Крестики-нолики

Он формулировал в уме новые доказательства — доказательства с сотнями перестановок. Если эдинбургские наркобандиты занялись похищениями и убийствами, чтобы держать в страхе разную мелкую сошку, значит, дело и вправду принимает весьма неприятный оборот и в будущем ему, Джиму Стивенсу, придется быть еще более осторожным. Правда, Детине Поудину пока ничего не известно. Тогда допустим, что в игру вмешалась новая банда со своими новыми правилами. Это может привести к войне преступных группировок, как в Глазго. Но ведь в наши дни так дела не делаются. Или, наоборот, — делаются только так?

Все эти мысли, помогавшие Стивенсу не заснуть и оставаться настороже, он поспешно записывал в блокнот. Приемник в машине был включен, и каждые полчаса он слушал новости. Жертвой эдинбургского детоубийцы стала дочь полицейского. Во время последнего похищения убит мужчина — задушен в доме матери похищенной девочки. И так далее. Стивенс продолжал формулировать, продолжал строить предположения.

Причастность Ребуса ко всем убийствам еще не была установлена. Полиция не собиралась объявлять об этом — даже Джиму Стивенсу.

В половине восьмого Стивенсу с помощью подкупа удалось уговорить проходившего мимо продавца газет принести ему булочек с молоком из ближайшего магазина. Сдобные булочки, посыпанное сахарной пудрой, он запивал холодным как лед молоком. В машине было включено отопление, но он продрог до костей. Ему необходимо было принять душ, побриться и немного поспать. Не обязательно в такой последовательности. Но он был уже слишком близок к разгадке, чтобы сойти сейчас со следа. Он обладал упорством (кое-кто сказал бы даже — фанатизмом) хорошего репортера. Ночью он наблюдал, как подъезжали другие писаки и как всех их прогоняли прочь. Некоторые, увидав, что он сидит в машине, подходили поболтать и разнюхать, нет ли чего-нибудь новенького. Тогда он прятал блокнот и с равнодушным видом говорил им, что скоро поедет домой. Ложь, гнусная ложь.

Она была частью его работы.

И вот наконец они вышли из дома. Несколько человек с фотоаппаратами и микрофонами оказались, разумеется, тут как тут, но никто из них не проявлял чрезмерной бестактности, никто не толкался, не лез на рожон, не вызывал раздражения. Во-первых, это был убитый горем отец, во-вторых — полицейский. Никто не собирался ему докучать.

Стивенс наблюдал за тем, как Джилл и Ребус усаживаются на заднее сиденье стоявшего без дела полицейского «Ровера». Он успел рассмотреть их лица. Ребус выглядел изможденным. Этого и следовало ожидать. Однако прямая линия плотно сжатых губ придавала его лицу суровую решимость. Стивенса это слегка озадачило. У Ребуса был вид бойца, готового к сражению. Черт подери! А рядом с ним была Джилл Темплер. Она явно устала, устала даже сильнее, чем Ребус. Глаза красные, но в выражении лица тоже сквозило нечто необычное. Произошло что-то очень важное. Это понял бы каждый уважающий себя репортер, — репортер, отдающий себе отчет в том, что именно он хочет раскопать. Стивенс весь истерзался. Он нуждался в новой информации. Материал, который он собирал, был сродни наркотику. С каждой инъекцией Стивенс нуждался все в большей дозе. А в последнее время он с некоторой тревогой вынужден был признать, что нуждается в этих инъекциях не по долгу службы, а ради удовлетворения собственного любопытства. Ребус заинтриговал его. Джилл Темплер, разумеется, возбуждала интерес.

А Майкл Ребус…

Майкл Ребус еще не выходил из квартиры. Репортеры уже разъезжались, «Ровер» сворачивал с тихой Марчмонт-стрит направо, но полицейские остались на посту. Новая смена. Стивенс закурил. Ну что ж, попытка не пытка. Он вернулся к своей машине и запер ее. Потом, прогулявшись вокруг дома, выработал новый план.

— Простите, сэр! Вы здесь живете?

— Конечно, я здесь живу! А в чем дело? Мне необходимо добраться до кровати.

— Была тяжелая ночка, сэр?

Человек со слезящимися глазами потряс перед полицейским тремя бумажными пакетами. В каждом пакете лежало по шесть булочек.

— Я — пекарь. Работаю по ночам. А теперь, если вы…

— А ваша фамилия, сэр?

Разговаривая с полицейским, Стивенс успел разобрать несколько имен на табличке у домофона.

— Лейдло, — сказал он, — Джим Лейдло.

Полицейский сверился со списком, который держал в руке:

— Все в порядке, сэр. Извините за беспокойство.

— А что произошло?

— Скоро узнаете, сэр. Всего хорошего.

Сердце у Стивенса замерло: а вдруг дверь в подъезд заперта и тогда все его хитрости пойдут насмарку?! Он наудачу толкнул массивную дверь и почувствовал, как она подалась. Они ее не заперли. В тот день святой Стивен, его заступник, к нему благоволил.

В вестибюле он отделался от булочек и придумал новый тактический ход. Он поднялся на второй этаж к квартире Ребуса, стараясь не вдыхать смрадный кошачий запах. У Ребусовой двери он остановился перевести дух. Странно он себя чувствовал: сквозь навалившуюся усталость пробивалось ликующее возбуждение. Такого он не испытывал ни разу за все долгие годы работы. Ему нравилось это чувство. Пожалуй, сегодня ему может сойти с рук все что угодно. Он безжалостно нажал на кнопку звонка.

Пару минут спустя дверь, зевая, открыл заспанный, опухший Майкл Ребус. Наконец-то они столкнулись лицом к лицу. Стивенс помахал перед Майклом удостоверением. В удостоверении значилось, что Джеймс Стивенс является членом Эдинбургского бильярдного клуба.

— Инспектор сыскной полиции Стивенс, сэр. Простите, что поднял вас с постели. — Он убрал удостоверение. — Ваш брат сказал нам, что вы, вероятно, еще спите, но я все-таки решил подняться. Можно войти? Всего несколько вопросов, сэр. Я не отниму у вас много времени.

Двое полицейских, у которых, несмотря на тот факт, что лето уже началось, в теплых носках окоченели ноги, приплясывали на месте в надежде чуть-чуть согреться. Разговор шел только о похищении да о том, что убит сын старшего инспектора. Позади них открылась дверь подъезда.

— Вы, ребята, еще здесь? Жена сказала мне, что ночью у входа стоят бобби, но я ей не поверил. Что случилось?

Это был старик — в домашних тапочках, но в теплом зимнем пальто. Он успел побрить только одну щеку и где-то потерял или забыл нижнюю вставную челюсть. Бочком выбираясь из подъезда, он нахлобучивал на свою лысину шапку.

— Вам не о чем беспокоиться, сэр. Скоро вам все объяснят, я уверен.

— Ага, тогда ладно. Я просто вышел за газетой и за молоком. Вообще-то на завтрак мы едим гренки, но какой-то тип забыл в подъезде больше дюжины свежих булочек. Ну а ежели их никто не хватится, в моем доме им будут рады.

Он захихикал, показав красную нижнюю десну.

— Может, вам, ребята, чего-нибудь купить в магазине?

Но двое полицейских пристально смотрели друг на друга — встревоженные, онемевшие.

— Поднимись туда, — сказал наконец один другому. Потом обратился к старику: — А ваша фамилия, сэр?

Старик приосанился. Старый вояка.

— Джок Лейдло, — ответил он. — К вашим услугам.

Стивенс с удовольствием пил черный кофе. Впервые за целую вечность он пригубил что-то горячее. Он сидел в гостиной, внимательно разглядывая обстановку.

— Хорошо, что вы меня разбудили, — обратился к нему Майкл Ребус. — Мне уже пора двигать домой.

«Не сомневаюсь, что пора, — подумал Стивенс. — Не сомневаюсь». Ребус, в общем, казался более спокойным, чем он предполагал. Спокойным, отдохнувшим человеком, который в ладах со своей совестью. Чудеса, да и только!