Крест и корона

Я недоверчиво покачала головой:

— Но почему вы работаете на Гардинера?

Нижняя губа брата Эдмунда задрожала.

— Этого я вам сказать не могу.

Я была так сердита, что в буквальном смысле скакала туда-сюда по холодной земле.

— Ах, не можете? — прокричала я. — А вы хотите знать, почему это делаю я? Почему я шпионю за сестрами Дартфорда? Хотите, брат Эдмунд?

Он не ответил. Вид у него был жалкий. Но я уже не могла остановиться.

— Епископ пытал моего отца, чтобы заставить меня вернуться сюда и работать на него. Ваш почтенный епископ Гардинер сообщил вам этот факт?

Челюсть у брата Эдмунда отвисла.

— Пресвятая Дева Мария, это невозможно!

— Да, отца пытали на дыбе в Тауэре прямо на моих глазах, и Гардинер лично отдавал приказы! — Слезы гнева наполнили мои глаза. — Епископ вынудил меня вернуться в Дартфорд, где меня вовсе не хотели видеть. Вы слышали от уполномоченных, что меня арестовали на Смитфилде и поместили в тюрьму. Епископ Гардинер заставил монастырь принять меня обратно. Мой отец все еще находится в Тауэре. А я приехала в Дартфорд, чтобы найти кое-что, спрятанное здесь очень давно. Если мне не удастся это сделать, то один Господь знает, что будет с моим отцом… и со мной.

— А что заставило епископа пойти на такие крайние меры? Что он ищет, сестра Джоанна? — прошептал брат Эдмунд.

— Если бы Гардинер хотел, чтобы вы это знали, он бы сам вам сказал.

Брат Эдмунд изменился в лице, и мне стало стыдно за свои слова.

Мы оба молчали. Две красногрудые птички опустились на землю перед стеной лепрозория и принялись весело распевать дуэтом. Меня обуяло желание швырнуть в них что-нибудь: камень, ветку — что угодно, только бы прекратилось это неуместное веселье. Я ужаснулась силе собственной ненависти.

— А как насчет брата Ричарда? — спросила я. — Зачем его послали в Дартфорд?

— Не знаю, — сказал брат Эдмунд. — Мы об этом не говорим… напрямую. Но, я думаю, Гардинер отправил его сюда, чтобы защитить монастырь, пока вы будете вести свои розыски.

— А за это он когда-нибудь получит свой собственный монастырь и в конечном счете станет-таки настоятелем? — с горечью спросила я.

— Вообще-то говоря, такой quid pro quo [31] меня не устраивает, — раздался голос у нас за спиной.

31

Обмен; дословно: одно вместо другого (лат.).

Из-за деревьев появился брат Ричард.

— Я шел за вами, сестра Джоанна, — сказал он без всякого смущения, — поскольку полагал, что в критической ситуации необходимы более решительные действия. — Он направлялся к нам, смахивая грязные пожухлые листья с плеч своего монашеского одеяния. — Хватит мне уже прятаться среди деревьев.

Мы оба потрясенно молчали, не в силах произнести ни слова.

— Ты, как всегда, догадлив, брат Эдмунд, — продолжил он. — Епископ Гардинер поручил мне защищать Дартфордский монастырь, а также по мере сил защищать сестру Джоанну во время поисков, которые подчас требовали от нее немалой смелости. — Он глубоко вздохнул.

— А почему ты решил, что ситуация критическая, брат? — спросил брат Эдмунд. — Ведь уполномоченные Кромвеля уехали, и монастырь закрывать пока не стали.

Брат Ричард пнул землю сапогом.

— С какой стати им понапрасну утруждать себя? На носу зима. В такое время разобрать на кирпичи монастырь вроде Дартфордского будет нелегко — он ведь крепок, как замок. В особенности если необходимо делать подкопы. Гораздо разумнее отложить все до весны, когда земля оттает.

— Неужели нет совсем никакой возможности избежать закрытия?

Он невесело рассмеялся.

— Почему же нет? Есть. Я думаю, настоятельница заключила сделку с Лейтоном и Лефом. Они сообщили ей, что именно ищут, и она намерена сама найти это для них.

— Это она тебе сказала? — поинтересовался брат Эдмунд.

— Конечно нет. Я просто проанализировал все, что знаю, в том числе и то, что сумел подслушать. Монастырю дали отсрочку до весны. Если к тому времени нужный королевским уполномоченным предмет найдется, они пощадят Дартфорд. Если нет — разберут его по кирпичику.

— Только не это, — простонала я.

— Но если ни сестра Джоанна, ни уполномоченные не смогли найти эту вещь, то как это удастся сделать настоятельнице? — спросил брат Эдмунд.

— Настоятельницу нельзя недооценивать, — мрачно сказал брат Ричмонд. — Ах, эта женщина — она для меня хуже чумы. — Он устало потер виски. — В ней сочетаются в равной мере полная неспособность принимать правильные решения и незаурядный ум. Очень опасная комбинация. Настоятельница верит: если отдать Лейтону и Лефу то, что им нужно, можно спасти монастырь.

— Спасти? — воскликнула я. — Но Дартфордский монастырь как раз и был построен для того, чтобы спрятать… ну, то, что они ищут. Если настоятельница найдет эту вещь, не зная, какой силой она обладает… — Мой голос замер — я почувствовала, как сверлит меня глазами брат Ричард.

— Если бы я только знал, что именно тут все ищут, это стало бы мне грандиозным подспорьем, — сказал он. — Но Гардинер предпочел об этом умолчать.

Теперь оба брата в мрачном ожидании уставились на меня.

— Я не должна никому этого говорить! — воскликнула я. — Я обещала одному человеку, великому человеку, что никогда и ни при каких обстоятельствах не выдам тайну Дартфордского монастыря. И епископу Гардинеру я сказала об этом только под давлением, которому не могла воспротивиться. А он запретил мне беседовать с вами на эту тему.

Брат Ричард с мученическим выражением на лице отвернулся.

— Епископ в силу своей подозрительности сеет между нами вражду, — тихо сказал брат Эдмунд. — Если бы мы могли действовать заодно, то добились бы большего успеха, но епископ Гардинер опасается силы единства, которая происходит из знания. Он держит сестру Джоанну в таких тисках страха, что только ей и смог доверить эту тайну. Но даже она наполовину пребывает в неведении.

Брат Ричард кивнул. Он поднял лицо к ноябрьскому солнцу и прикрыл глаза, словно размышляя. В ярком свете я увидела в его волосах седину, которой не замечала прежде.

— Епископ Гардинер ошибается, — объявил он, не открывая глаз.

Мы с братом Эдмундом испуганно переглянулись.

— Варварская политика двора извратила его представление о человечестве. — Брат Ричард открыл глаза. — Времени осталось очень мало. Речь идет не о спасении наших домов, нашего образа жизни. Эти монастыри — они всего лишь камни, строительный раствор и стекло. То, что можно разобрать на части, может быть восстановлено. Те, кто был изгнан, могут собраться снова. Святой Доминик ходил среди людей босым, неся слово Господне, он спал ночами на земле и почти ничего не ел. Нет, что гораздо хуже, уничтожается сама душа Англии. Крепчают самые темные силы, они сеют невежество, боль и разрушение. Все, что было создано здесь, в нашем островном королевстве, все наши труды, мудрость и красота нашей святой Церкви — все это на грани уничтожения.