Крейсер его величества «Улисс». К югу от Явы

— Извините, мой мальчик, — не оборачиваясь, почти шепотом сказал он и медленно покачал головой из стороны в сторону. — Слава богу, вы увидели это вовремя.

Никто его и не услышал, ибо он говорил это самому себе.

Николсона уже не было рядом. Он соскользнул вниз по тиковым перилам трапа, опираясь лишь на руки и не касаясь ногами ступенек. Он исчез прежде, чем капитан снова заговорил, а когда капитан закончил свое короткое извинение самому себе, Николсон уже спускал спасательную шлюпку с талей и одновременно громко отдавал распоряжение боцману собрать спасательную группу.

С пожарным топором в одной руке и тяжелым фонарем в водонепроницаемом резиновом футляре — в другой, Николсон быстро пробирался среди обломков надстройки «Кэрри Дансер». Металлическая палуба под ногами была разворочена, сильным жаром скручена в фантастические узоры, а куски обгорелого дерева все еще тлели в разных недоступных углах. Раз или два его швырнуло качкой о переборки. Сильный жар припекал его, проникая сквозь брезентовые рукавицы, когда он упирался в переборки. Это дало ему некоторое представление о том, каково здесь было во время пожара, если металл не остыл и сейчас, после многих часов воздействия ветра и волн на корабль. «Интересно, что за груз был на судне? — мелькнуло у него в голове. — Наверное, какая-то контрабанда».

Пройдя две трети пути, он обнаружил справа все еще целую и запертую дверь. Наклонился и ботинком ударил в замок. Дверь на полдюйма подалась, но все же держалась.

Он изо всей силы ударил по замку топором, выбил дверь ногой, нажал кнопку фонаря и переступил комингс. У его ног оказались какие-то две обгорелые кучи хлама. Возможно, когда-то это были человеческие существа. А может быть, и нет. От них шел жуткий запах, ударивший ему в нос. В три секунды Николсон вылетел оттуда, прикрывая дверь топором. Тут подоспел Вэнниер с большим красным огнетушителем под мышкой и белым как бумага лицом. По расширенным в ужасе глазам офицера было ясно, что тот успел заглянуть за роковую дверь.

Николсон резко повернулся и пошел дальше по проходу. За ним двигался Вэнниер, следом — боцман с кувалдой и Феррис с ломом. Николсон еще дважды ударом ноги открывал двери и светил внутрь фонарем. Пусто. Дальше к корме стало лучше видно, так как туда навели все прожектора «Виромы». Торопливо оглядевшись вокруг в поисках лестницы или трапа и найдя лишь несколько головешек, лежащих на стальной палубе в трех метрах внизу, — деревянный трап был полностью уничтожен огнем, — Николсон обратился к плотнику:

— Феррис, вернись к шлюпке и скажи Эймсу и Догерти, чтобы они подплыли сюда любыми способами. Мы не сможем здесь поднимать больных и раненых. Оставьте свой лом.

Николсон повис на руках и легко спрыгнул вниз, на палубу, еще не закончив отдавать распоряжение. В десять шагов он пересек все пространство и обухом топора с силой ударил в металлическую дверь.

— Есть здесь кто-нибудь? — закричал он.

Секунды две-три не слышалось ни звука, а потом на него обрушился невнятный гул одновременно обращающихся к нему голосов. Николсон быстро обернулся к Маккиннону, увидел в широкой ухмылке на боцманском лице отражение своей собственной улыбки, отступил шаг назад и поводил лучом фонаря по стальной двери. Одна зажимная скоба свободно висела, раскачиваясь, словно маятник, вместе с тяжелым покачиванием «Кэрри Дансер» с борта на борт. Остальные семь скоб прочно сидели на месте.

Трехкилограммовая кувалда в руках Маккиннона казалась игрушкой. Он сделал семь ударов, по одному на каждую скобу, и по всему тонущему кораблю прокатился вибрирующий металлический звон. Наконец дверь подалась, и они вошли внутрь.

Николсон посветил фонарем на внутреннюю сторону двери, и его губы плотно сжались: только одна скоба, та самая что висела, могла быть открыта изнутри, остальные семь заканчивались гладкими заклепками. Затем он повернулся и медленно осветил лучом все вокруг.

Это был темный, холодный, сырой кубрик со скользкой металлической палубой без покрытия. Высокий человек не смог бы здесь стоять не сгибаясь. С обеих сторон были привинчены трехъярусные металлические койки без всяких матрацев и одеял. Над каждой койкой, в тридцати сантиметрах над ними, были укреплены тяжелые металлические кольца. Длинный узкий стол тянулся по всему отсеку, и по обе его стороны стояли деревянные стулья.

В кубрике находилось примерно двадцать человек. Некоторые сидели на нижних койках, один-два стояли, держась за спинки, но большинство лежало неподвижно. Те, кто лежал на койках, были солдатами, и некоторые из них выглядели так, будто уже никогда не встанут. Николсон достаточно нагляделся на мертвецов: восковые щеки, пустые глаза, безвольные тела, покрытые бесформенной одеждой. Здесь находилось также несколько медицинских сестер в рубашках цвета хаки и подпоясанных ремнями юбках да двое-трое гражданских. Все они, даже темнокожие медсестры, казались очень бледными и больными. «Кэрри Дансер», должно быть, носило по волнам еще с полудня, и жестокая качка продолжалась бесконечно долго.

— Кто здесь старший? — Голос Николсона вернулся к нему, отраженный металлическими переборками кубрика.

— Думаю, что он. Вернее, я думаю, что так думает он. — Изящная, невысокая, подтянутая пожилая дама с серебристыми волосами, стянутыми на затылке в тугой узел, и в лихо сдвинутой набок соломенной шляпке, стоявшая рядом с Николсоном, еще не утратила отблеск властности в выцветших голубых глазах, но сейчас в них читалось еще и отвращение, когда она указывала на человека, сгорбившегося рядом с полупустой бутылкой виски на столе. — Но он, конечно, пьян.

— Пьян, мадам? Я не ослышался, вы сказали, что я пьян?

Николсон подумал, что это единственный здесь человек, который не бледен и не болен. Лицо, шея, даже уши у него были кирпичного цвета, драматически контрастирующего со снежно-белыми волосами и кустистыми белыми бровями.

— Вы имели наглость... — Он поднялся, пошатываясь и одергивая руками пиджак своего белого льняного костюма. — Клянусь небом, мадам, если бы вы были мужчиной...

— Знаю, — перебил его Николсон, — вы бы отделали ее до полусмерти. Заткнитесь и сядьте. — Он снова повернулся к женщине: — Ваше имя, пожалуйста?

— Мисс Плендерлейт, Констанция Плендерлейт.

— Этот корабль тонет, мисс Плендерлейт, — быстро произнес Николсон. — Каждую минуту он дает все больший крен на нос. Приблизительно через полчаса мы сядем на скалы, и в любой момент на нас вновь может обрушиться тайфун. — Здесь уже горели два-три фонарика, и он оглядел окружающие лица. — Мы должны торопиться. Большинство из вас выглядят полумертвыми. Думаю, вы и чувствуете себя так же. Но мы должны торопиться. У нас есть спасательная шлюпка, стоящая у борта всего лишь в десяти метрах отсюда. Мисс Плендерлейт, сколько человек не в состоянии пройти такое расстояние?

— Спросите мисс Драчман. Она старшая сестра. — Совсем другие интонации в голосе мисс Плендерлейт говорили о том, что к мисс Драчман она относится в высшей степени положительно.

— Мисс Драчман... — выжидательно произнес Николсон.

Девушка в дальнем углу повернулась и взглянула на него. Лицо ее было в тени.

— Боюсь, что только двое, сэр. — Несмотря на налет напряжения, у нее был мягкий, низкий и музыкальный голос.

— Боитесь?

— Все остальные лежачие умерли этим вечером, — сказала она спокойно. — Пятеро, сэр. Они были очень больны, а погода была весьма скверной, — произнесла она не вполне твердо.