Крест проклятых

— Мы все говорим о мятеже Габриэля Стоуна, — сказала Алекс, — словно все это его идея. Ничего подобного. Он работает на кого-то другого. Восстание против Федерации — всего лишь первый этап более широкого плана, и этот план разработан не рядовыми вампирами.

Лицо Олимпии на экране увеличилось — она приблизилась к камере, — а ее глаза метали молнии.

— Предупреждаю вас, капитан.

— Хозяева Стоуна, те, кто все это задумал, — убервампиры.

Эти слова словно вытеснили весь воздух из зала. Повисло долгое, растерянное молчание.

— Но ведь… они… — выдохнул Натаниэл Кризи, — они на самом деле… не…

— …существуют? — нерешительно закончил за него Джарвис Джексон.

— Убер… что? — растерянно переспросил Гибсон.

Олимпия с силой опустила кулак на стол, так что подпрыгнула веб-камера.

— Слухи! — крикнула она. — Глупая девчонка. Стоун играл с тобой, пытаясь запугать. Я не позволю тебе верить в эту опасную ложь и не позволю распространять ее среди коллег. Ты видела кого-то из этих предполагаемых Властителей?

— Нет, — ответила Алекс. — И вы это знаете. Вы были там, в Румынии.

Лицо Верховного правителя приобрело багровый оттенок.

— Конечно, не видела! — крикнула Ангелополис, так что заскрежетали перегруженные динамики. — Потому что это все легенды и мифы. Дурацкие сказки из эпохи предрассудков, которая, слава богу, давно закончилась, сменившись нашим просвещенным веком.

— Вроде мифа о Кресте Ардайка? — спросила Алекс.

— Креста больше не существует, — огрызнулась Олимпия. — Он стал историей, как и должно быть. Словно вообще не существовал.

— Если бы он не существовал, — возразила Алекс, — ваша голова лежала бы теперь в корзине, вместе с головами остальных Верховных правителей, которых Стоун гильотинировал в своем замке. Или вы уже забыли?

— Хватит! — взвизгнула Олимпия. — Еще одно слово, Бишоп, и я прикажу арестовать вас и казнить как предателя Федерации.

— Мэм, — запротестовал Келби, вставая. — При всем моем уважении, Алекс Бишоп не предатель. И мне кажется, она не раз это доказывала.

Олимпия молча смотрела на них с экрана. Потом грозно подняла палец.

— Обсуждение закончено, — прошипела она. — То, что вы сегодня слышали, не должно покинуть стен этой комнаты. Под страхом смерти. Всем ясно?

Все поспешно закивали в знак согласия. Несколько вампиров встали со своих мест, с осуждением глядя на Алекс.

— А что касается вас, Бишоп, — прибавила Олимпия, — то вы понижаетесь в звании до оперативного сотрудника, как и прежде.

Келби закатил глаза. «Опять двадцать пять», — читалось на его лице.

— Меня невозможно понизить, — возразила Алекс, — поскольку я не принимала предложения. Я не хочу иметь ничего общего со шпионскими камерами в домах членов Федерации. Это низко.

— Молчать! — еще громче взвизгнула Олимпия. — Считай, тебе повезло, что я… пока… не приказала тебя немедленно уничтожить. — Она повернулась к Гибсону: — Капитан Гибсон, с этого момента вы назначаетесь главой специального подразделения.

Лицо Гибсона просияло.

Олимпия громко хлопнула в ладоши.

— Совещание объявляется закрытым.

Экран погас.

Глава 10

Камера 282,

Блэкхетская тюрьма строгого режима,

Норт-Йорк-Мур,

15 миль к югу от Мидлсборо, 1:09 ночи

Единственным звуком, который Денни Морган слышал этой ночью, лежа на своей койке, было тихое, ритмичное похрапывание Пита Таллета, который занимал нары под ним, а также шаги охранников, патрулировавших коридор по ту сторону толстой стальной двери. В камере было темно, хоть глаз выколи, если не считать маленького квадратика тусклого лунного света, лившегося из единственного окна.

Денни лежал неподвижно, закрыв глаза, но не спал: мысли, от которых он не мог избавиться последние несколько дней, бурлили в его мозгу, прогоняя сон.

Денни Морган был парнем, который точно знал, что ему нравится, а нравилось ему всегда одно и то же. Когда он был свободным человеком, то всегда пил один и тот же сорт пива с одними и теми же приятелями в одном и том же пабе под аккомпанемент одних и тех же мелодий из музыкального автомата. Каждую среду цыпленок тандури навынос из одного и того же индийского ресторана, всегда один и тот же стейк с жареной картошкой по пятницам. Он всегда был таким — находил комфорт в заведенном порядке вещей и упорно сопротивлялся любым переменам. До такой степени, что когда его жена Мэнди однажды пришла домой без длинных белокурых волос — которые носила с восемнадцати лет и которые теперь сменила короткая стрижка и черный цвет, — Денни, вполне обоснованно, на его взгляд, избил ее до смерти пустой бутылкой из-под пива, ньюкаслского темного эля, своего любимого.

Любовь Денни к неизменному порядку помогла привыкнуть к жизни в тюрьме, где он находился уже восемь лет, причем последние два года в камере 282 с двумя другими заключенными, с которыми неплохо ладил. Пит Таллет был подвержен внезапным приступам метеоризма, при которых испускал невероятно вонючие газы, но компенсировал это неиссякаемым запасом шуток. Кев Дойл был хмурым и печальным человеком, говорил мало, но ему можно было доверять во всем. Оба серьезные, надежные парни. Последние пару лет Денни был в целом доволен своей жизнью.

Пока появление в камере четвертого постояльца не изменило все.

Денни был в ярости, считая нынешнее положение абсолютно неприемлемым — и дело не только в нарушении устоявшегося режима в камере 282, что само по себе никуда не годилось. И Пит, и Кев соглашались, что новый парень, которого им навязали, настоящий псих.

Денни открыл глаза и повернул влево голову, лежавшую на тонкой подушке. В восьми футах от него, у другой стены камеры, на верхней койке абсолютно неподвижно лежал новый парень. Тюремное одеяло укрывало его с головы до ног, так что в слабом лунном свете виднелся лишь неясный силуэт. Денни различал скрещенные на груди руки, ладони которых были прижаты к плечам.

Этот чокнутый ублюдок лежал так весь день. Не шевелился. Не разговаривал, не вставал в туалет, не храпел и, казалось, не дышал. Как будто они делили камеру с реанимированным трупом.

Все остальные заключенные Блэкхетской тюрьмы знали о новом постояльце камеры 282 из газет и телевизионных передач, которые можно было посмотреть в комнате отдыха, причем на недостаток информации никто не жаловался. Его жестокое нападение на маленькую приходскую церковь в Корнуолле так широко освещалось шокированными средствами массовой информации Великобритании, что вести о нем достигли даже тех, кто сидел в одиночках. Многие заключенные, будучи ревностными христианами, и особенно те, кто обратился к религии уже в тюрьме, пытаясь замолить прошлые грехи, злились на нового парня. Этого Эша, этого самозваного «вампира» с подпиленными зубами и странными манерами, не любили и опасались.