Крестный отец Катманду
Шрифт:
— Нет. Кто они такие?
— Актеры. Это-то и есть самое смешное. Мы вступаем в область художественной выдумки.
Жена одарила меня одной из своих прелестных улыбок.
— Если это только выдумка, почему его не побаловать и не согласиться?
Я пристально посмотрел на Чанью.
— Он тебя обработал? Да?
— Тилак, не сходи с ума. Я больше года не разговаривала с полковником Викорном. С самой вечеринки на Сонгкран.
Сонгкран — старый тайский Новый год, когда все напиваются. Мы отмечаем его 13 апреля и считаем буддийским семейным праздником. В тот день было все как обычно: три несостоявшихся изнасилования, девять автомобильных аварий и парочка серьезных избиений — я сейчас говорю о копах и сотрудниках полицейского управления. А Чанья обожала Новый год.
— Все передал через мою мать?
Чанья
— Тилак, когда ты разговаривал с полковником Викорном и он предложил тебе эту новую должность, тебе не пришло в голову спросить его о зарплате?
Второй раз за день меня обескуражили.
— Разумеется, нет. Я думал о своей шкуре, а не о банковском счете. И о своей… — Я вдруг застеснялся: мне показалось, что говорить об этом глупо, и я позволил жене закончить за меня.
— О своей карме? — Чанья села на скамью рядом с уличным душем, и Пичай, тут же переметнувшись к ней, прижался к ее груди, на которую, по моему скромному мнению, он обращал слишком много внимания. А ведь всего семь лет назад он дал обет безбрачия и готовился стать монахом. Нет в жизни ничего постоянного, все изменчиво. — Тилак, я так сильно тебя люблю. И главным образом, за твою совестливость. Ты самый истинно верующий буддист из всех, кого я знаю. Остальные всего лишь следуют правилам. А ты серьезно размышляешь о карме и реинкарнации. Достойно восхищения.
— Если это достойно восхищения, почему ты пытаешься меня испортить?
Дружеская женская рука погладила меня по спине, прошлась по бедрам, слегка потянула член: обслуживая клиентов, Чанья научилась многим приемам, очень пригодившимся в семейной жизни.
— Ты святой. Только не соверши ошибку — не превратись в святого затворника.
— Так иногда меня называет Нонг.
— Милый, просто думай обо всем хорошем, что ты сделал, не позволяя все эти годы Викорну развернуться. Только в прошлом месяце ты напился и хвастался здесь во дворе… То есть, я хотела сказать, у тебя невольно вырвалось, сколько ты спас человек, нашептывая ему в уши слова милосердия и сострадания.
— Приходилось представлять это самой лучшей стратегией. Играл Кондолизу Райс, в то время как сержант Руамсантия играл Чейни.
— Вот именно, тилак. Как раз это я имею в виду. И твоя мать тоже. Ты очень умно им управляешь. Вся общественность Восьмого района должна быть тебе благодарна.
Вот как стала выражаться Чанья: «общественность», «невольно вырвалось» — и все после того, как записалась на заочные курсы по социологии в один из наших интернет-университетов.
— Не исключено, моя тактика имела успех только потому, что я действовал неофициально. Но стоит мне сделаться его консильери и согласиться на зарплату, я уже не смогу грозить ему каждые пять минут уйти в отставку, как делаю сейчас. Викорн немедленно размажет меня по стенке.
В этом месте я состроил умоляющие глаза — обычно беспроигрышный прием, — но на этот раз он оставил жену равнодушной.
— Дорогой, в этом году тебе исполняется тридцать семь лет. Ты больше не одаренный мальчик. Пора взрослеть. Ты будешь великолепно работать в должности — как ее там называют? И станешь спасать в два раза больше жизней, чем теперь. Викорн станет внимательнее к тебе прислушиваться. А как же иначе: он же должен будет доказать… — Ее голос очень грамотно стих.
Из меня словно выпустили весь воздух. Я на мгновение задержан взгляд на Пичае, погладил его по голове и тяжело вздохнул.
— И сколько же собирается платить мне Викорн? Ведь Нонг тебе наверняка сообщила? Что пообещал ей полковник?
— Если честно, мать от твоего имени вела с ним переговоры. Он начал со ста тысяч, но ведь Нонг гениально умеет убеждать. Она привела те же самые аргументы, что и ты сейчас, только с большей пользой. Не забыла об опасности, которая будет угрожать Пичаю и мне, упомянула о том, что, зная, как ты рискуешь, твоим родным придется испытывать постоянное напряжение. Вспомнила Пичая, то есть его прошлую инкарнацию — как он погиб, исполняя служебный долг, а ведь его к этому даже никто не принуждал. — Чанья помолчала, улыбнулась резервуару с водой, повернулась с сияющим видом ко мне. — Ей удалось расколоть его на две с половиной сотни.
— Двести пятьдесят тысяч бат в месяц! — Я по достоинству оценил услышанное. Никому не удавалось выколотить столько денег из
Викорна.— Твоя мать неподражаема, и все это она сделала ради нас. Только подумай: мы сможем отдать Пичая в международную школу, он будет говорить по-английски без акцента, станет знаменитым хирургом, как хотел в прошлой жизни, но не сумел, потому что происходил из бедной семьи. А если мне придется еще рожать, можно будет воспользоваться больницей международного уровня, а не услугами этого идиота детского врача, который так и не сумел разобраться с моим молоком, из-за чего Пичай каждую ночь плакал от колик. Купим дом на охраняемом участке за высоким забором, и больше не придется беспокоиться о безопасности.
— Вы с Нонг уже приняли от моего имени предложение Викорна?
Чанья просияла и состроила мне глазки. Я выразительно кивнул на сына.
— Все в порядке. Моя сестра приезжает сегодня из деревни. Она обещала пару дней позаботиться о Пичае. Ночь будет в нашем распоряжении.
Это было сексуальное насилие самого бесстыдного свойства. Чанья тоже так считала и гордилась этим. После того как я кончил в третий раз (я вовсе не хотел кончать три раза подряд, но жена решила непременно доказать, что она хороша, как всегда. Я же почувствовал себя совершенно разбитым, но ничего не сказал), Чанья с нескрываемым торжеством спросила:
— Ну так как, ответишь «да»?
— Дорогая, я не прочь рисковать жизнью…
Чанья закрыла мне ладонью рот.
— Знаю: за нас ты готов умереть тысячу раз и совершить тысячу преступлений. Но мы не этого от тебя хотим. Оттого что ты сделаешься консинем, нам станет безопаснее и ты будешь много получать Во всяком случае, все будут знать, что ты его консинь. — Она одарила меня бесконечно искренним взглядом, и я даже не стал поправлять ее, что я не консинь, а консильери. — Сончай, с тех пор как у нас появился Пичай, я повзрослела. В деревне есть тысяча способов жить счастливо, а в городе всего один: иметь деньги. Мне невыносима мысль, что Пичай станет наркоторговцем и будет бегать по городу, продавая яа-баа, как вы поступали с ним, когда он жил прошлой жизнью. Печально говорить, но для его поколения выбор один — либо образование, либо продажа наркотиков. Так же как для девушек: либо образование, либо проституция. Глобализм и капиталистическая демократия не предполагают середины. Что ты делаешь?
Я махал правой рукой, сложив вместе большой и указательный пальцы.
— Выбрасываю белый флаг.
Припоминаю, что на этом решении мы остановились и начали спокойно ждать, каким образом Викорн будет использовать меня в новой должности, за какие такие подвиги он собирается платить мне четверть миллиона бат в месяц.
Похоже, Викорн уже все придумал.
Глава 4
Но так ли это? За долгие годы мне не раз приходилось наблюдать блестящие стратегические ходы полковника, и я понял, в чем состоит природа его гениальности — в импровизации. Его планы представляли собой общие мысли, как одолеть своего главного врага — генерала Зинну из Тайской королевской армии, и их он приспосабливал к конкретным обстоятельствам. Не думаю, что даже Викорн мог помышлять о чем-то настолько странном, как тибетец по имени Тиецин.
Прошел по крайней мере месяц с тех пор, как я стал консильери при нашем полицейском крестном отце. Я даже успел получить чек на сумму, в тридцать раз большую, чем зарабатывал раньше, когда не имел титула консильери, хотя занимался ровно тем же самым. Тогда-то меня и вызвала секретарь полковника злющая лейтенант Мэнни.
Я сидел за столом и испытывал чувство вины из-за того, что внезапно стал богаче всех честных полицейских парней. Вот только таких совсем не много, так что я зря себя изводил. И одновременно размышлял, не унаследовал ли я от давно потерявшегося американского папочки-солдата болезнь фарангов мучить себя обвинениями. В результате раздумий я понял: нужно что-то сделать, чтобы заслужить деньги, — пусть даже незаконное и дурное, пусть даже это приведет меня на пару сотен лет в ад, куда попадают наркоторговцы. (Трансформация мифа о Сизифе: ты вечно толкаешь камень вверх по склону горы к находящемуся на вершине огромному шприцу. Вот-вот готов уколоться, но тут силы покидают тебя и ты катишься к подножию. Это уготовано только для рядовых наркоторговцев, а что произойдет с их боссами, я даже не решался представить.)