Крещатик № 91 (2021)

На космодроме ее голосом начинается предстартовый отсчет. О чем думается в такие минуты? Не о жизни, не о смерти, а как-то вообще – думается. Мысли без определенного значения, но от них исходит запах чего-то дальнего и уже совсем далекого. Здесь мысли и возникают по-другому, и не понимаются, а живутся, расходятся по всему телу, как известие о найденном кладе. Но об этом узнает не тот, кто ищет, а тот, кто рядом. Он-то и запоминает все подробности этой территории, где изо дня в день…

Вот ты и на космодроме, в своем желании улететь отсюда куда-нибудь, хоть на Луну. И там обустроить мир вчерашний. И поменять климат до неузнаваемости: весна на Луне, потом лето, осень, снег… всё ночное светило в снегу, в том самом, когда на санках вместе с детьми и наши собаки… (они переселились сюда с того самого времени, когда потерялись). И несмотря на то, что всё происходит в безвоздушном пространстве, мы дышим полной грудью! Кто накачал, надышал столько воздуха для этого мгновения? Память? Но это не твои воспоминания. Это проделки того, кто всегда перед глазами. Он так тщательно обустроил твои следы, что в каждом – живая кровь. Ее может не хватить для самого главного, когда скатишься с горки в лунное «Море Дождей», и снеговик…

Ты с детьми лепишь снеговика, и снег не прекращается.

Валентин Нервин /Воронеж/

Русский вопрос

Русь! куда несешься ты? дай ответ.

Н.Г.

…Русский вопрос не имеет ответадаже во сне.Проклиная судьбу,ты просыпаешься после банкета,перевернувшись,как Гоголь в гробу.Что за дороги на русской равнине! —все до единойпо краю земли.Господи, нас провели на мякине,но и тебязаодно провели:ты просыпаешься, перебираясмутные образыи времена…Гоголь стоит за воротами раяи ухмыляется,как Сатана.

Родина

По твоим заповедным местамворонью хороводить не внове —настоящая Родина там,где земля почернела от крови.Сколько горя ты видела днесь,сколько ведала зла и неволи —оказалось, что Родина естьв ощущении страха и боли.Измеряю пространство на глаз,а душа не имеет предела —это значит, что Родина в нас,остальное – нехитрое дело.

«Кому-то пальмы и песок…»

Кому-то пальмы и песок,а я – почти из окон дома —от вечности наискосокимею виды чернозема.Не заморачиваюсь, чтопейзажи несколько иные —не баснословные, затолуга такие заливные!Земля – она везде земля —безотносительно масштабов:мои родные тополяне хуже ваших баобабов!

Перед зимой

На совести прорехи и заплаты,с утра до ночи дел невпроворот,а до зимы осталось две зарплаты:подумать страшно — скоро Новый год!Весна и лето жили настоящим,а человек стоит перед зимойв году, непоправимо уходящем,и в отголоске музыки немой.

За пару дней до Рождества

За пару дней до Рождества,прогуливаясь возле дома,я встретил русского волхва,бегущего из гастронома.Какие звездные мирыему провидятся в тумане,какие чудные дарылежат во внутреннем кармане?Он остановится, когдапересечемся временами,и Вифлеемская звездазакупоросится над нами.

Спящая царевна

1

Вчера еще листья летелии не замерзала вода,а нынче повсюду метелии сказочные холода.По всем закутам и застрехамзима разослала конвой —Россию засыпало снегом.Но это для нас не впервой.

2

Когда на земле холодаи стынут слова на морозеРоссия под коркою льданаходится в анабиозе.Как будто в хрустальном гробуцаревна из мира иноголежит, со звездою во лбу,и ждет поцелуя земного.

«Там, где косматые ели…»

Памяти В. Шаламова

Там, где косматые елизнают секреты земли,ходят по кругу метелистрёмные, как патрули.Там ледовитые рекипрячут остатки теплав дереве и в человекена сердцевине ствола.Там, невзирая на климат,стелется по небу дым;мертвые срама не имут —срам остается живым.

Йосси Кински /Париж/

Ореховое варенье

Ровесники, родственники и знакомые Тамары, их дети и даже внуки давно покинули этот свет. Уже давно вымерло не одно поколение дворовых кошек и собак. А бабка Тамара всё жила. Никто не помнил ее молодой.

Она стала уже совсем немощной и похожей на ребенка. Говорила с трудом. Некоторые слова ей и вовсе не давались. Поговаривали, что у нее вновь прорезались молочные зубы. Ее голова была покрыта сединой, за что дети ее дразнили тетей-жвачкой. Ею пугали и одновременно мотивировали детей. «Будешь плохо себя вести, будешь страшный, как Тамара», – говорили расшалившемуся ребенку. И тут же: «А будешь хорошо учиться, проживешь долго-долго, как Тамара». Хотя вообще деревенские ее уважали, она была своего рода местной достопримечательностью.

За Тамарой смотрела одна из ее пожилых правнучек, работавшая медсестрой. Ее муж долго болел и умер, а дети выросли. Так что выйдя на пенсию, она переехала жить в деревню и заодно присматривала за Тамарой. «Ты мне правнучка или праправнучка? А то я подзабыла», – иногда спрашивала ее Тамара. «Да я и сама уже не помню», – отвечала та.

Школьники спокойно проходили мимо Тамариного дома, но она все равно пыталась их гонять. На бегу – если только это можно назвать бегом – она раскидывала ноги в разные стороны, поэтому поймать кого-то из ребят ей удавалось редко. На самом деле ей было очень сложно передвигаться. К тому же она не любила носить обувь и поэтому всегда ходила босиком. Когда становилось жарко, она снимала себя одежду и бросала в сторону. Тамара всегда одевалась в длинную белую рубаху. Благодаря своей правнучке она всегда носила чистую одежду.

Когда-то в честь рождения Тамары посадили ореховое дерево. Сейчас этому дереву исполнилось бы 150 лет. Однако пару десятков лет назад его поразила молния, и с тех пор на его месте была лишь обуглившаяся коряга.

За долгие годы Тамара привыкла днем сидеть под ореховым деревом. И теперь она каждый божий день ковыляла на свое излюбленное место под корягой. Она продолжала любить сгоревшее дерево и заботиться о нем так, будто оно было живым.

Тамара запрещала кому-либо приближаться к коряге, особенно детям. Если кто-то осмеливался подойти, она начинала махать на него клюкой и осыпать ругательствами, которые уже не выговаривала, и оттого казалась особенно жалкой.

И вот однажды Тамара слегла и больше не могла встать с постели, чтобы проведать свое дерево. С каждым днем ей становилось всё хуже и хуже. Она не могла выпить даже глотка воды. Лишь слабый пульс и едва уловимое дыхание свидетельствовали о том, что она еще жива. Проведя в таком состоянии несколько дней, она вдруг открыла глаза и, активно жестикулируя, пыталась что-то сказать своей правнучке. Однако пересохший язык не слушался и из горла вырывался лишь сдавленный хрип.

«Ор-ор-реховое варенье!» – наконец справилась она. Правнучка раздобыла у соседей трехлитровую банку орехового сиропа и поднесла чайную ложку к губам Тамары. Та мгновенно оживилась, схватила банку обеими руками и выпила залпом. Ей стало лучше. К вечеру она уже встала с кровати, проведала своё дерево, долго благодарила его за варенье, уже не понимая, что оно сухое. Потом запела и пустилась в пляс.

К утру Тамара скончалась. Ее похоронили на местном кладбище. А через неделю на ее могиле пророс росток орехового дерева. Он вытянулся ростом в человека, однако после этого завял. «Видно, косточек наглоталась», – шутила детвора. Но соседи-то знали, что в банке с ореховым сиропом не было ни единой косточки. Просто бывают разные чудеса на свете.

Девочка из Алжира

В тихой деревне Сент-Эмильон, завораживающей своей размеренной жизнью, аккуратный, чисто выметенный дворик обрамляли уголки деревьев, под раскидистой кроной которых были разбиты благоухающие цветники. Их аромат, смешанный с запахом винограда, создавал особый, дурманящий, пряный букет, которому позавидовал бы любой парфюмер.