Крестный отец
Шрифт:
Джул рассмеялся:
— Вы, доктор, прямо-таки Пигмалион. Правда, изумительная работа.
Доктор Келнер прищелкнул языком.
— Это все детские игрушки, как и ваши аборты. Если бы в обществе преобладал здравый взгляд на вещи, такие люди, как мы с вами, люди действительно талантливые, могли бы делать важную работу, а эту муть предоставить рабочим клячам. Я, кстати, направлю к вам одну барышню на следующей неделе — очень славная барышня, такие, похоже, как раз и попадают всегда в беду. Таким образом мы сквитаемся за сегодняшнее.
Джул пожал ему руку.
— Спасибо,
Келнер посмотрел на него с кривой усмешкой.
— Я каждый день веду игру, мне рулетка или игральный стол не требуются. Я и без них слишком часто испытываю судьбу. Вы, Джул, себя там попусту расходуете. Еще годика два, и можете вообще забыть о серьезной хирургии. Уже не потянете.
Джул знал, что это не упрек, а предостережение. Но настроение все равно испортилось. Люси должны были продержать в послеоперационной как минимум полсуток, так что он закатился в город и напился допьяна. Отчасти — из чувства облегчения, что для Люси все завершилось так благополучно.
Наутро, придя в больницу ее проведать, он, к изумлению своему, обнаружил, что палата завалена цветами, а у постели сидят двое посторонних мужчин. Люси с сияющим лицом полулежала на подушках. Озадаченность Джула имела свое объяснение: Люси порвала отношения со своими родичами и просила его никому ничего не сообщать, разве что в экстренном случае, если что-то пойдет не так. Фредди Корлеоне, конечно, знал, что она ложится на небольшую операцию, без этого оба они не могли бы отлучиться с работы — Фредди еще прибавил, что отель полностью возьмет на себя оплату больничных счетов.
Люси стала знакомить его с посетителями, и одного из них Джул сразу узнал. Знаменитый Джонни Фонтейн. Второго, большого, сильного, с нагловатой и обезоруживающей усмешкой, звали Нино Валенти. Оба пожали ему руку — и забыли о его присутствии. Они подтрунивали над Люси, вспоминали свой старый квартал в Нью-Йорке, какие-то случаи из детства, каких-то людей; ко всему этому Джул не имел никакого отношения.
— Я потом зайду, — сказал он Люси. — Мне все равно нужно повидать доктора Келнера.
Но Джонни Фонтейн уже включил на полную мощность свое обаяние.
— Одну минуту, приятель, нам самим пора уходить, посидите с болящей! Глядите за ней хорошенько, док!
Джул заметил характерную хрипоту в его голосе и вдруг вспомнил, что уже больше года Джонни Фонтейн не поет — что «Оскара» ему присудили за сыгранную роль, а не за пение. Неужели в столь зрелом возрасте у него сломался голос, а газеты умолчали об этом — и все кругом умолчали? Джул обожал закулисные секреты, он прислушивался к голосу Фонтейна, пытаясь определить, отчего он мог так измениться. Возможно, просто перенапряжение или, может быть, перепил, перекурил — перегулял, наконец. Голос звучал очень неприятно, с таким и думать нечего мурлыкать на эстраде.
— Вы, кажется, горло простудили? — спросил он осторожно.
Фонтейн вежливо отозвался:
— Натрудил, если уж на то пошло, — петь попробовал вчера вечером. Очевидно, не способен усвоить нехитрую истину, что с годами голос изнашивается. Старость, никуда не денешься. —
Он сверкнул бесшабашной улыбкой.Джул небрежно сказал:
— А врачи вас смотрели? Может быть, имеет смысл полечиться?
У Фонтейна заметно убавилось обаяния. Он окинул Джула долгим неприветливым взглядом.
— Это первое, что я сделал, еще два года назад. Лучшие специалисты. В том числе мой личный врач, а его считают самой крупной величиной в Калифорнии. Рекомендовали побольше отдыхать, не утомляться. Ничего страшного, это возрастное. С годами голос меняется.
Он отвернулся и продолжал прерванный разговор, подчеркнуто обращаясь только к Люси, очаровывая ее, как привык очаровывать всех женщин. Джул прислушался еще внимательней. Наверняка новообразование на связках. Почему же, черт возьми, специалисты его проглядели? Может быть, злокачественное и неоперабельное? Но тогда лечат другими способами.
Он перебил Фонтейна новым вопросом:
— И когда вас последний раз смотрел специалист?
— Года полтора назад. — Было видно, что Фонтейна раздражают эти вопросы и он сдерживается только ради Люси.
— Ну, а личный врач, он-то вас проверяет время от времени?
— Естественно, — с досадой сказал Джонни Фонтейн. — Делает кодеиновые спринцевания, обследует. Говорит, происходит нормальный процесс старения — ну и попойки там, курение, всякое такое. Или вы, может, больше его в этом смыслите?
— А кто это, как фамилия?
Фонтейн слегка напыжился.
— Таккер — доктор Джеймс Таккер. Вам что-нибудь говорит это имя?
Это имя, связанное со знаменитыми кинозвездами преимущественно женского пола, с бешено дорогим оздоровительным центром на сельской ферме, говорило о многом.
— Как же. Шустрый господин, — с усмешкой сказал Джул. — Одет как картинка.
Фонтейн уже не скрывал своей злости.
— Вы, по-вашему, лечите лучше?
Джул усмехнулся еще шире:
— А вы поете лучше Кармен Ломбардо?
И несколько оторопел, когда Нино Валенти громко заржал, хватив о стул кулаком. В ответ на довольно среднего качества остроту. С очередным пароксизмом гогота Джула достиг запах виски, и ясно стало, что этот мистер Валенти, или как его там, с утра пораньше успел хорошо набраться.
Фонтейн посмотрел на друга с улыбкой:
— Эй, тебе положено моим, а не его остротам смеяться.
Люси меж тем выпростала руку из-под одеяла и притянула Джула ближе к себе.
— Ты не гляди, что у него несерьезный вид, — сказала она. — Перед тобой хирург высочайшего класса, и если он говорит, что он лучше доктора Таккера, то, стало быть, он и есть лучше. Слушайся его, Джонни.
Вошла сестра и объявила, что свиданье окончено. Больною должен заняться палатный врач, и без посторонних. Джулу забавно было видеть, что Люси, прощаясь с Джонни Фонтейном и Нино Валенти, слегка отвернулась, подставив для поцелуя щечку, а не губы, — они, впрочем, приняли это как должное. От Джула она не отвернулась.
— Попозже приходи еще, ладно? — шепнула она.
Он кивнул ей в ответ.
Они вышли в коридор. Нино Валенти спросил:
— Почему понадобилась операция? У нее что-нибудь серьезное?