Крестная мать

Началась перестройка. Сотни тысяч людей в СССР бросились в коммерцию. Для большинства это означало ехать в Польшу, Турцию, Китай за баулами, напичканными ширпотребом. Люди ринулись за "бугор", взяв в охапку сувениры и электротовары. Туризм стал работой.

Гласность для простого "совка" тоже вряд ли означала возможность настрочить заметку в газету, люди спешили посмотреть американский боевик в видеосалоне, что открылся в заброшенном подвале. Как выяснилось, самый непреодолимый голод обнаружился на продукцию кинокомпании "Уорнер Бразерс", в цене были также "Эммануэль" и немецкое порно. Молодняк выстроился в длиннющие очереди перед видеосалоном и бил Друг Другу морду за места на первом ряду, поближе к телевизору. Предприимчивые обладатели видеомагнитофонов срывали жирный куш с многомиллионного рядового "совка", для которого "видик" был в диковинку. Этот самый обладатель не ограничивался своей законной точкой в городе, а мотался по близлежащим колхозам и показывал американские боевики тамошнему люду, что отличался еще большим слюновыделением. В отличие от городского деревенский люд обсуждал просмотренный фильм не день, а неделю, до того момента, как представится, возможность посмотреть новый фильм. Пенсионеры ворчали на рекламу. Впечатлительная бабушка падала в обморок, когда из телевизора ей объясняли значение слова "лесбиянка", а озабоченный пожилой мужчина конспиративно, втайне от не в меру ревнивой жены, включал телевизор и вылупливал глаза на задирающих ноги выше головы девочек в передаче "Аэробика". Поколение выбрало "пепси".

В городах, как грибы после обильного дождя, росли бары и варьете, комиссионные магазины и закусочные, кегельбаны и аттракционы, банки и биржи, страховые компании и охранные бюро, и даже эротические театры. Цеховики оформлялись в легальные коммерсанты, "форца" перестала быть преследуемой, курс доллара знали даже дети. Между делом простого "совка" обували на городской толкучке, заставив сыграть его в наперстки, предварительно убедив на примере других, что он обязательно выиграет.

Красиво жить не запретишь, поколение вплотную занялось повышением своего благосостояния. Разрешено все, что не запрещено законом. Лучше веселиться, чем работать. Привыкшие к ежовым рукавицам люди перестали дышать через раз и спешили надышаться ниспосланной сверху свободой. Когда писатели-сатирики гурьбой принялись высмеивать свою страну и своего президента, люди поняли, что надо хапать быстрее, хапать все, что под руку попадется, потом будет поздно. Такими темпами можно было идти только в никуда. Политика новых лидеров скорее была хаосом, возведенным в ранг закона. На первых порах люди с любопытством слушали тирады о демократии, но по истечении нескольких лет насторожились: ведь за болтовней политиков напрочь отсутствовало изменение жизни к лучшему. Народ обозлился и искренне пожелал дарованной свободе пропасть пропадом, не полностью, конечно, но ведь если бы ее выдавали по крупицам, кому сколько Надо, а масло и сахар взвешивали без продовольственных карточек, тогда, вероятно, было бы в самый раз. Предсказатели, которым тоже разрешили открывать рот, во весь голос заорали: "То ли еще будет!"

Единственно, что осталось неизменным, так это достаток торговых работников, у них и теперь было что воровать. Спокойными за свою судьбу остались и чиновники: им было от кого брать. У тех и у других были и "видики", и автомобили, им не надо было утруждать себя утомительными поездками в забитых людьми и чемоданами автобусах, им незачем было отбиваться от клопов в дешевых гостиницах, торговать на стамбульских базарах ножницами и утюгами, менять электродрель на кожаную куртку. Те же самые торгаши при новой власти распродавали гортор говские склады, только теперь продавали не спекулянтам, а коммерсантам, те же самые бюрократы из номенклатуры ведали теперь приватизацией и разгосударствлением предприятий. Именно в их компетенции было выделить или нет помещение для частного кафе, разрешить или не разрешить торговать в нем спиртными напитками. В самом деле, не зашивать же собственные карманы, если туда так норовят всунуть конвертик — знак благодарности. Символом застоя был безобидный презент в виде армянского коньяка и коробки конфет. Нынче этого, пожалуй, было маловато.

А еще повзрослевшие раньше срока девочки-конфетки укоротили юбки, они хлопали дверью, убегая от маминых нотаций, и прыгали в автомобили. Девочка-конфетка не верила старорежимным разглагольствованиям о том, что все эти кооперативщики — временное явление, что их скоро прикроют, она верила своим глазам и, сидя в авто, всей грудью глотала ментоловый дым длинной сигареты "МО", а в престижном старом ресторане "Старый рояль" "тащились" от игры тапера, поглатывая ликер "Шери", ну, а если подруги узнают, что ее новый парень — кидала, катала, ломщик, разборщик, а что еще круче, — маклер, диллер, брокер или дистрибьютер, тогда они умрут от зависти. Для нее достижением было, когда она кушала через силу омаров, без малейшего желания закусывала "биф" и отказывалась от балыка. Глядя на расфуфыренных кукол, виляющих бедрами на Крещатике, Елена Родионова вспоминала, о чем она думала и как поступала в свои восемнадцать лет, и отворачивала глаза, потому что не давала восемнадцатилетней Лене Родионовой фору.

А страна и впрямь превратилась в место, где здравомыслящий инженер мечтал стать барменом. Его, горемыку, все время пилили дома, попрекая низкими заработками. Наступила эпоха великой неразберихи. Не случайно именно в годы перестройки зацвел кактус преступности.

В эти годы пошатнулись старые воровские устои. Теперь какая-нибудь сколоченная впопыхах банда вооруженных сопляков могла бесцеремонно посягнуть на жизнь признанного авторитета в блатном мире. Если раньше уличная пацанва зачарованно смотрела на "ботающего по фене кореша", у которого на руках была справка об освобождении, то теперь проведенные на лесоповале годы не вменялись в заслугу. Больше стало цениться умение откупиться. Общество американизировалось. Да, это была Америка, Америка времен сухого закона.

Государство трещало по швам. И в конце концов швы треснули. Все стремились к независимости… за что боролись, на то и напоролись.

На обломках империи возникли независимые республики. Россия, самая большая страна из образовавшихся новых государств, заявила о незыблемости границ и отсутствии с ее стороны территориальных претензий к возникшим государствам. Статус-кво гарантировал мир. Он остудил горячие головы. Но были люди, у этих людей была власть. Эта власть не ограничивалась влиянием на политику. Она таилась в реальной силе, доступе к рычагам, управляющим всем и вся. Республику разъела коррупция, по своим масштабам в сотни раз превосходящая продажность госчиновничества при тоталитарном режиме. Коррупция просочилась во все поры государственных структур. Люди, которые платили, могли заказать любую музыку, даже военный марш. В руках этих немногих сосредоточилась великая сила. Название этим людям уже давно придумали на Западе. В новых независимых государствах Восточной Европы это слово прижилось на благодатной почве, сдобренной семенами хаоса. Здесь все это было и раньше, не было только названия, а теперь оно появилось. Мафия…

Карьера Матушки была стремительным восхождением на поприще гангстеризма. Структуры Матушки представляли из себя бесподобный симбиоз несовместимого — улица, церковь, политика. Присутствие Матушки ощущалось везде. Ее дух витал повсюду, ее действия исходили из его Высочества Чистогана. Она же стала ее Величеством, потому что жила в своем государстве.

Парад суверенитетов, начало которому положило Беловежское соглашение, сделал из Матушки циника.

— Вот видишь, не только я стремлюсь к независимости, целые государства стремятся к тому же, — заявила она как-то Борису. — Вот и Украина стала самостийной.

Ее дела шли в гору. Государства на первом этапе своего существования всегда нуждаются в мафии, а, вернее, в деньгах мафии. Деньги мафии делали из политиков — президентов, из дилетантов — профессоров, из бездарностей — знаменитостей, и все для того, чтобы снова делать деньги.

Вначале девяностых у Родионовой были банки, страховые компании, рестораны, магазины, купленные чиновники и целые департаменты исполнительной власти. Старые связи с номенклатурой приблизили ее к госэлите. Первый президент независимой Украины считал ее хорошей знакомой, с правительством она имела деловые отношения частного характера. Родионова вытворяла все, что хотела. Мечтательная девочка превратилась в международную авантюристку. Она продавала за границу купленную для нужд государства нефть по ценам ниже закупочных, а тот, кто обеспечивал эти заведомо разорительные для государства договора, сидел очень высоко. Он же открывал для Родионовой беспошлинный вывоз всего и вся, добивался для нее уменьшения налогов запросто, потому что был премьер-министром. Она платила ему несоизмеримо больше, чем пыхтящее на ладан государство.

Не забыла она и о своих "истоках". Украинская церковь стала автокефальной, независимость прежде всего.

Ее последний проект был не для слабонервных. Борис находился в се кабинете, когда ее пресс-секретарь зачитывал справку:

— В Крыму девятьсот шестьдесят шесть учреждений отдыха, пять морских авиапортов, триста десять промышленных и триста двадцать пять сельхозпредприятий, шестнадцать строительных трестов, одна тысяча восемьсот двадцать пять тысяч гектаров сельхозугодий, сто девятнадцать источников целебных вод и тридцать источников целебных грязей, действует сто тридцать восемь гостиниц, шесть тысяч триста предприятий розничной торговли, две тысячи точек общепита, три тысячи предприятий бытового обслуживания — всего, без стоимости земли, природных ресурсов на сумму десять миллиардов долларов США…

— Как тебе островок? — подмигнула она Борису.

Ее патологическое желание быть абсолютно свободной определило ее дальнейшие планы. Крымский полуостров она хотела сделать островом своей мечты, где она будет единственной хозяйкой, неподотчетной даже Богу.

— Ты сумасшедшая! — не выдержав, воскликнул Борис.

— Нет, я просто хочу быть свободной, а свободной я буду только в собственной стране.

— Прямо как в сказке о золотой рыбке, там столбовая дворянка, Владычица Морская, в конце концов осталась у разбитого корыта.

— Ты пессимист, — ответила она и попросила оставить ее одну… Теперь Борису было страшно, но он все же продолжал оставаться ее советником.

90-е ГОДЫ

В фойе самого престижного в Киеве валютного дансинга "Де верлд оф дримс", что в переводе означало "Мир грез", низенький швейцар в смешной красной кепке- таблетке учтиво обхаживал только что вошедших высокого молодого парня и стройную девушку, на вид им обоим было не больше двадцати. Некоторое внешнее сходство давало основание полагать, что эти симпатичные парень и девушка — брат и сестра.