Крестовый поход на Россию

Тогда же, в середине февраля, возглавлявший советскую разведку НКВД в Финляндии Е.Т. Синицын, пользуясь дипломатическим прикрытием, пытался выяснить складывающуюся на севере Финляндии ситуацию. Он совершил явно неожиданное для финнов посещение Лапландии, где смог вести наблюдения за германскими военнослужащими и интенсивным военным строительством, которое развернулось на севере Финляндии. Им были получены дополнительные сведения о визитах туда немецких и финских генералов107.

Между тем несколькими днями позднее посещения страны Зейделем, в Финляндию прибыл начальник штаба армии «Норвегия» полковник Эрих Бушенхаген и начальник армейской разведки майор Гейндрих Мюллер. Встречали их подчеркнуто радушно. Генерал Хейнрикс, прибыв в отель, где разместились оба представителя вермахта, вручил Бушенхагену сразу две государственные награды – командорский крест и орден Белой розы, Этому, отмечал позднее Бушенхаген, «я был очень удивлен, так как получил награду до начала своей деятельности в Финляндии»108,

Находясь в Хельсинки, Бушенхаген и Мюллер имели цель обсудить совместные операции немецких и финских войск в Заполярье, и эта задача была решена при «полном единодушии». Затем ими совершилась продолжительная поездка по Северной Финляндии и вдоль советской границы в сопровождении представителей командования финской армии. Их интересовали районы намечавшегося сосредоточения немецких войск для наступления в Заполярье. Детальное изучение финляндского плацдарма было необходимо для подготовки трех операций: «Голубой песец» (ставилась цель перерезать Мурманскую железную дорогу): «Северный олень» (предусматривала наступление на Мурманск) и «Чернобурая лиса» (планировалось нанесение удара по району Полярное и на Кандалакшском направлении)109. «В результате этой поездки, – по словам Бушенхагена, – был разработан главным командованием войск, находящихся в Норвегии, оперативный план, который предусматривал совместные операции с финской территории. Этот оперативный план был представлен в ОКВ и был утвержден»110.

Указанные сведения стали известны лишь в период Нюрнбергского процесса и долгое время являлись единственным источником, раскрывавшим планы германского командования в Заполярье. Находясь впоследствии в плену в Советском Союзе, Бушенхаген (к тому времени уже генерал, командовавший армейской группой в Румынии) обстоятельно изложил их в письменном заявлении 26 декабря 1945 года и дал затем пояснение некоторых данных на допросе 12 февраля 1946 года. Хотя делалось это по памяти и могли быть допущены отдельные ошибки в деталях111, все же в целом сама суть изложенного была правильной.

Также на север Финляндии хлынули высокопоставленные представители немецких войск, размещавшихся в Норвегии. Финские пограничные службы уже с января 1941 года не требовали никаких документов для перемещения здесь через границу немецких военнослужащих'12. Германские генералы и старшие офицеры в штатской одежде могли совершать длительные разведывательные поездки по финской Лапландии, уточняя районы будущих мест наступления немецких войск на мурманском и Кандалакшском направлениях113.

Уже после войны стало также известно, насколько тесно осуществлялось сотрудничество между разведками Германии и Финляндии. У шефа абвера адмирала Вильгельма Канариса и начальника иностранного отдела финского Генштаба полковника Ларса Меландера установились особенно тесные личные контакты. По словам военного атташе в Берлине В. Хорна, полковник Л. Меландер «уже многие годы находился в доверительных связях с адмиралом Канарисом» и отношения между ними были на «ты», что в то время в Германии проявлялось крайне редко114.

В качестве законспирированного отделения абвера действовала на финской территории так называемая «Военная организация Финляндии»115 или «Бюро Целлариуса». Через эту службу поступала в Германию исключительно важная разведывательная информация об СССР. А «весной 1941 года Финляндия знала о дислокации советских войск, – пишет известный финский журналист Юкка Рислакки, – лучше, чем какая-либо другая страна»116.

В Германии северный фланг будущего фронта вторжения на территорию СССР был отнюдь не второстепенным, и немецкое командование уделяло ему достаточно большое внимание. Так, при дальнейшем обсуждении плана «Барбаросса» при участи Гитлера тогда четко было зафиксировано: «Фюрер в общем и целом с представленной разработкой плана операции согласен. При дальнейшей разработке не упускать из виду главную цель: овладеть Прибалтикой и Ленинградом»117. Естественно, что эти требования Гитлера германское руководство не могло не учитывать. По имевшимся у Т. Кивимяки сведениям, «позиция Германии окончательно прояснилась» и, с точки зрения Финляндии, произошел «исключительно выгодный политический поворот»118. К тому же в Берлине видели, что в Финляндии о готовности участвовать в войне уже никто в руководстве не сомневался. 30 марта Ф. Гальдер, записал в своем дневнике: «Никаких иллюзий по отношению к союзникам! Финны будут храбро сражаться…»'19

Такая уверенность подтверждалась тем, что финское командование четко ориентировало войска на решительное проведение наступательных действий. Так, 1 апреля для уточнения задач военно-морских сил указывалось: «В ходе военных действий предполагается продвижение сухопутных сил вперед»120. Это говорило о том, что в армии особых колебаний уже не было.

В Финляндии тогда проявлялась готовность пойти и на создание из добровольцев части СС, когда из Берлина дали понять о том, что финскому руководству более решительно «следовало делами подтвердить свое желание в отношении Германии следовать немецким курсом» и в отношении лояльности к нацизму «пропагандистские выступления отдельных лиц здесь недостаточны». В качестве награды за преданность Третьему рейху обещалось, что «Германия в войне против России будет заботиться о том, чтобы Финляндия не только вернула свои прежние границы, но и установила границы там, где она сама захочет». Этот аргумент, как считает финский исследователь М. Ёкипии, «был действительно сильный»121.

В Финляндии закипела весьма энергичная работа по организации формирования части СС. Этим занялась специальная группа вербовщиков. В конечном итоге весной 1940 года было отобрано более тысячи человек для службы в эсэсовских войсках122. Они затем были направлены в Германию, где из них сформировали батальон, целиком влившийся в немецкие войска СС.

Между тем финляндское руководство стремилось втянуть и Швецию в «восточный поход» против Советского Союза, чего также, собственно, и хотел добиться рейх. Немецкие дипломаты тогда всячески побуждали шведов продолжать, как и прежде, оказывать помощь Финляндии, поскольку «очень хорошо, что Швеция помогает Финляндии, т. к. настоящая война может превратиться в войну Карла XII»123. С другой стороны, в Германии руководствовались директивным указанием, датированным 31 января 1941 года, которое предупреждало, что «не следует ожидать участия Швеции в войне на нашей (немецкой. – В.Б.) стороне», хотя не исключалось, что Стокгольм «допустит использование своих дорог для передвижения немецких войск в Северную Финляндию и для снабжения последних»124.

Тем не менее в это время шведская военная разведка неоднократно начала фиксировать неофициальные высказывания, делавшиеся в финских военных кругах, что «если Швеция добровольно не присоединится к финско-германскому наступлению в ходе войны, то ее вынудят к этому»125. При том выражались надежды и на помощь со стороны шведских «добровольческих частей», и на необходимость совместной обороны Аландских островов, которые «также интересуют Швецию»126.

О возможности же новой войны на севере Европы и в балтийском регионе открыто стали говорить шведам и немецкие представители. Так, уже в апреле 1941 года у Г. Стединга прошла целая серия «доверительных встреч» с германским военным атташе в Хельсинки X. Рёссингом, в ходе которых тот открыто заявил по поводу обоснованного ожидания, что «Германия намерена скоро разбить Советский Союз», причем «Финляндия будет активно участвовать и получит вознаграждение за это». X. Рёссинг также назвал даже и возможную дату войны – «в начале или середине июня»127, что показывало его большую осведомленность и одновременно откровенность со шведским представителем.

Естественно, что вся эта информация давалась не случайно и рейх, очевидно, стремился оказать воздействие на Швецию. Более того, X. Рёссинг даже приоткрыл завесу над причинами посещения Северной Финляндии немецкими высокопоставленными офицерами, коснувшись тайны осуществлявшегося тогда германо-финляндского оперативного планирования, предусматривавшего нападение на Советский Союз128.

Столь важные сведения были срочно направлены в Стокгольм. Г. Стединг приложил к ним при этом карту-схему с обозначениями направлений наступления немецких войск с территории Финляндии129. Единственное, что в данном случае дипломатическое и военное руководство Швеции волновало при получении таких сенсационных и весьма секретных данных – насколько они были достоверны. Как отметил по этому поводу шведский историк Л. Бьеркман, «в Стокгольме в то время прямо-таки не могли прийти к заключению, являются ли правдой переданные Рёссингом сведения»130. К тому же все это сочеталось и с потоком совершенно иных данных, которые исходили из весьма осведомленных кругов Третьего рейха. Упоминая об этих слухах, распространявшихся весной 1941 года, А. Корхонен отметил, что они тогда «являлись одной небольшой частью той „огромной в военной истории операции по дезинформации“, которая в тот момент велась разнообразными формами в различных частях Европы»131.