Крестопереносец
Шрифт:
Ему дай волю, он и штукатурку со стен соскребет, покачал головой Полбу.
– Я чувствую, знаю где сейчас прекрасная Данунашка, - сказал барон вслух. – У меня такое… ммм… сердечко с молнией перед глазами маячит… Ну, эта… Как ее там… Спиртограмма. Вы на всякий случай все за меня держитесь.
– Ваша милость, а может не стоит вот так… Сразу? Может сначала отдохнем, покушаем…
– Нет. Держитесь, я сказал. Ну… Аве Мария!!!
…
Лесная полянка освещена лишь неярким светом звезд. Луны нет – ночь новолуния… Именно этой ночью, в полночь, должен произойти итоговый Ритуал Осквернения и существо, живущее в теле прекрасной
Хозяин Тлена обещал наделить еще большей властью, еще большей силой. Уже сейчас существо ощущало небывалый подъем. И чувствовало себя тем лучше, и тем увереннее, чем больше делало пакостей. Проклятья, сглазы, темное колдовство – вот ее стезя. Парочка убитых крестьянок не принесла удовлетворения. Нееет… Людишки должны жить. Мучиться. Проклинать и ненавидеть. Питая своей бессильной слепой ненавистью существо. Больше проклятий! Больше зла! Раздора! Несчастий и страданий!
Существо не успевало набрать максимально возможное количество единиц ненависти, но это было неважно… Просто резервные емкости у этого тела поистине гигантские. Для свершения ритуала уже полученного хватит с лихвой, что на данный момент, главное. Но это, вовсе не значит, что можно остановится на достигнутом и почивать на лаврах. До полуночи еще есть время. Вполне достаточно времени для… Ага… Вот.
Землянка с ветхой дверкой и выбитым окошком. У землянки, на бревнышке сидит небритый худосочный дед, и что-то бубня под нос курит козью ножку. На чурбачке неподалеку, примостилась пухленькая бабка, прихлёбывавшая что-то из огромной глиняной кружки.
Жаль, власть существа, пока что, распространяется только на существ женского пола. Нет, конечно, физически существо очень сильно и у него есть несколько крайне мощных, но краткосрочных проклятий, однако… Очки ненависти оно получает только от женщин. Уже проверено. И даже если женщина носит мужское имя, долгосрочные заклинания работают кое как, а то и вовсе не действуют.
Но эта условность временная, силы существа растут с каждым часом. А когда свершится Ритуал – вообще удесятерятся. И исчезнет, наконец, тот маленький, свербящий и постоянно мешающий золотистый комочек, оскверняющий изысканную черноту злой сущности.
– Ой, гляди штарый, штранница! Куда же она бедная ночью, да по темному лесу…
– А ей вфе равно. Фмотри – повяфка.
– Ох, ты ж батюшкииии… Шлепенькая… Пойду, вштречу. Накормить треба.
– Ага, репы мноооого ефе… Ефли б ты колобка не упуфтила…
– Я?
– Ты.
– А ты забыл, што нам батюшка шказал? Это еще, хорошо, што колобок от нас ушел… Взяли бы грех на душу!
– Э-эх…
Тем временем, странница в монашеской одежде, уверенно и совершенно не спотыкаясь, будто и не было непроницаемо-черной повязки на глазах подошла прямо к землянке.
– Хорошей вам ночи, добрые люди.
– И тебе, мать… Дочька… Внучка… Ой, совфем молоденькая.
– Няшка? Ты што ли? Вернулась, внученька!!!
– Ой, а фто же с глазоньками приключилофь?
И бабка вскочив полезла обниматься.
Существо удивилось. Направленный на него всплеск положительных эмоций доставлял практически физические страдания. И существо вскрикнув, резво отпрыгнуло.
– Няфка! Неуфто? Ты фто?!! Это же мы! Бабуля с дедулей…
Существо трясло головой, пытаясь прийти в себя,
когда из кустов, с треском и шумом вывалились два человека. Вернее, один человек, а второй… На первый взгляд человек, а вот если присмотрится…Бледная, практически молочно-белая кожа. Алые, будто окровавленные губы. И странная прическа, очень походящая на пук перьев.
– Не говорите с ней! – заорал еще издали бледный. – И в глаза не смотрите!!! Это не ваша внучка!
– Чаво? – спросил дед. – Хто это?
– Ой, Гошподи! Упырь! Упырь енто, мертвец ходящий, я жнаю, мне Шунька о таких бледных рашкаживала! Внучка, шкорее в дом! Он не шможет войти, коли не приглошить его! Дед! Шкорее! Да брошь ты швою цыгарку!!!
– Стойте! – орал бегущий к ним потенциальный упырь. – Стойте! Не трогайте ее! Не смотрите!
Его спутник бежал молча, только громко сопел и топал огромными сапожищами. В руках у него был огромный колун и факел. Колун произвел на деда сильное впечатление, он враз вспомнил, что совсем недавно видел почти такой же у одного нелюдя, крошившего, почем зря, беспомощных зайцев. Правда зайцы почему-то были синие (не бухие, а именно синие) и дед списал то событие на иногда случающиеся у него странные видения.
Обычно дед был тихим и никого кроме своей бабки, когда особенно достанет, не гонял. Но сейчас опасность угрожала его внучке, кровиночке, единственной надежде и наследнице… Ну как наследнице. В наследство от деда оставались только долги.
Он подхватил валяющийся рядом дрын, и на крейсерской скорости полкилометра в час устремился на встречу страшным пришельцам.
– Зафыбууу! – взвыл дед страшным голосом. – Уходитя! Бабка, внучка, фкорее пряфтесь!
– Не могу! Шмотри, они Няшку ишпугали, плохо ей! Ох, ты боженьки мои, вштавай, вштавай внученька…
Существо корчилось и извивалось на земле. Аура любви и нежности, окружающая стариков, лишала ее последних сил.
– Дед, окстись! Мы на твоей стороне! Это не твоя внучка!
– Уходите! Я вас не жвал! Уходите! Батюшке Фтаврофию пожалуюфь – не пощадит!
– Дед!
Удар дрыном и тот, что несет топор останавливается. Трясет ушибленной головой. Дебильно улыбается. Дрын, следуя законам жанра ломается и в руках старика остается лишь жалкий, коротенький кусочек.
– Не упал, - сказал здоровый скалясь. И замахнулся топором на деда.
– Стой! Отставить! – бледный прыгнул и всем телом повис на руке с колуном. – Идиот! Страже сдам! Уволю к чертям! Без ужина останешься!
Последняя угроза явно подействовала.
Детина опустил топор и недоуменно посмотрел на бледного. Пробасил:
– Почемууу? А че он… Он ведь первый наааачааал…
– Так, - сказал маленький… Ну, не маленький, нормального роста пришелец. Просто на фоне спутника кажущийся подростком. Хотя и широкоплечим, отлично сложенным. – Всем стоять. Слушать только атамана. То есть меня.
Разбойники, понял дед. Атаман и ватажник. А почему всего двое то? Ну, разбойники — это не очень страшно, брать у него кроме репы нечего, а бедных, за просто так, лихие люди обижают редко. Наоборот, то монетку кинут, а то едой поделятся.
Разоруженный старик приложил ладонь к уху и кивнул, показывая, что да, слушает. А куда деваться? У амбала топор, а у этого, второго – на поясе две булавы шипастых болтаются. Но не снимает он их, да и не желает старику зла, иначе не удержал бы своего ватажника.