Крест и король

Навстречу им вышел человек, без оружия и с поднятой в знак желания вести переговоры правой рукой. Они с Брандом уставились друг на друга.

– Ладно, Вигдьярф, – сказал Бранд. – Мы не встречались со времен Гамбурга. Или это был поход на Оркнейские острова?

– Это было на Оркнеях, – ответил норманн. Он был несколько ниже Бранда, но крепкого сложения, с бычьей шеей и лысый. Могучие руки бугрились мышцами под золотыми браслетами – и то и другое плохой знак. У этого человека был неплохой источник дохода, а в нищих норвежских горах этим источником не могло быть скотоводство.

Вигдьярф пристально взглянул на амулет-молот на груди у Бранда, потом на стоящих рядом со своими лошадьми мужчин и женщин.

– Ты в странной компании, – отметил он. – А может быть, и не в такой уж странной. Когда человек начинает носить на шее эти штуки, я всегда жду, что следующий его шаг – стать христианином. И что потом? Он начинает разговаривать с трэлями, помогает им бежать. Сам становится трэлем. Ты уже дошел до этого, Вига-Бранд? Или еще что-то осталось от тебя прежнего?

Бранд соскользнул со своей малорослой лошадки и с топором в руке шагнул вперед.

– Давай покороче, Вигдьярф, – сказал он. – Когда мы последний раз виделись, ты даже не чирикал. А сейчас ты думаешь, что стал кем-то. К чему все это? Ты что, собираешься со своими братанами просто грабануть нас? Перед тем мы многих из вас убьем, это уж не сомневайся.

Позади него Озмод поднял арбалет, прицелился в толстый дуб около дверей храма и нажал на спусковой крючок. Неуловимый глазом полет, и эхо от удара разнеслось по примолкшей площади. Озмод неторопливо перезарядил – четыре ловких движения, щелчок, и новая железная стрела встала на свое место.

– Попробуй-ка ее вытащить, – продолжал Бранд. – Или у тебя другая задумка? Может быть, только ты и я, один на один?

– Только ты и я, – согласился Вигдьярф.

– И если я выиграю?

– Свободный проход для всех вас.

– А если победишь ты?

– Мы получаем все. Лошадей, рабов, мужчин, женщин. Для женщин у нас место найдется. Но не для мужчин. Ведь у трэлей, которым позволили думать, что они тоже люди, появляются странные мысли. Их всех отправим на священные деревья, на корм воронам Одина. Может быть, мы оставим в живых некоторых, если увидим, что они не опасны. Но ты же знаешь, как мы тут обходимся с беглыми. Если не убиваем, тогда кастрируем и клеймим. Самое надежное средство. Но у тебя есть другой выход, Бранд. У тебя лично, то есть. Просто отойди от них. Они не из твоего народа. Отдай их, присоединяйся к нам, и никаких хлопот ни тебе, ни мне, мы даже дадим тебе долю с добычи.

– Не пойдет, – сказал Бранд. Он подбросил топор, ухватил его обеими руками. – Здесь и сейчас?

Вигдьярф помотал головой.

– Слишком много народу хочет посмотреть. Я им сказал, что ты согласишься. Сейчас они собираются со всех хуторов трех долин. Площадку для поединка мы разметили там, у реки. Завтра утром. Только я и ты.

Пока Шеф слушал их разговор, разговор, который обещал ему клеймо, холощение и рабский ошейник, он ощутил на загривке знакомую хватку, которая означала, что его ждет видение. На этот раз он не противился тому, что должен был увидеть. Как и на кургане в Гедебю, его глаза оставались открытыми, он по-прежнему видел маленькую замызганную площадь, деревянный храм, напряженно выжидающих вооруженных мужчин. Но в это же самое время другая картина разворачивалась перед его взором, впитывалась его зрением, словно выколотый его глаз находился сейчас где-то в другом месте, сообщая о том, что видит так же хорошо, как и уцелевший.

* * *

Он увидел большую мельницу, похожую на одну из тех, что Удд показывал ему в Каупанге, с двумя горизонтальными жерновами, лежащими друг на друге, и с засыпным желобом сверху. Но не было ни шестерней, ни бегущей воды. Помещение было сухим, как во время засухи в знойное лето, пыль столбом поднималась с земли, и не было ни капли воды, чтобы прибить ее.

В пыли двигался человек, одинокая фигура, медленно и упорно налегающая на рычаг ворота. Рычаг, толстый, как рулевое весло корабля, был прикреплен к верхнему жернову, и, когда человек толкал рычаг, жернов поворачивался круг за кругом. И круг за кругом двигался человек, все в тех же четырех стенах, никогда не отдыхая, не останавливаясь, никогда не видя ничего, кроме одной и той же запыленной комнаты.

Но на самом деле ничего он не видел, понял Шеф, потому что был слеп, его глазницы были пусты. Человек на мгновенье сбился с шага, стараясь получше упереться ногами. Тут же откуда-то мелькнула плетка, и багровая полоса выскочила на обнаженной грязной спине. Хотя и слепой, человек обернулся, будто потревоженный надоедливой и неуловимой мухой. Его запястья были прикованы к рычагу, который он толкал, большими железными кандалами. Когда он снова налег на рычаг, Шеф увидел его чудовищные мускулы, бугрящиеся на руках, спине и по бокам. Казалось, на них была одна кожа, ни капли жира. Человек был так же силен, как Бранд, и имел такую же рельефную мускулатуру, как Шеф. На плечах его курчавились длинные черные волосы.

«О таком способе помола Удд не знает, – подумал Шеф, когда видение стало блекнуть, а сам он пришел в себя. – Использовать человека вместо вола, или лошади, или десятка рабынь с ручными мельницами. Но кажется, мой покровитель из Асгарда показал мне это не для размышлений о мельницах, как и видение с Вёлундом не предостерегало от открытых ларцов. Тогда он хотел предупредить меня, что мальчик умрет. И удар захлопнувшегося ларца был ударом камня из катапульты. А теперь мельничный камень, жернов… Это намек на что-то более злободневное, чем шестерни и передачи».

* * *

– Завтра утром, – повторил Бранд слова Вигдьярфа. – Я против тебя.

Шеф послал лошадь вперед, чтобы поравняться с Брандом.

– Завтра утром, – сказал он, глядя с высоты седла на дородного Вигдьярфа. – Но не ты против него. Наш ратоборец против вашего.

Норманн глянул на арбалеты и открыл рот для возражений, однако Шеф быстро вставил:

– Оружие выбирает ваш ратоборец.

Вигдьярф задумчиво и подозрительно посмотрел на отряд позади Бранда, потом кивнул в знак согласия.

Где-то, не очень далеко – или это было в его собственной голове? – Шефу слышался тихий скрип вращающихся жерновов.

Глава 17

Шеф заметил, что к их небольшому отряду, расположившемуся в загончике на краю общинного пастбища, направляется человек. Выглядел он скорее растерянно, чем враждебно или угрожающе. И действительно, подойдя, крестьянин остановился и изобразил то, что можно было счесть за неуклюжий поклон – исполненный человеком, который слышал о таком обычае, но никогда в глаза не видел, как это делается. Его взгляд задержался на белом жреческом одеянии Ханда, теперь сильно испачканном, и на его пекторали в виде яблока Идуны.

– Ты лекарь, – сказал пришедший.

Продолжая сидеть, Ханд кивнул.

– В нашем селении много таких, кто болеет и у кого не заживают раны. Мой сын сломал ногу, мы ее завязали, но она срослась криво, он теперь не может на нее опираться. У моей матери болят глаза. Есть и другие – женщины, которым новорожденные разорвали чрево, мужчины, годами мучающиеся зубной болью, сколько бы зубов мы им ни выдернули… Лекари сюда никогда не заходят. Ты не посмотришь больных?

– Ну вот еще, – ответил Ханд. Лекари Пути не верили в человеколюбие, никогда не слышали о клятве Гиппократа. – Если завтра наш ратоборец проиграет, вы нас собираетесь повесить или кастрировать и сделать рабами. Если ты меня завтра будешь клеймить, с какой стати я буду сегодня лечить твои болезни?