Крестовый поход за счастьем
Шрифт:
Печенег не унимался.
– Слышь, Печа – Парамон единственный называл Печенега Печей. Иногда Пичей. А иногда и Писей. – Вот кому если старшаки и разрешат на втором курсе шугать молодых, так это Профессору.
– Да с фига ли?! – взвился Печенег – Он дома сидит, пока мы летаем и шуршим и ему первому разрешат?!
Тут надо пояснить. Летать и шуршать на нашем языке – это бегать по «запашкам» – то есть, выполнять поручения старшаков. Летать – это сбегать в магазин или еще куда-нибудь, зачем-нибудь. Шуршать – мыть полы, посуду, стирать и прочее подобного рода. Запашки – от слова «запахать» – то есть,
Вообще, дедовщина в бурсе была махровой. Первокурсники были «духами» – существами, по сути, бесправными. И тут каждый из нас выживал, как мог. Я рисовал. Если попытаться сосчитать, сколько дельфинов нарисовал я для татуировок, ими можно населить небольшое море. Еще я не шуршал. Принципиально. Но об этом чуть позже. Еще я научился отмазываться. Ко всему прочему, некоторые из наиболее вменяемых третьекурсников увидели во мне интересного собеседника (Димка Новик, например. Из семьи интеллигентов, эрудированный и умный, нет-нет да и приглашал меня в гости «потрещать». И угощал чаем. Новик не очень любил дедовщину, сам шугал очень редко и никого никогда не бил. Он мне нравился, но все-таки он был из старшаков и я старался не демонстрировать, что у меня особые отношения с ним.). Не скажу, что меня не шугали совсем… Но полы я не мыл и ничего не стирал. Правда, надолго запомнился мне день принятия присяги, когда трое третьекурсников – Мащенко по кличке Изверг, Панаев – Пень и Головко – Голова, пьяные, подняли два кубрика и полночи забавлялись тем, что били нас по мордам кулаками, обмотанными в полотенца. От ударов щеки рвались внутри о зубы, и постепенно стены кубрика покрывались каплями крови…
Потом мы же ее и отмывали.
Но такое бывало редко…
Но бывало…
Забегая вперед, расскажу, как однажды, первый раз в жизни выпив полстакана коньяка, я совершенно охмелел и решил заночевать в экипаже. Коньяком меня угостил Новик по случаю… Не помню уже, по какому случаю, но я почему-то выпил… В общем, улегся я на свободную кровать в кубрике с Печенегом и Чичей. Спать не хотелось совершенно – новое состояние требовало осмысления и понимания, нравится оно мне или нет.
Среди ночи в кубрик вошел Изверг.
Пьяный.
Он по-хозяйски включил свет и заорал «подъем».
Печенег с Чичей вскочили, мне же было настолько все по фиг, что я даже не пошевелился.
Изверг опешил и решил наказать зарвавшегося духа…
Настоящим открытием стало для меня, что пьяный я оказывается пострашнее любого Изверга…
Злость на этого прыщавого узколобого заморыша буквально ослепила меня, я вскочил с кровати и без всяких предисловий ударил его в переносицу, потом сразу же – в челюсть, и уже не мог остановиться, пока не прибежали Голова с Новиком и не оттащили меня.
Я матерился, вырывался, обещал «всех на хер сонными перерезать», извернулся и долбанул Голову в нос, отчетливо услышав под костяшками пальцев противный хруст.
Потом прибежали наши, еще третьекурсники и кто-то из старшаков так вдарил мне в челюсть, что я потерял сознание…
Как оказалось потом, это был Новик…
На следующий день все ждали расправы с непокорным духом, но странное дело, никто даже не вспомнил о ночном моем пьяном бунте…
Только Изверг нехорошо косился в мою сторону,
но вплоть до моего отчисления даже не подходил ко мне…Повторюсь, это было уже после практики на Крузе.
Так, просто к слову пришлось…
– Так тоже дома сиди, если сумеешь – Скорик перестал трогать разбитый нос и улегся на песок – Ты вот только базарить горазд, а Профессор и домашний режим себе пробил и деньги сам зарабатывает и от страшаков отмазывается так, что не прикопаешься.
– Старшаки Профессора Королем Отмазки называют – с какой-то странной гордостью сказал Чича – сам слышал. Вадим, а правда, что тебя специально ловят, чтоб ты отмазался?
Я кивнул головой. Было и такое.
– Да и старшаки никогда Профессора в магаз не гоняют и полы мыть не заставляют – Парамон задумался – И чаем иногда угощают.
–Это потому что он рисует – Печенег явно злился.
–Это потому что он не шестерит – заметил Чича – Помнишь, как его ухайдакали, когда он тельняшки стирать отказался? А ты вот стираешь!
–Да ну на фиг – Печенег поморщился, потому что разговор ушел не туда, куда ему хотелось – Вадимастый потом неделю кровью ссал. Мне здоровье дороже.
– Зато он неделю поссал и его больше не трогают. А ты по ночам тельняшки стираешь – Парамон прикрыл глаза – Поэтому хрен тебе, а не молодых шугать на втором курсе!
Я молчал. Про тельняшки – это правда. В самом начале учебы пьяные третьекурсники подняли меня ночью, отвели в умывальник и сказали постирать тельняшки. И ушли в себе в кубрик, старательно изображая разболтанную морскую походку.
Я тогда дико хотел спать. Постоял минут пять, покосился на гору тельняшек, сваленных кучей в раковине и ушел к себе в кубрик…
На языке нашего училища, или «бурсы» это называлось «забить».
Через час меня подняли и снова притащили в умывальник…
Били меня долго, ногами, руками, единственное, что я мог сделать, это закрывать лицо руками – почему-то очень не хотелось, чтобы лицо было расквашено.
А насчет неделю кровью, это неправда.
Так, для красного словца прибавили.
Три дня всего…
Но после этого действительно на такие унизительные работы меня не поднимали. Мало что ли, других было, которые соглашались?
Тот же Печенег, например…
– Вадим, ты чего молчаливый сегодня? – Чича ерзал на песке, маясь от безделья. – Рассказал бы хоть что-нибудь, а?
– У Профессора свидание сегодня – выдохнул Скорик – Некогда ему рассказы рассказывать.
– Да какое на фиг свидание – я поморщился – Губа в клочья, руки вон все разбиты. Форма как у чушкана грязная вся! Не пойду никуда сегодня. Темнеть начнет – на кондитерку сходим.
При упоминании кондитерки Чича оживился и повеселел окончательно.
– Вадим – опять начал он – Как ты умудряешься с девками знакомиться такими взрослыми?
Парамон хохотнул и полез в карман за сигаретой – Ага, сейчас он тебе все прям и рассказал! Сами со Скориком сколько раз спрашивали. Не говорит.
– Подумаешь! – Печенег презрительно фыркнул – Тоже мне наука, девок снимать! Да я дома как перчатки их менял!
– Ага, сначала с Дунькой Леваковой, потом с Манькой Правокулаковой – Скорик широко улыбнулся – А то и с двумя сразу!
Мы все заржали. Печенег окрысился, но смолчал.