вопрос, профессор, — улыбнулась девушка.
— Прошу вас. С удовольствием постараюсь ответить.
— Что вы делаете сегодня вечером?
Аудитория грохнула смехом. Не выдержав, я рассмеялся вместе с ними, в некотором смущении снял очки и принялся протирать стекла.
— Увы, сегодня вечером, как, впрочем, и в другие вечера, меня ждут дома на семейный ужин. А теперь давайте вернемся к обсуждению сегодняшней темы. У фламбергов весьма длинная история, начавшаяся в то время, когда достижения металлургии позволили создать столь прочные доспехи, что обычные мечи не могли пробить их с одного удар…
Резкая боль в груди скрутила меня на полуслове. Судорожно вздохнув, я оперся на угол стола, но не сумел удержать равновесие и начал медленно заваливаться навзничь, увлекая за собой стопки бумаг и книг. Удара о пол я уже не почувствовал. Сердце. Я не ощущаю биения своего сердца…
— Профессор! Что с вами?
— О господи!
— Кто-нибудь вызовите скорую! Скорее, придурки, он же умирает!
— Расстегните ему рубашку!
— Я за помощью!
Что-то тяжелое навалилось на грудь, радужная вспышка, а затем лишь темнота перед глазами…
С криком я вынырнул из сна, загнанно дыша и непонимающе оглядываясь по сторонам. Всего лишь кошмарный сон… Подскочивший от моего крика Рикар метнулся ко мне, но
я успокоил его:— Всего лишь сон, Рикар. Всего лишь страшный сон.
— Перепугали вы нас, господин, — прогудел успокоившийся здоровяк и поднес к моим губам кружку. — Вот, кухарки для вас бульончику сварили. Попейте, господин Корис.
Отхлебнув несколько глотков, я отстранил кружку и спросил:
— Сколько я был без сознания?
— Два дня, господин. Сильно вы тогда застудились. Но сейчас жар спал.
Прислушавшись к себе, я согласился с Рикаром. Головокружение исчезло, слабость прошла, и чувствовал я себя более чем хорошо. Не удивительно — уверен, что все время со мной нянчились как с ребенком, а здоровяк, небось, и не уходил никуда. Удивительно другое — простуда свалила меня слишком быстро. И простуда ли это была? Два дня пролежал в забытье, не имея сил пошевелить рукой, а сейчас не ощущающую никаких последствий болезни. И эти непонятные сны… такие разные и одновременно столь похожие. Кончающиеся моей смертью…
Но этим можно заняться и позднее — сейчас надо проверить ход работ, поговорить с братьями-каменщиками, посмотреть на настроение людей. Дел невпроворот, а я в постели нежусь.
— Да. Я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо за заботу. Где моя одежда?
На лицо здоровяка опустилась туча, и он буркнул:
— Одежда? Нету одежды, господин. Еще не высохла.
— За два дня-то? Рикар! Тащи мои штаны.
— Нет, господин. И встать вам не позволю, — еще больше насупился Рикар. — Отлежаться вам надо. Выспаться.
— Я два дня сплю! Рикар, считай это приказом — тащи сюда мои штаны! Пора посмотреть, как там у нас дела.
— Вы лучше на эту кружку посмотрите, господин. — Рикар вновь сунул мне под нос кружку с бульоном. — Очень занятная кружка.
Наткнувшись на мой злобный взгляд, Рикар поспешил добавить:
— Я не шучу, господин. Весьма занятная кружка. Вчера святой отец ее весь вечер перед носом крутил и о стены стукал. Пришлось силой забирать, а то своим стуком он всех замучил уже.
Недоверчиво приняв кружку, я повертел ее в пальцах, но ничего необычного не обнаружил. Толстые неровные бока, кривовато вылепленная ручка, на донышке видны следы обжига в печи, внутри плещутся остатки недопитого бульона. Обычная глиняная кружка, крестьянской работы, у нас таких полно. Я вопросительно взглянул на Рикара, и тот пояснил:
— Вчера я поил вас отваром, и тут вы очнулись от сна и ухватились за кружку, да так сильно, что пальцы с трудом оторвал. Потом допили отвар и опять заснули. Кружка и так была горячая, а тут и вовсе в руках держать не смог. Будто раскалили ее. В общем, не удержал я ее в руках и выронил. Прямо на пол каменный.
— И? — поощрил я здоровяка, поудобнее откидываясь на подушки и машинально отпивая глоток бульона.
— И ничего. Отвар, конечно, расплескался во все стороны, а кружка целехонька. Ни царапинки. Ну, в жизни, думаю, и не такое бывает. Не успел я за ней наклониться, как Стефий с бульоном забежал, да прямо на кружку ногою. Стефий навернулся, кружка в сторону отлетела и об стену со всего маха. И опять целехонька. Тут-то я и задумался. Поднял ее за ручку и об стену врезал, да так, что рука заныла. И опять ничего. Позже святой отец ее разбивать пробовал, и тоже ничего.