Крейсер Ее Величества «Улисс»
Шрифт:
— Слушаю, сэр?
— Передать старпому: «Аппарат товсь!»
Отрепетовав полученную с мостика команду, Тэрнер повернулся к Ральстону.
— Аппарат товсь!
Перегнувшись через борт, он увидел, что танкер по-прежнему находится чуть впереди крейсера, который ложился на боевой курс.
— Осталось минуты две.
По тому, как утихла дрожь палубы, он понял, что «Улисс» замедляет ход. Секунда-другая, и крейсер рыскнет вправо. В трубке снова затрещало; звук был едва различим из-за рева пламени. Он прислушался к голосу в телефоне, потом поднял голову:
— Стрелять только из первой
— Сколько осталось до залпа? — спросил в телефон Тэрнер.
— Сколько до залпа? — отрепетовал Кэррингтон.
— Девяносто секунд, — хрипло ответил Вэллери. — Штурман! Право десять градусов!
Услышав треск упавшего бинокля, он вскочил на ноги и увидел, как адмирал повалился вперед и с размаху ударился лицом о ветровое стекло. Руки Тиндалла болтались безжизненно, как плети.
— Штурман!
Но Капковый мальчик уже подскочил к адмиралу:
— Что случилось, сэр? Что с вами?
Тиндалл чуть шевельнулся, продолжая прижиматься щекой к ветровому стеклу.
— Холодно, холодно, — монотонно повторял он дребезжащим старческим голосом.
— Что? Что вы сказали, сэр? — умоляюще спрашивал его штурман.
— Холодно. Мне холодно. Мне ужасно холодно! О, мои ноги! — Стариковский голос утих, и Тиндалл соскользнул на палубу.
Карпентера озарила догадка, перешедшая в уверенность. В испуге он опустился на колени рядом с адмиралом. Вэллери услышал приглушенное восклицание, увидел, как штурман выпрямился и повернулся к нему с белым от ужаса лицом.
— На нем… на нем нет ничего, сэр, — произнес он, запинаясь. — Он бос! Ноги у него обморожены!
— Бос? — недоверчиво переспросил Вэллери. — Неужели? Не может быть!
— Он в одной лишь пижаме, сэр!
Вэллери наклонился к адмиралу, стаскивая с рук перчатки. Коснувшись пальцами холодной, как лед, кожи, он ощутил внезапную тошноту. В самом деле, адмирал был бос! И в одной лишь пижаме! Бос! Так вот почему не слышно было его шагов! Он машинально вспомнил, что термометр показывал двадцать градусов мороза. А Тиндалл — с голыми ногами, к которым прилип снег, — по меньшей мере пять минут сидел на таком морозе!.
Вэллери почувствовал, как огромные руки подхватили его под мышки, и в следующее мгновение он уже стоял на ногах. Петерсен. Конечно, это Петерсен! Кто же еще? А позади него маячил Николлс. — Предоставьте его мне, сэр. Петерсен, отнесите адмирала вниз.
Бодрый, уверенный голос Николлса, голос человека, очутившегося в своей стихии, успокоил Вэллери, помог вернуться к действительности, к ее насущным проблемам, как не помогло бы ничто другое. До его сознания дошел четкий, размеренный голос Кэррингтона, который сообщал курс и скорость, отдавал распоряжения. Увидел «Вайтуру» — Медленно, но верно танкер перемещался в сторону кормы крейсера. Даже на таком расстоянии ощущалась адская жара. Каково же тем, кто стоит на мостике судна, помилуй их, Боже!
— Кэррингтон, держать курс! — произнес Вэллери. — Стрелять самостоятельно.
— Есть держать курс стрелять самостоятельно, — эхом отозвался Кэррингтон, словно находясь на учебных стрельбах на полигоне в Соленте.
— Есть стрелять самостоятельно, — отозвался Тэрнер.
Повесив трубку,
он обернулся к Ральстону. — Действуйте, — проговорил он тихо.Ответа не последовало. Сгорбившаяся фигура, точно изваяние застывшая на сиденье наводчика, не подавала никаких признаков жизни.
— Тридцать секунд до залпа, — резко произнес Тэрнер. — Все готово?
— Так точно. — Фигура шевельнулась. — Все готово, сэр. — Резко повернувшись, Ральстон воскликнул в порыве отчаяния. — Бога ради, сэр! Неужели нельзя найти никого другого?!
— Двадцать секунд до залпа! — прошипел Тэрнер. — Хочешь, чтобы на твоей совести была гибель тысячи человек, трусливая твоя душа? Попробуй только промахнуться!.
Ральстон медленно отвернулся. На какое-то мгновение лицо его осветилось адским заревом горящего танкера, и Тэрнер с ужасом увидел, что лицо юноши залито слезами. Потом заметил, что он шевелит губами.
— Не беспокойтесь, сэр. Я не промахнусь. — Голос его прозвучал безжизненно, с непонятной горечью.
Охваченный скорее недоумением, чем гневом, Тэрнер увидел, как торпедист вытер глаза рукавом, как правая рука его схватила спусковую рукоятку первой трубы. Тэрнеру отчего-то пришла вдруг на память знаменитая строка из Чосера: «Втыкаются древки копий в упоры прочно».
В движении руки Ральстона была та же щемящая душу решимость, та же роковая бесповоротность, Внезапно — настолько внезапно, что Тэрнер невольно вздрогнул, — рука торпедиста конвульсивно отдернулась назад. Послышался щелчок курка, глухой рев в пусковой камере, шипенье сжатого воздуха, и торпеда вылетела вон.
На какую-то долю секунды ее зловещее гладкое тело сверкнуло в свете зарева и тяжело плюхнулось в воду. Не успела вылететь эта торпеда, как аппарат снова вздрогнул, и вслед за первой помчалась вторая смертоносная сигара.
Пять, десять секунд Тэрнер точно зачарованный смотрел широко раскрытыми глазами на две струи пузырьков, которые мчались стрелой и исчезали вдали. «В зарядном отделении каждой из этих зловещих сигар — 340 килограмм тринитротолуола… — мелькнуло в голове у Тэрнера. — Спаси, Господи, несчастных, оставшихся на „Вайтуре“!»
В динамике, установленном на шкафуте, щелкнуло.
— Внимание! Внимание! Всем немедленно в укрытие. Всем немедленно в укрытие.
Очнувшись, Тэрнер оторвал взгляд от поверхности моря. Он поднял глаза и увидел, что Ральстон все еще сидит, сгорбившись на своем сиденье.
— Слезай оттуда, болван! — закричал он. — Хочешь, чтоб при взрыве танкера тебя изрешетило? Слышишь?
Молчание. Ни слова, ни движения, один лишь рев пламени.
— Ральстон!
— Со мной все в порядке, сэр. — Голос Ральстона прозвучал глухо; он даже головы не повернул.
Тэрнер с руганью вскочил на торпедный аппарат и, стащив Ральстона с сиденья, поволок его в укрытие. Ральстон не сопротивлялся: казалось, он был охвачен глубокой апатией, совершеннейшим безразличием, когда человеку все становится трын-трава.
Обе торпеды попали в цель. Конец был скор и удивительно неэффектен…
Люди, находившиеся в укрытиях, напряженно прислушивались, ожидая взрыва. Но взрыва не последовало. Устав бороться, «Вайтура» переломилась пополам и медленно, устало накренившись, исчезла в пучине.