Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь
Шрифт:
Вскоре — в конце июля — и фюрер лично издал свои директивы о церковной политике на Востоке. Четыре таких указания, касающихся вермахта, были дословно воспроизведены в приказе ОКВ от 6 августа 1941 г. за подписью Кейтеля. Они отличаются значительно большей жесткостью: «1) Религиозную или церковную деятельность гражданского населения не следует ни поощрять, при препятствовать ей. Военнослужащие вермахта должны, безусловно, держаться в стороне от таких мероприятий. 2) Духовная опека по линии вермахта предназначена исключительно для германских военнослужащих вермахта. Священникам вермахта следует строго запрещать любые культовые действия или религиозную пропаганду в отношении гражданского населения. 3) Также запрещено допускать или привлекать в занятые восточные области гражданских священнослужителей с территории рейха или из-за границы. 4) Эти распоряжения не касаются занятой румынскими частями территории Бессарабии и финского фронта» [255] .
255
РГВА, ф. 1470, оп. 2, д. 5, л. 387.
Уже через две с небольшим недели после учреждения — 3 августа 1941 г. РМО подготовило свои указания военным организациям об отношении
256
BA, R6/177. Bl. 9.
Самый обширный и детальный «оперативный приказ № 10» об отношении к церковному вопросу на занятых территориях Советского Союза на основе июльских директив Гитлера издал 16 августа 1941 г. шеф РСХА Гейдрих. В нем тоже категорически запрещалось какое-либо содействие религиозной жизни: «О поощрении Православной Церкви также не может быть и речи. Там, где население занятых областей советской России желает религиозной опеки, и там, где без содействия местных германских властей имеется в распоряжении священник, можно допускать возобновление церковной деятельности. Ни в коем случае, однако, с германской стороны не должно явным образом оказываться содействие церковной жизни, устраиваться богослужения или проводиться массовые крещения. О воссоздании прежней Патриаршей Русской Церкви не может быть и речи. Особо следует следить за тем, чтобы не состоялось, прежде всего, никакого оформленного организационного слияния находящихся в стадии формирования церковных православных кругов. Расщепление на отдельные церковные группы, напротив, желательно. Равным образом не надо препятствовать развитию сектантства на советско-русском пространстве… При всех различиях конкретных местных условий в любых распоряжениях должно, однако, оставаться основополагающим, что поощрение любых конфессий вообще не должно иметь место и что деятельность католической или униатской церквей в дальнейшем будет прекращена. При всех обстоятельствах любое церковное влияние, идущее с территорий рейха… или из других государств, граничащих с Россией, должно выявляться и пресекаться» [257] .
257
РГВА, ф. 500, оп. 5, д. 3, л. 62–65.
В последнем предложении имелись в виду карловацкие священники и католические миссионеры. Вплоть до конца войны их фактически так и не допустили в оккупированные области СССР.
В приказе Гейдриха также говорилось об особо осторожной позиции к Московской Патриархии, которая в документе называлась «Живой Церковью» (и таким образом, ошибочно смешивалась с обновленчеством), и указывалось на необходимость ареста «патриарха» (в тот период еще Патриаршего Местоблюстителя в сане митрополита) Сергия (Страгородского). Интересно, что в архивных материалах Совета по делам Русской Православной Церкви за военный период хранится краткий пересказ содержания этого документа, сделанный для советского руководства. Правда, он отнесен к 1 сентября 1941 г. и назван «О понимании церковных вопросов в занятых областях Советского Союза» [258] .
258
ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 5, л. 23.
Таким образом, уже в августе 1941 г., через два месяца после начала войны с СССР, в соответствии с личными указаниями А. Гитлера была выработана основа направляющей линии в церковном вопросе на Востоке, которая все же продолжала в дальнейшем дорабатываться вплоть до лета 1942 г. Германские органы власти должны были лишь терпеть Русскую Церковь и при этом содействовать ее максимально возможному дроблению на отдельные течения, во избежание возможной консолидации «руководящих элементов» для борьбы против рейха. Но также ставились задачи пропагандистского использования православия как духовной силы, преследуемой советской властью и потенциально враждебной большевизму, и применения церковных организаций для содействия германской администрации на оккупированных территориях.
Директивы Гитлера о запрете военнослужащим вермахта оказывать какое-либо содействие возрождению церковной жизни на Востоке последовали не случайно. Во второй половине 1941 г. отдельные офицеры и представители германской военной администрации помогали открытию храмов и даже приказывали это делать. Так, в сохранившейся в материалах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) докладной записке З.В. Сыромятниковой «О пребывании на территории Харьковской области, оккупированной немецкими войсками с 15.XII по 22.XII.1941 г.» отмечалось: «Немецкое командование особое внимание обращает на работу церквей. В ряде сел, где не разрушены церкви, они уже работают — в с. Введенка Чугуевского района и в г. Харькове. В селах, где они разрушены, дан приказ старостам немедленно подобрать помещение и открыть церкви» [259] . В том же фонде хранится справка уполномоченного Себежской комендатуры от 8 октября 1941 г.: «Дана настоящая в том, что немецкая власть, освободившая крестьянство от большевиков, ставит вопрос открыть богослужение в Ливской церкви, и поэтому уполномочиваю лично вас, Рыбакова Якова Матвеевича, за неимением священника — занять место священника и исполнять церковный обряд. Просьба: никаких отказов не может быть, в чем и выдана настоящая справка за подписью представителя немецкой власти. Энгельгард…» На что Рыбаков отвечает: «Быть священником не могу, так как не получил на то от епископа благословения, кроме того, по христианскому закону двоеженцы священниками быть не могут, а я двоеженец» [260] и т. д.
259
РЦХИДНИ, ф. 17. оп. 125, д. 92, л. 30.
260
РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 125, д. 92, л. 63.
Также
и священнослужители вермахта, несмотря на августовский запрет, еще некоторое время продолжали совершать богослужения для местного населения. Например, в сообщении полиции безопасности и СД от 4 сентября 1941 г. из Белоруссии говорилось: «По различным наблюдениям к распоряжению о том, что богослужения вермахта должны проходить без участия гражданского населения, все еще относятся с недостаточным вниманием. К примеру, при походном евангелическом богослужении в Борисове присутствовало многочисленное гражданское население, и в конце богослужения священник даже благословил его. Подобное можно было наблюдать и в Смоленске, где многочисленные гражданские лица в качестве зрителей присутствовали на германском походном богослужении. Группа армий „Центр“ была об этом проинформирована. Было предложено, в интересах само собой понятной дистанции между немецкими солдатами и гражданским населением чужого народа, проводить походные богослужения только в закрытом кругу военнослужащих вермахта» [261] .261
ВА R58/216. Bl. 288–289.
В другом подобном сообщении от 21 сентября 1941 г. подчеркивалось, что директивами фюрера, выраженными в приказе шефа ОКВ от 6 августа 1941 г., создана ясность в вопросе о возобновлении церковной жизни для военных организаций, и отмечалось «Теперь наконец прекратятся попытки римско-католических священников вермахта проводить богослужения для гражданского населения (как, например, в Витебске, Смоленске)» [262] . Кроме того, в первые недели оккупации военные власти еще разрешали одиночные миссионерские поездки русских священников-эмигрантов на Восток [263] .
262
Там же. R58/217. Bl. 224.
263
Dallin A.German Rule m Russia 1941–1945. London, 1957. P. 476–478.
Чтобы полностью прекратить подобные факты, одного указа оказалось недостаточно, и проявлявший по этому поводу заметное беспокойство Гитлер в сентябре выпустил новые дополнительные директивы. Они были изданы вместе с прежними 4 директивами 2 октября в виде приказов командующих тыловыми областями групп армий «Центр» и «Юг»: «Данные определения о поведении войск в религиозном вопросе по отношению к гражданскому населению на занятых восточных территориях касаются итальянских, словацких, венгерских войск или прочих добровольческих соединений только в тех местах, где имеются германские комендатуры. Германским местным комендатурам следить за тем, чтобы эти определения соблюдались иностранными войсками и добровольческими соединениями. Военное богослужение в оккупированных восточных областях разрешается проводить только как полевое богослужение, ни в коем случае не в бывших русских церквах. Участие гражданского населения (также и фольксдойче) в полевых богослужениях вермахта запрещено. Церкви, разрушенные при советском режиме или во время военных действий, не должны ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением органами немецких вооруженных сил. Это следует предоставить русскому гражданскому населению» [264] .
264
BA — MA, RH 22/7. Bl. 266.
Вскоре со стороны военного руководства в различных инструкциях последовали дополнительные указания, разъясняющие войскам позицию, которую следует занять по отношению к Православной Церкви. Так, в приложении к приказу ОКВ от 24 ноября 1941 г. «Направляющая линия для проведения пропаганды на занятых восточных территориях» говорилось: «Свобода религиозной деятельности предоставляет достаточно материала для пропаганды. Однако необходимо обратить внимание на то, что с германской стороны восстановление сильных местных православных церковных организаций нежелательно» [265] . А в приказе командующего тыловой областью группы армий «Юг» от 7 декабря 1941 г. «Направляющая линия образа действия в отношении украинского населения» сообщалось: «Украинскую автокефальную церковь, но также и другие конфессиональные объединения, допускать в случае, если они не занимаются политической деятельностью. Однако запрещено какие-нибудь прежние культовые места делать местами паломничества и таким образом центрами движения за автономию. Высылать с территорий, находящихся под германским управлением, церковных представителей других государств» [266] . Постепенно, хотя и не сразу, эти приказы оказали свое действие, и всякая помощь Православной Церкви со стороны германских войск была прекращена.
265
Там же. RH 22/272а. Bl. 3.
266
ВА — МА. RH 22/171.
В первые месяцы войны с СССР, воспользовавшись тем, что на оккупированной территории еще окончательно не сформировалась гражданская администрация, органы полиции безопасности и СД попытались оставить преобладающее влияние на религиозные организации. Это хорошо видно на примере Белоруссии. В упоминаемом сообщении с ее территории от 4 сентября 1941 г. говорилось: «В случае, если в будущем в определенной мере окажется разрешена деятельность Грекоправославной Церкви, целесообразно сохранить ведение дел, при условии необходимых организационных мероприятий, в распоряжении подвижных команд или стационарных организаций полиции безопасности… При будущем задании полиции безопасности о совместной работе с населением, например розыске коммунистических агентов или преступных элементов, такая работа с отдельными грекоправославными священниками, предполагая, что деятельность Грекоправославной Церкви вообще будет допущена, обещает безусловный успех. При этом должно быть уделено внимание тому, чтобы уже сейчас, независимо от создания будущего гражданского управления, сформировать у грекоправославного духовенства представление об отдельных организациях или в целом о полиции безопасности и СД как о руководящих органах» [267] .
267
ВА. R58/216. Bl. 288.