Крестный отец (перевод М.Кан)
Шрифт:
Сразу после покушения к Санни Корлеоне пять раз за полчаса позвонили по телефону. Первым был детектив Джон Филипс, он состоял на жалованье у семьи Корлеоне и вместе с другими агентами в штатском находился в машине, которая первой подоспела к месту происшествия. Не называя себя, он спросил:
― Вы узнаете мой голос?
― Ага, ― отозвался Санни. Он как раз задремал, когда жена позвала его к телефону.
Филипс сказал скороговоркой:
― Кто-то стрелял в вашего отца возле его конторы. Пятнадцать минут назад. Он жив, но тяжело ранен, его забрали во Французскую больницу.
Сандра, жена Санни, сидя по другую сторону стола, увидела, что лицо мужа наливается кровью. Глаза его остекленели.
― Что? ― прошептала она.
Санни нетерпеливо отмахнулся от нее и отвернулся, заслоняя собою трубку:
― Это точно, что он жив?
― Точно, ― ответил агент. ― Много было крови, но, по-моему, пострадал не так сильно, как кажется.
― Спасибо, ― сказал Санни. ― С меня тысяча долларов. Завтра в восемь утра будьте дома, вам принесут.
Он навис над столом, охватив ладонями телефонный аппарат. Усилием воли заставил себя усидеть на месте. Он знал, что главная его слабость ― необузданность в гневе, а сейчас был как раз тот случай, когда уступить гневу означало погибнуть. Первым делом нужно было связаться с Томом Хейгеном. Не успел он протянуть руку к трубке, как телефон затрезвонил снова. Звонил букмекер, откупивший у семейства право содержать тотализатор в том районе, где находилась контора дона. Звонил сказать, что дон убит, застрелен на улице. После первых же вопросов выяснилось, что человек, от которого букмекер получил эти сведения, к потерпевшему близко не подходил, и Санни отмел их как не стоящие внимания. Информация, поступившая от Филипса, внушала больше доверия. И сразу же раздался третий звонок. Это был репортер из «Дейли ньюс». Едва он назвался, как Санни Корлеоне швырнул трубку.
Он набрал номер Хейгена, подошла его жена. Санни спросил:
― Том уже дома?
Она ответила:
― Нет. ― Прибавив, что он будет минут через двадцать, она ждет его к ужину.
― Пусть позвонит мне, ― сказал Санни.
Он старался трезво оценить обстановку. Старался представить себе, как поступил бы на его месте отец. С первой минуты было ясно, что покушение ― дело рук Солоццо, но никогда Солоццо не посмел бы замахнуться на человека такого масштаба, как дон, если б не заручился чьей-то очень сильной поддержкой. Он не успел додумать до конца ― телефон зазвонил в четвертый раз. Мягко, почти нежно голос в трубке спросил:
― Это Сантино Корлеоне?
― Ну, ― ответил Санни.
― Том Хейген у нас, ― сказал голос. ― Часа через три мы его отпустим, он передаст наши предложения. А пока не торопись, выслушай сначала, что он скажет. Не надо лишних неприятностей. Что сделано, то сделано. Будем здраво смотреть на вещи. Не стоит терять голову ― все знают, ты человек горячий, так уж держи себя в руках.
В голосе звучала насмешка. Скорее всего, звонил сам Солоццо, но сказать наверняка было трудно. Санни отозвался глухо, нарочито убитым
голосом:― Хорошо, подожду. ― И услышал, как на другом конце положили трубку.
Он взглянул на свои массивные наручные часы с золотым браслетом, заметил точное время разговора, записал его на белой клеенке.
Посидел у кухонного стола в молчании, мучительно морща лоб.
― Что, Санни? ― спросила его жена.
Он ответил ровным голосом:
― В отца стреляли. ― Увидел ужас на ее лице и грубовато прибавил: ― Не плачь, он жив. И больше ничего не случится, будь покойна.
Он не стал говорить ей про Хейгена. И тогда телефон зазвонил в пятый раз.
Это был Клеменца. Одышливый голос толстяка с хрипом вырвался из трубки.
― Слыхал про отца? ― спросил он.
― Слыхал, ― ответил Санни. ― Но он жив.
Последовала долгая пауза, потом Клеменца голосом, изменившимся от волнения, проговорил:
― Слава тебе, господи, слава богу. ― Но тотчас же спохватился в тревоге: ― Ты точно знаешь? Я слышал, он скончался прямо на улице.
― Он жив, ― сказал Санни. Он напряженно вслушивался в звучание каждого слова Клеменцы. Похоже, взволнован искренне, но ведь по долгу службы толстяку положено быть хорошим актером.
― Теперь тебе действовать, Санни, ― сказал Клеменца. ― Какие будут распоряжения?
― Езжай сюда, ― сказал Санни, ― к отцовскому дому. И захвати с собой Поли Гатто.
― Это все? ― спросил Клеменца. ― А не послать людей в больницу и к вам туда?
― Нет. Мне нужен только ты и Поли Гатто, ― сказал Санни.
Наступило долгое молчание. Клеменца начинал понимать. На всякий случай Санни подпустил в голос естественности:
― Где его носит, между прочим, этого Поли? Чем он был занят, черт возьми?
Одышливый свист в трубке умолк. Теперь Клеменца заговорил, сам взвешивая каждое свое слово:
― Ему нездоровилось ― простыл немного и остался дома. Он и вообще всю эту зиму прихварывает.
Санни немедленно насторожился:
― Сколько же раз он за последние месяцы не выходил на работу?
― Раза три-четыре. Я предлагал прислать замену, но Фредди каждый раз говорил, не надо. Причин особо-то остерегаться не было ― сам знаешь, десять лет все шло гладко.
― Ну да, ― сказал Санни. ― Так. Значит, жду тебя в доме у отца. И обязательно привези Поли. Заезжай за ним по дороге. Болен, здоров ― неважно. Ты понял? ― И, не дожидаясь ответа, бросил трубку.
Его жена беззвучно плакала. Он молча поглядел на нее, сказал жестко:
― Будет спрашивать кто-нибудь из наших, пусть звонят мне к отцу, по его личному номеру. Чужие позвонят ― ты ничего не знаешь. Если жена Тома ― скажи, он занят по службе, задержится немного. ― Он помедлил. ― К нам без меня подъедет народ... ― Встретил ее испуганный взгляд и продолжал нетерпеливо: ― Пугаться нечего, просто пускай побудут у нас в доме. Ты делай, что они тебе скажут. В случае чего звони в кабинет к отцу, только по пустякам не нужно. И не тревожься, кончай бояться.