Крепость стрелка Шарпа

– У меня восемь минут десятого, – сообщил Пламмер.

– А у меня ровно девять, – удивленно заметил Стокс и постучал по стеклу, чтобы проверить, не остановились ли стрелки.

– Сверяемся по моим, – рассудил подполковник. – Выдвижение начинаем ровно в десять. И помните, Пламмер, вы бьете по брешам, пока мы не подойдем вплотную! Не осторожничайте! Не бойтесь, что зацепите своих. Колотите ублюдков до последнего! Пока мы не вылезем наверх!

Он вдруг нахмурился, заметив стоящего за спиной Стокса Ахмеда. На мальчишке был красный мундир явно с чужого плеча, и подполковник уже собрался потребовать объяснений, но лишь пожал плечами, повернулся и ушел с батареи.

Те, кому предстояло идти на бреши, собрались у дороги, ведущей к воротам крепости. Пока от защитников Гавилгура их укрывали неровности местности, но каждый понимал, что превратится в мишень, как только окажется на перешейке. Потом будут триста ярдов открытого пространства и узкий проход между водохранилищем и обрывом, где огонь врага достигнет максимальной силы. А затем – последний бросок вверх по осыпи к брешам, за которыми ждут все ужасы ада.

Пока же солдаты сидели на земле, стараясь спастись от палящих лучей в тени камней и деревьев. Многие были пьяны, потому что офицеры разрешили выдать дополнительные порции арака и рома. Ранцы все оставили в лагере – только мушкет, боеприпасы и штык. Некоторые, таких нашлось немного, молились. Один офицер из Шотландской бригады стоял на коленях с непокрытой головой в группе своих солдат, и Кении, заинтригованный небывалой картиной, повернулся к ним – люди негромко повторяли Тридцать третий псалом. Большинство же просто сидели молча, погруженные в невеселые мысли. Даже офицеры с трудом поддерживали разговор.

За первой ударной группой Кении, численность которой равнялась тысяче человек, располагалась вторая, в которую входили сипаи и шотландцы. В случае неудачи первой группы они должны были попытаться пройти дальше; в случае же ее успеха остаться во Внешнем форте и поддержать Кении в наступлении на Внутренний форт. В состав обеих штурмовых групп включили по нескольку артиллеристов с заданием повернуть захваченные пушки против защитников Внутреннего форта.

Между сидящими солдатами пробирался, похоже отыскивая кого-то, офицер с белым кантом 74-го батальона. На ремне у него висела дешевая индийская сабля, на плече – что было необычно для офицера – висел мушкет.

– Вы, черт возьми, кто такой? – окликнул его Кении.

– Прапорщик Шарп, сэр.

Имя отозвалось смутным воспоминанием.

– Парень Уэлсли?

– Не понимаю, сэр, о чем вы.

Ответ показался подполковнику уклончивым, и он нахмурился.

– Вы были под Ассайе?

– Так точно, сэр.

Кении сразу же смягчился. Он слышал о Шарпе и восхищался его смелостью.

– И какого дьявола вы здесь делаете? Вашего батальона тут нет. Они сейчас поднимаются к форту по дороге от Деогаума.

– Я отстал, сэр, – Шарп решил не вдаваться в долгое объяснение, – а времени догонять не было, вот и подумал, что пойду со своей старой ротой. С капитаном Моррисом, сэр. – Он кивнул в сторону пехотной роты 33-го полка, разместившейся среди валунов чуть в стороне от дороги. – С вашего, конечно, разрешения, сэр.

– Не сомневаюсь, что Моррис будет вам только рад, – сказал Кении. – Как рад и я. – Внешность Шарпа произвела на подполковника сильное впечатление, прапорщик был высок, явно силен физически, и в чертах его проступала неукротимая, бесшабашная ярость воина. При штурме, как знал Кении, когда многое решается в рукопашной, победа или поражение часто зависят от способностей и силы солдата. Шарп, похоже, обладал и тем и другим. – Удачи вам.

– Спасибо, сэр, – тепло поблагодарил подполковника Шарп. – И вам тоже всего наилучшего.

Он поправил тяжелый мушкет и зашагал дальше. В третьей группе собрались люди – в том числе дюжина кавалеристов Локхарта и отряд Сьюда Севаджи, – которым, в случае успеха двух первых штурмовых групп, надлежало занять форт и организовать в нем порядок. Ходили слухи, что осыпь слишком крута и что подняться к бреши с оружием не получится, потому цепляться придется обеими руками. Солдаты ворчали, что артиллеристы могли бы сделать бреши и пошире, а то и свалить всю стену целиком, косвенным доказательством чему служила продолжающаяся канонада. С какой стати пушкари стали бы расходовать ядра, если бреши уже проходимы? Люди слышали выстрелы, слышали, как бьют ядра о камень, как обрушивается участок стены, но не слышали ответной стрельбы из крепости. Это означало только одно: враг бережет пули и картечь для штурма.

Шарп обошел сипаев, которые, помимо прочего, несли изготовленные саперами майора Стокса бамбуковые лестницы. Смуглые лица улыбались ему, а один индиец даже протянул фляжку с сильно приправленным специями араком. Шарп отпил немного, проглотил и притворно закашлялся, сделав вид, что не ожидал от напитка такой силы.

– Лютая штука, парни, – проговорил он, качая головой, и направился к своей бывшей роте.

Недавние сослуживцы встречали его с разными чувствами: удивлением, радушием, настороженностью, завистью. Из роты легкой пехоты 33-го полка Шарп ушел в звании сержанта, а до того несколько лет протопал рядовым и даже стоял у треноги, приговоренный к тысяче плетей. Сейчас же он возвращался в нее с саблей на ремне. Обычно офицеры, поднявшиеся наверх из рядовых, предпочитали продолжать службу в других частях, но у Шарпа в роте остались товарищи, и он решил, что идти к брешам Гавилгура лучше рядом с теми, кого знаешь и на кого можно положиться.

Капитан Моррис в числе друзей Шарпа никогда не состоял, а потому, увидев своего бывшего солдата, а теперь коллегу-офицера, испытал тревожное чувство. Прапорщик повернул прямо к нему.

– Рад вас видеть, Чарльз, – громко сказал он, зная, что таким обращением заденет Морриса за живое. – Приятное утро, а?

Капитан бросил взгляд влево, потом вправо, будто надеясь найти кого-то, кто пришел бы ему на выручку и помог справиться с этим выскочкой. Шарпа он всегда недолюбливал. Мало того, именно Моррис при содействии сержанта Хейксвилла подвел его под наказание, которое должно было завершиться смертью наглеца, но Шарп не только остался в живых, но еще и получил повышение. И вот теперь этот ублюдок заявился в его, Морриса, роту, чтобы поиздеваться над ним. Самое же скверное заключалось в том, что капитан ничего не мог поделать.

– Шарп, – едва выговорил он.

– Да, решил, что пойду с вами, Чарльз, – беспечно продолжал прапорщик. – Задержался по делам, и Кении посоветовал присоединиться к вам.

– Конечно, – пробормотал через силу Моррис, чувствуя, что на него смотрит вся рота. Вообще-то он предпочел бы послать мерзавца куда подальше, но поступить так по отношению к коллеге-офицеру на глазах у солдат не мог и был вынужден терпеть фамильярность. – Не имел случая вас поздравить.

– Ну, это не поздно сделать и сейчас.

Капитан покраснел.

– Поздравляю.

– Спасибо, Чарльз. – Шарп повернулся к роте. Большинство смотрели на него приветливо, кое-кто усмехался, а некоторые отводили глаза. – А где же сержант Хейксвилл? – с невинным видом поинтересовался он.

– Захвачен неприятелем, – ответил Моррис, приглядываясь к мундиру Шарпа, который почему-то выглядел странно знакомым.

Шарп перехватил взгляд капитана.

– Нравится?

– Что?

Моррис вздрогнул, смущенный как зародившимися подозрениями, так и той легкостью, с которой обращался к нему прапорщик. Сам капитан был одет в видавший виды старый китель, давно утративший первоначальный цвет и обезображенный неумело наложенными коричневыми заплатами.

– Купил после Ассайе, – объяснил Шарп. – Вы ведь там не были, Чарльз?

– Нет.

– И под Аргаумом тоже не были?

– Нет.

Моррис слегка напрягся. Шарп вел себя все более дерзко. Он не только выжил после двух кровопролитных сражений, но и имел наглость показать, что полученный боевой опыт дает ему некоторое преимущество. Так оно на самом деле и было, но признать превосходство прапорщика капитан не мог, как не мог признать и то, что завидует его репутации.

– Итак, какие у нас на сегодня приказы?