Крестный отец (др.перевод)

Чаши весов пока не склонялись ни в чью сторону.

18

Америго Бонасера жил всего в нескольких кварталах от своей погребальной конторы на улице Мальберри и потому ужинать всегда забегал домой.

Теперь, сидя вместе с женой в обставленной тяжелой мебелью квартире, рядом с образом Девы Марии и свечами в хрустальных подсвечниках, Бонасера зажег сигарету «кэмел» и отпил глоток успокаивающего американского виски. Жена принесла дымящиеся тарелки с супом и поставила их на стол. Они были одни в квартире: дочь он отправил к сестре жены в Бостон. Там она скорее забудет случай с двумя бандитами, которых дон Корлеоне наказал по заслугам.

За супом жена спросила его:

— Ты возвращаешься сегодня вечером на работу?

Америго Бонасера утвердительно кивнул головой. Жена уважала его работу, но не вникала в ее суть. Она не понимала, что техническая сторона работы не столь важна. Она, как и большинство людей, полагала, что он получает деньги за то, что придает мертвецам в гробах вид живых. Об этой его способности ходили легенды. Но еще более важным, еще более необходимым было его личное присутствие на панихиде. Друзья и родственники усопшего нуждались в присутствии Америго Бонасера.

Он был постоянным провожатым смерти. Лицо его всегда было строгим, но в то же время излучало жалость, голос не колебался, но был глухим и низким, он всегда руководил церемонией погребения. Он умел заставить замолчать излишне усердных плакальщиков или утихомирить не в меру расшалившихся детей. Если семья однажды провожала своего близкого в лучший мир с помощью Америго Бонасера, она в дальнейшем возвращалась к нему снова и снова. И он никогда не бросал ни одного из своих клиентов в эту страшную последнюю ночь.

Часто после ужина он позволял себе вздремнуть. Потом принимал душ и брился, употребляя обычно много талька, чтобы скрыть несбриваемые участки черной щетины. Полоскал рот дезинфицирующим раствором и из уважения к мертвому менял нижнее белье, надевал ослепительно белую рубашку, черный галстук, отутюженный черный костюм, черные матовые ботинки и черные носки. И все же вид его был скорее утешающим, чем вызывающим грусть. Он даже волосы покрасил — дело неслыханное для итальянца его возраста, но сделал он это не из щегольства. Просто его волосы превратились в какую-то помесь перца и соли, и цвет их не совсем соответствовал его профессии.

Когда он покончил с супом, жена поставила перед ним тарелку с небольшим бифштексом и несколькими листочками шпината, окропленными желтым оливковым маслом. Он не испытывал особого пристрастия к еде. Кончив есть, Америго выпил чашку кофе и выкурил еще одну сигарету «кэмел». За кофе он думал о своей несчастной дочери. Она никогда не будет такой, как была. Красота ее вернулась, но в глазах остался взгляд испуганного зверька, и это он не мог вынести. Поэтому и послал ее на некоторое время в Бостон. Время залечит раны. Боль и страх, как мы знаем, не столь конечны, как смерть. Работа сделала его оптимистом.

Он едва успел допить кофе, как в гостиной зазвонил телефон. Когда он был дома, жена не подходила к телефону.

— Алло, — тихим и вежливым голосом сказал он.

Голос на втором конце провода был напряженным и строгим.

— Говорит Том Хаген. Я звоню по просьбе дона Корлеоне.

Америго Бонасера показалось, что кофе киснет у него в желудке, и он почувствовал легкую тошноту. Прошло более года со времени, когда он сделался должником дона, и мысль о том, что долг придется отдавать, мало-помалу затушилась в сознании. Вид превратившихся в кровавое месиво бандитов так обрадовал его, что он на все был готов для дона. Но время расправляется с благодарностью с еще большей скоростью, чем с красотой. Дрожащим голосом Америго Бонасера ответил:

— Да, понимаю. Я слушаю.

Его удивил холод в голосе Хагена. Консильори хоть и не был итальянцем, всегда говорил вежливым тоном, теперь же его голос звучал грубо и торопливо.

— Ты должен оказать дону услугу, — сказал Хаген. — Он не сомневается, что ты возвратишь долг и обрадуешься предоставленной тебе возможности это сделать. Не ранее, чем через час, возможно — позднее, он придет в твою контору и попросит тебя о помощи. Будь там. Пусть не будет никого из работников. Пошли их домой. Если ты возражаешь, говори теперь, и я передам это дону Корлеоне. У него имеются и другие друзья, способные оказать ему эту услугу.

В страхе Америго Бонасера едва не закричал в трубку:

— Как ты мог подумать, что я откажу крестному отцу? Разумеется, я сделаю все, что он попросит. Я не забыл про свой долг. Сейчас же пойду в свою контору. Сию секунду.

Голос Хагена несколько смягчился, но все еще звучал странно.

— Спасибо, — сказал он. — Дон никогда в тебе не сомневался. Вопрос исходил от меня. Исполни сегодня ночью его просьбу, и в беде ты всегда можешь придти ко мне.

Это еще больше напугало Америго Бонасера.

— Дон сам придет этой ночью? — пробормотал он.

— Да, — ответил Хаген.

— Значит он полностью оправился от ран? Слава богу, — сказал Бонасера.

На втором конце провода долго молчали, потом Хаген тихо сказал:

— Да.

Послышался щелчок и раздались короткие гудки. Бонасера покрылся испариной. Он вошел в спальню, сменил рубашку и прополоскал рот, но решил не бриться и не менять галстук. Он позвонил в контору и приказал своему служащему остаться с семьей усопшего и воспользоваться передним залом. Сам он будет занят в лаборатории. Когда работник начал задавать вопросы, Бонасера резко оборвал его.

Он надел костюм, и жена, которая все еще продолжала есть, удивленно посмотрела на него.

— У меня много работы, — сказал он. Жена, увидев его лицо, не стала расспрашивать. Бонасера вышел на улицу и направился к своей конторе.

Здание, в котором располагалась контора, стояло одиноко на большом пустыре и было окружено высокой живой изгородью. С улицы к зданию вела узкая дорога, достаточно, правда, широкая для карет скорой помощи и катафалков. Бонасера отворил ворота и оставил их открытыми. Потом обогнул здание и вошел в широкую дверь. Он видел посетителей, которые входили в парадную дверь.

Много лет назад, когда Бонасера откупил контору у собиравшегося выйти на пенсию могильщика, там было крыльцо с десятком ступеней, по которым приходилось вскарабкиваться прежде, чем посетители попадали в зал. Это составляло настоящую проблему. Старики и инвалиды были не в состоянии сами подняться в зал, и прежний могильщик приспособил для них подъемную платформу. Ей же пользовались и для подъема гробов. Америго Бонасера нашел это решение проблемы неприглядным и распорядился изменить весь фасад здания, убрать крыльцо и вместо него построить пологую лестницу.