Крестник Арамиса

И женщина вышла тем же спокойным, твердым и размеренным шагом. На улице ее ждала запряженная почтовая карета. Арманда села в экипаж, и привратники услышали, как она крикнула кучеру: «В Париж!»

Францисканец, облокотившись на стол, молча наблюдал за происходящим. Когда Арманда де Сент-Круа вышла, австриец, англичанин, голландец и итальянец, разом поднялись со своих мест и подошли к монаху.

Преподобный сидел неподвижно. Собравшиеся выжидающе глядели на него. Наконец, словно выйдя из оцепенения, францисканец холодно и властно произнес:

— Ну, все, господа. Идите с миром. Совет ордена будет думать. Не более чем через три дня вы получите ответ.

VI

СЮРПРИЗЫ ГОСПОДИНА Д’АРКУРА

Мы сказали, что в ту ночь во дворце посла Франции был устроен грандиозный праздник. Герцог д’Аркур, занимавший эту должность, был вельможа приятной наружности, с хорошими манерами, всегда пребывающий в прекрасном расположении духа, владелец богатых угодий и вообще, как мы бы сейчас выразились, человек крайне представительный.

Он обладал одной из главных тонкостей дипломатии — искусством вовремя промолчать, только затем, чтобы подчеркнуть важность того, о чем он в данный момент думает.

Людовик XIV любил и глубоко уважал его, принимая во внимание «ум человека, владеющего интригой, который он проявил в деле о завещании покойного короля Испании Карла II».

В действительности же это дело ловко вел господин д’Аламеда — или, если хотите, наш старый добрый друг Арамис. Но бывший мушкетер имел основания скрывать свое участие в качестве главного иезуита в памятном нам событии. Славу и почет он оставил господину д’Аркуру, поручив ему доставить в Версаль копию завещания, возвращавшего корону принцу и принцессе, от которой они публично отказались, вступив в брак.

Судите же сами, какой праздник устроил французский двор счастливому вестнику! Какими многочисленными знаками благодарности и великодушной щедрости государя он был осыпан, когда вернулся в Мадрид вслед за Филиппом V! Здесь посол представлял великого монарха, и его утонченные манеры подчеркивали великолепие и могущество первой державы христианского мира. Каждым своим праздником знатный француз все больше покорял мадридское общество.

Праздник, устроенный послом для своих благородных гостей сегодня, ни в чем не уступал предыдущим.

Каждый ушел домой покоренный и очарованный. Проводив последних приглашенных, господин д’Аркур вернулся в свои апартаменты довольный произведенным впечатлением и в восторге от услышанных любезностей, но утомленный трудностями, которые пришлось преодолеть, чтобы удовлетворить весь этот свет и исполнить долг хозяина дома.

Камердинер уже завершал его ночной туалет, и господин д’Аркур собирался лечь, как вдруг в дверь постучали.

— Посмотрите, кто там, Куртуа, — сказал герцог, — и гоните, гоните… Не могу больше… Ради бога, скажите, что я ложусь.

Слуга вернулся через минуту.

— Ваша светлость, это герцог д’Аламеда…

Посол подпрыгнул в кресле.

— Герцог д’Аламеда?!

— Да, ваша светлость.

— В такой час! У меня! Невозможно!..

— Покорнейше прошу простить меня, но он там, в гостиной, и настаивает, чтобы ему дали возможность поговорить с вашей светлостью.

— Господин д’Аламеда!.. Ах, боже мой, что это значит?..

Посол поднялся и сунул ноги в домашние туфли.

— Быстрее, Куртуа! Одежду!.. Парик!..

— Не надо, мой дорогой герцог, — раздался негромкий дрожащий голос, — вы меня прекрасно услышите и в домашнем халате.

Дипломат посмотрел на двери. На пороге стоял Арамис. В глубине его лица, изрезанного морщинами, как море в бурю — волнами, будто притаились глаза, словно две большие морские птицы.

— Добрый вечер, господин посол, — продолжал бывший мушкетер и приблизился, согнувшись почти вдвое и опираясь на трость, — или, скорее, доброе утро, потому что вот-вот уже рассветет, а ваше сиятельство только собирается ложиться спать.

Он сделал послу знак, чтобы тот отпустил слугу.

— Подайте стул и можете быть свободным, Куртуа, — сказал господин д’Аркур, удивленно глядя на Арамиса.

Посетитель сел и заговорил размеренным тоном:

— Мой дорогой герцог, тороплюсь выразить свои искренние поздравления… Кажется, праздник удался. Слава богу, король Филипп должен быть доволен.

— Действительно, его величество изволил высказать свое удовлетворение…

— Браво! Представляя короля-Солнце, вы и сами оказались nee pluribus impar ^[10]раздатчиком сюрпризов, волшебства и диковинок.

— Ее высочество — госпожа принцесса — очень желала объединить все приветствия в приветствие от августейшего гостя.

— Все лучше и лучше!.. С тех пор как появилась юбка в вашей игре!.. Юбка, под которой прячется — как под дурацким колпаком — внук Людовика XIV.

И хитрый старик слегка покашлял, подражая папе Сиксту V.

— Как я жалею, — продолжал он, — что не могу присутствовать на всех этих феериях… Дела, возраст, болезни. И потом, эта привычка ложиться с петухами.

Он взял конфетку из позолоченной бонбоньерки изысканной и дорогой работы.

— Меня интересуют коллеги вашего превосходительства, представляющие другие государства при мадридском кабинете министров, — приходили ли они, чтобы участвовать в развлечениях?

— Господа д’Аррах и дель Борджо извинились за опоздание…

Арамис рассмеялся.

— Этот честный граф и милейший маркиз! Ну, конечно, лучше поздно, чем никогда… И скажите мне еще: вам никого не представляли?

— Да, представляли: английского дворянина, он у нас проездом.

— Ну да, Джон Черчилль…

— Веселый, живой, умеющий по достоинству оценить наши французские вина.

— О да, он их ценит настолько, что готов с удовольствием сшить манто из суверенных провинций, их производящих.

— Это как же?

— Эти господа могли бы вам еще привести минхера Оверкерке.

— Что еще за Оверкерке?

— Богатый негоциант то ли из Антверпена, то ли из Амстердама или Гааги… Но, без сомнения, они боятся, что манеры сего почтенного гражданина немного грубоваты, для того, чтобы он мог участвовать в такой блистательной компании… Каждый посланец Соединенных провинций…