Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь
Шрифт:
Церковь же в Луккенвальде, несмотря на самовольство лагерной администрации, закрыта не была, так как там имелся священник из военнопленных, служить которому формально разрешалось. Но и митр. Серафиму лично, по крайней мере 1 раз — 28 июля 1944 г., удалось совершить Божественную литургию в этом храме [585] .
Понимая, что духовенство его епархии в лагеря не допустят, митр. Серафим попытался решить проблему другим способом — рукоположением благочестивых военнопленных во священники. В частности, в марте 1944 г. он попросил разрешения ОКВ на посвящение в сан А. Букетова — заключенного из лагеря VIIA под Моосбургом. Ведомство шефа ОКВ запросило мнение Партийной канцелярии и получило резко негативный ответ, о котором 11 апреля сообщило шефу руководящего штаба ОКВ: «Партийная канцелярия имеет очень существенные возражения против намерения разрешить православному архиерею в Берлине — митрополиту Серафиму рукополагать советских военнопленных в сан священника. Серафим уже пытался подобным образом рукополагать в православные священники, находящихся в рабочих лагерях Германии остарбайтеров… Партийная канцелярия также заняла позицию против этого плана… Следовало бы указать на то, что с германскими войсками отступило большое количество антибольшевистски настроенных православных священников. Поэтому я по поручению Партийной канцелярии прошу занять к предложению митр. Серафима
585
CP, август 1944. С. 2.
586
ВА, R6/179. Bl. 27.
Но рекомендация Партийной канцелярии не устроила Инспекцию по делам военнопленных ОКВ, которая считала необходимым следовать указаниям, данным в начале войны, и не хотела допускать в лагеря даже антибольшевистски настроенных эвакуированных. В то же время чиновники инспекции в 1944 г. уже понимали, что решать проблему как-то надо, и, возможно, в предложении митрополита увидели приемлемое альтернативное решение. Поэтому 22 апреля они запросили у РМО отзыв о митр. Серафиме и необходимости духовного окормления военнопленных, подчеркнув в своем письме: «Для примерно 800 000 советских военнопленных имеются в распоряжении только 8 военнопленных советских священников. Поэтому душепопечение практически невозможно. В целом существует большая потребность в духовной опеке среди советских военнопленных… Так как согласно существующим определениям душепопечение советских военнопленных разрешено только военнопленным священнослужителям, имеется причина сделать пригодных представителей духовенства священниками… Подготовка гражданских священнослужителей не решит вопроса, так как их не допускают в лагеря военнопленных» [587] .
587
ВА, R6/179. В 1.26.
Ответ из РМО от 5 июня 1944 г. (проект которого написал руководитель религиозной группы К. Розенфельдер) был резко враждебен как по отношению к митр. Серафиму лично, так и к РПЦЗ в целом: «Она монархически ориентирована и представляет русских эмигрантов. Карловацкий Синод рассматривался как патриархом Тихоном, так и его преемником нынешним патриархом Сергием в качестве находящегося в схизме. Прочие самостоятельные Православные Церкви воздерживаются от поддержки эмигрантской Русской Церкви. По этим причинам использование митр. Серафима для душепопечения военнопленных нежелательно». В своем стремлении опорочить РПЦЗ министерство взяло на себя роль защитника церковных канонов и даже сослалось на позицию проживавшего в Москве Преосвященного Сергия (Страгородского), назвав его патриархом (!), что, естественно, никогда не признавалось нацистскими ведомствами. Впрочем, под влиянием военных поражений и изменения советской религиозной политики (о чем говорилось в проекте письма) и РМО считало теперь необходимым изменить прежний порядок: «Я прошу еще раз изучить вопрос, можно ли, не изменяя существующий до сих пор порядок, все же допустить некоторых из этих [эвакуированных с Украины] однозначно антибольшевистски настроенных священников в качестве душе попечителей военнопленных» [588] .
588
Там же. Bl. 25, 119.
Ко времени ответа РМО к шефу по делам военнопленных поступила вторая заметка из ведомства шефа ОКВ с изложением содержания письма Партийной канцелярии от 10 мая. Как и в первом отзыве, партийные инстанции настаивали на использовании священников, эвакуированных с восточных территорий, и сойдясь во мнении с РСХА, в еще более резкой форме отвергали предложение митр. Серафима: «Партийная канцелярия, так же как и Главное управление имперской безопасности, до сих пор всегда отстаивала точку зрения, что митр. Серафим должен заниматься только русскими эмигрантами… Например, его компетентность в окормлении используемых в рейхе восточных рабочих категорически отрицается. Соответственно, также нежелательно, чтобы Серафим вообще занимался окормлением православных советских и прочих военнопленных» [589] .
589
ВА, R6/179. Bl. 101.
Вероятно, ОКВ так упорно сопротивлялось допущению духовенства РПЦЗ в лагеря, чтобы как можно меньше посторонних лиц знало о проводимом широкомасштабном уничтожении военнопленных. Но в конце 1944 г. оно все-таки сделало уступку в отношении казавшихся более надежными некоторых священников-беженцев, которых также было легче держать под контролем. Например, 29 декабря Инспекция по делам военнопленных ОКВ сообщила командиру военнопленных в VI военном округе, что его потребность в 39 пленных русских православных священниках в настоящее время еще не может быть удовлетворена, но частично ее компенсируют другим путем: «По предложению шефа полиции безопасности и СД в первую очередь должно быть использовано [некоторое] количество гражданских русских православных священников, которые на Востоке добровольно оказались под германской защитой и при отступлении фронта вместе с нами пришли на территорию родины [рейха]. Согласно готовящемуся указу они должны быть по договору внештатно определены на службу при гос. лагерях». Для VI военного округа первоначально намечалось выделить 5 таких священников [590] .
590
ВА-МА, RH 49/111. Bl. 148.
Таким образом, духовенство Германской епархии отвергалось нацистскими ведомствами вплоть до конца войны, даже когда в отношении эвакуированных с Востока священников были сделаны уступки. И все же заслуга оказания духовной помощи и поддержки советским военнопленным, хотя бы в той небольшой степени, в которой это удалось осуществить, принадлежит в первую очередь православной Германской епархии. Ее священнослужителям, как карловчанам, так и евлогианам, несмотря на запреты, удавалось проникать в лагеря, особенно в последний период войны, когда дисциплина в германских государственных структурах заметно ослабела. Кроме того, те 8 священников, которые все-таки нашлись среди самих военнопленных, как показывает упоминавшийся пример о. Михаила Попова в Луккенвальде, фактически вошли в ведение митр. Серафима и получали с его стороны разнообразную помощь. Из распоряжения митрополита в декабре 1943 г. видно, что облачения, священные сосуды, богослужебные книги и т. п. для оборудования церквей, открывавшихся в лагерях военнопленных и восточных рабочих, выделялись приходами епархии [591] .
И, наконец, подавляющее большинство эвакуированных с территории СССР канонических священников, в том числе и допущенные в лагеря в последние месяцы войны, так или иначе устанавливали связь с епархиальным руководством и тоже получали содействие и поддержку.591
CP, декабрь 1943. С. 1.
Значительно большего успеха удалось добиться русскому духовенству в душепопечении восточных рабочих, хотя и здесь пришлось преодолевать много препятствий. Сначала немецкие учреждения вообще не принимали в расчет, что люди, вывезенные из восточных областей, должны иметь хоть какую-то духовную жизнь. В циркуляре шефа полиции безопасности и СД от 12 августа 1941 г. лишь говорилось, что поляки и восточные рабочие не могут, подобно другим иностранным рабочим, участвовать в богослужениях, проводимых для немцев. И только украинцы-униаты из Генерал-губернаторства (где им оказывали подчеркнутое покровительство в противовес полякам) ставились в особое положение. Они могли окормляться постоянно жившими в рейхе священниками, которые подчинялись представителю Львовского униатского митрополита Андрея (Шептицкого) в Германии прелату Петру Верхуну. О каждом богослужении для украинцев-униатов предписывалось предварительно сообщать в отделение полиции [592] .
592
ВА, R58/1030. Bl. 239–240.
В первые месяцы войны с СССР людей на принудительные работы в Германию с советской территории еще не вывозили, и большинство восточных рабочих были из оккупированной Польши, а среди них много и православных украинцев. Православная Церковь в Генерал-губернаторстве, возглавляемая митрополитом Дионисием, попыталась добиться разрешения, которое было дано униатам. РКМ 2 апреля 1942 г. писало на Германский рабочий фронт, что протопресвитер Иларион Брендзан (представлявший владыку Дионисия в Берлине) ходатайствует о позволении духовно окормлять православных украинских рабочих. Но для подобного разрешения нужна была санкция РСХА, которую РКМ и запросило. Ведомство шефа полиции безопасности и СД долго не отвечало, а потом 2 июля сообщило, что дело закрыто из-за отъезда Брендзана в Париж [593] .
593
ВД R5101/22 183. Bl. 46, 51–52, 73.
Осенью 1942 г. в Германии уже проживало несколько сот тысяч советских украинцев, и священник Билецкий из украинского прихода в Берлине (юрисдикции митрополита Дионисия) повторил попытку Брендзана. 15 октября он написал в Министерство церковных дел, прося от имени владыки разрешить посещать лагеря и больницы остарбайтеров, проводить там богослужения, отпевать умерших и т. п. К ходатайству Билецкий приложил полученное им письмо от 8 июля 1942 г. от главы автокефальной Украинской Церкви архиепископа Поликарпа с предложением взять на себя душепопечение православных украинцев в Германии. Архиепископ извещал также, что направил рейхскомиссару Украины письмо, в котором просил о материальном обеспечении и свободном доступе в лагеря украинских священников в Третьем рейхе. Чиновники Министерства церковных дел отнеслись к просьбе сочувственно и даже подготовили проект ответного письма со своим разрешением [594] . Однако 17 декабря 1942 г. генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы известил министерство, что рейхсфюрер СС Г. Гиммлер запретил использование украинских священников для душепопечения восточных рабочих и этот запрет еще не снят, поэтому предложение РКМ о разрешении несвоевременно [595] .
594
РГВА, ф. 1470, оп. 1, д. 18, л. 13–15.
595
Там же. Л. 12.
Запрет Гиммлера, вероятно, был сделан летом 1942 г. и касался также и униатов. Это видно из межведомственной переписки по поводу самовольно проведенного 21 июля священником М. Москиликом богослужения для украинских восточных рабочих в католической церкви Людингхаузена. 16 сентября генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы написал об этом случае в РКМ, попросил разъяснений и приложил к письму инструкцию, согласно которой душепопечение восточных рабочих, в том числе украинцев, иностранными или немецкими священниками запрещалось. В разбирательство был вовлечен даже МИД. Из указанной переписки также следует, что существовал план назначить 23 священника для душепопечения украинцев-униатов в Германии, от которого потом отказались [596] . 28 июня 1943 г. шеф полиции безопасности и СД прямо писал в МИД, что украинским священникам-униатам нельзя доверять, так как они находятся под сильным польским влиянием, и об окормлении ими рабочих в рейхе не может быть и речи [597] .
596
АА, Inland 1-D, 4756. Bl. 5–9.
597
348 Там же. Bl. 1.
Указанный запрет на душепопечение восточных рабочих, естественно, относился и к священникам православной Германской епархии. Уже в мае 1942 г. число людей, вывезенных на принудительные работы в Германию из СССР, достигло 1,2 млн, а к 31 декабря 1942 г. только в Берлине было зарегистрировано 582,2 тыс. советских граждан и, кроме того, 13,2 тыс. сербов и хорватов [598] . Часть восточных рабочих проживала вне лагерей или имела возможность покидать их. Испытывая сильную потребность в духовном окормлении, эти люди начали посещать богослужения в русских храмах. Впервые их массовый наплыв стал заметен во время пасхальных служб в начале апреля 1942 г., что вызвало резко негативную реакцию властей. В 1946 г. митрополит Серафим рассказывал: «После Пасхальной заутрени в 1942 г., отслуженной при большом стечении верующих, от этого же учреждения (по словам митр. Серафима, — центрального руководства нацистской партии) пришло приказание, чтобы впредь священники у входа в храм проверяли документы лиц им неизвестных. Я категорически отказался исполнить это требование, заявив, что священники — не полицейские» [599] .
598
ВА R58/225, Bl. 3; Richter R.Aus dem Leben der Russischen Orthodoxen Kirche in Berlin. Manuskript. Berlin, 1998. S. 23–24.
599
Распоряжения Высокопреосвященнейшего Серафима… C.2.