Крестоносец из будущего. Командор

— Наметить перспективы дальнейшего взаимодействия. А заодно прибудет и его подручный, пан Завойский, дабы принести извинения по поводу инцидента в Притуле и соответствующие дары, чтобы между нами царили добрососедские отношения, мир и согласие.

— Цветасто ты говоришь, ваша светлость! — восхитился отец Павел и не удержался, поддел: — Заковыристо. Тебе бы это послание написать, да только латынью не владеешь, неуч. Учу я тебя, учу — результата пока не вижу.

— Не все так худо, определенные подвижки произошли. По крайней мере, читаю быстро. И молитвы заучил…

— Только не ведаешь, о чем там речь идет! Ну да ладно. Зато отговорка есть перед нунцием, что чуточку припозднимся с выходом.

— Дней пять выиграем?

— Неделю, а то и больше. Тебе же с паном Сартским разговоры два дня вести надо, не меньше. Пир совместный опять же.

— И охота. Как полагается!

— То для мирян. А ты лицо духовное сейчас, майор целый и даже целибат соблюдаешь!

— Шел бы ты сейчас подальше от меня, отче. А то не посмотрю, что ты годами меня старше, да как врежу тебе за ту подставу с благословением! Как духовное лицо духовному! Ибо если я аббат этого прихода, то ты у меня келарь. Не мог прямо мне подсказать, что говорить: «Мол, грешен я! Братья, встаньте!» А ты, щучий сын!

Андрей задохнулся от негодования. Но, увидев нарочитую смиренность отца Павла, что хитро ухмылялся в бороду, сдержал порыв и, не выдержав, прыснул, а потом громко рассмеялся.

— А ты устав блюди, брат-командор! А для того читай почаще!

— Не подкалывай! Я ж там даже буквы разобрать не могу.

— Зато сейчас я тебе другую новость скажу не менее приятную. Дабы тяжесть с твоей души снять.

— Это какую?

— Сюда купец Заволя жалует. Сильно торопится, часа через три прибудет. На трех возах. Все привез, и даже больше того. Хвалится, что на триста верст в округе ни одного тисового бруска найти невозможно. Теперь только до следующего года ждать нужно — без охотничьих луков ты всю округу оставил, брат-командор. И еще с тремя лишними злотыми придется расстаться, ведь успел, стервец! — Однако на последнем слове в голосе старого рыцаря не было осуждения, а лишь одно восхищение.

— Еще половинку добавить придется и семь десятков сверху. Так что держи, ты у нас келарь, — Андрей бросил кошелек с арабским золотом неожиданно, прямо в лицо, надеясь поймать священника врасплох. Но старик проявил изумительную реакцию, поймав его двумя пальцами.

— Серебро на две сотни в повозке, забери в казну, раз ею сам и ведаешь. Да, вот еще — к встрече этих панов надо хорошо приготовиться, вина купить, что ли, а то нехорошо их кислятиной потчевать. Хотя бы я их сталью накормил досыта! — Андрей зло сплюнул под ноги.

— Чую одним местом, что неспроста эти вороны, падальщики местные, сюда прилететь хотят!

ГЛАВА 6

— Все же он не оставит нас в покое, хоть и всячески демонстрировал свое миролюбие.

Отец Павел, не в обычной для него сутане, а в прекрасном рыцарском доспехе с золотою насечкой, чуть отставив в сторону искалеченную ногу, сидел на прогретом осенними лучами солнца большом камне.

Старый крестоносец, отправившись в этот самоубийственный поход, словно скинул со своих плеч четверть века — настолько он преобразился и стал энергичным, прямо какой-то перпетуум-мобиле с седой бородой.

— Но я ему простил если не все, то многое — за цепь гроссмейстера, что поляк вернул нам.

— Ты поверил в эту лабуду о раскаявшемся мародере? Что на исповеди месяц назад покаялся и отдал своему пану эту реликвию, которую хранил у себя с Каталаунского поля?

Андрей коснулся ладонью висящей у него на груди тяжелой цепи с эмалированными медальонами, с большим белым крестом с раздвоенными лучами. Очень похожий на мальтийский крест, который он разглядывал на иллюстрации в одной из книг. А цепь сильно походила на ту, которую вздевают на президента современной России или даровали к ордену святого Андрея Первозванного в бывшей империи.

— Нет, конечно. Главное, что он ее нам вернул. И хорошо получилось, хотя и нечаянно сложилось — и праздник организовали, и турнир, и посвящение моего Болеслава — он давно заслужил золотые шпоры.

— Случайно?! — весело хмыкнул Андрей. — Как Сартский со своей свитой приехал, я первым делом число рыцарей подсчитал, чтоб правило соблюсти — ровно двенадцать и набралось — пять у нас, семь у них. А в уставе нет твердого правила, что все рыцари должны принадлежать к ордену. А если нет четкого правила, то нет и запрета.

— Мы не могли отойти от традиций, а ты это легко сделал и устав не нарушил. И главную регалию заполучил, — отец Павел благоговейно покосился на гроссмейстерскую цепь на груди Андрея, — мы за нее арабам десять тысяч золотых предлагали, всю орденскую казну тогда, но получили ответ, что ее у них нет. Не поверили, и зря…

— Зато пан Сартский вернул на «стрелке». И доспех отличный подарил — прямо по тебе сделан. Да и сама любезность этот пан — почти на все предложенное согласился, но на наших лучников все время краем глаза косился. — Андрей прищурился, разглядывая горы вдали. — Я думаю, они произвели на него определенное впечатление!

— Произвели! — Отец Павел пожал плечами. — Кому из рыцарей такое понравится?! Недаром сто лет назад во всех христианских землях длинный лук запретили использовать.

— Запретили? — Сказанное стариком сильно шокировало Андрея, и он не сдержал раздражения. — Так почему ты ваньку мне валял? Почему сразу не сказал про этот тис? Дурака из меня хотел сделать?!

— Не горячись ты напрасно. — Андрей поймал укоризненный взор, но в раздражении все равно отвернулся.

— Об этом луке здесь многие уже подзабыли, лишь старики вроде меня помнят. Он страшен только для рыцарей, но не для мусульман. Те имеют составные луки, клеенные из особых пород дерева, рога и кости. И натягивают их не пальцами, а кольцом или браслетом — больно тугие. Но бьют на семьсот шагов уверенно, против трехсот у тиса. А потому наших лучников они тогда сразу повыбивали и сейчас перестреляют быстро. Но только в чистом поле. А в горах такого не будет.

— Почему ты мне не сказал раньше? — Андрей обиделся на старика, надулся. Тот заметил это и хмыкнул.

— Потому после поражений от арабов длинные луки попали под запрет. Они непригодны оказались. Но главная причина в том, что селяне с таких луков выбивали рыцарей, — вот и запретили. И правильно сделали.

— Почему же ты мне разрешил их снова ввести в употребление? — гнев схлынул, осталось удивление.

— А потому, что ты всех в орденские плащи одел, пусть и серые. Но выбор цвета — твое право. А воинам ордена можно иметь любое оружие, вот почему паны и промолчали. Хотя недовольны — я их хорошо понимаю. Если все белогорцы будут вооружены именно такими луками, то нападение становится бессмысленной гибелью рыцарей и ратников.