Крейсер I ранга "Рюрик" (1889-1904)
Шрифт:
Мнение “совета”, собранного в адмиральском салоне из оказавшихся поблизости офицеров – лейтенанта П.Ю. Постельникова, мичманов А.В. Ширяева и К.Г. Шиллинга, было единогласным: раз нельзя больше драться, нужно взорвать корабль, но не допустить его захвата.
Мичман К.Г. Шиллинг, единственный не раненный из строевых офицеров, получил приказание К.П. Иванова подготовить к взрыву носовые минные погреба, но вскоре вернулся, доложив, что из-за перебитой во многих местах проводки бикфордова шнура и затопления части погреба быстро подготовить корабль к взрыву невозможно. Оставался один выход – открыть кингстоны. Вызвав к себе старшего инженер-механика И.В. Иванова, лейтенант К.П. Иванов приказал ему открыть кингстоны, а вахтенному механику А.А. Гейно – стравить пар из котлов,
В единственную из шлюпок, которую еще можно было как-то залатать, положили еще остававшегося в сознании лейтенанта Н.И. Зенилова; старший офицер Николай Николаевич Хлодовский с перебитыми ногами и страшной раной в боку умирал тут же на палубе своего корабля. Младший судовой врач Э.М.Г. фон Брауншвейг, смертельно раненный одним из последних японских снарядов, сознавая всю безнадежность своего положения, просил не трогать его: “Спасайте других, кого еще можно спасти, а я хочу умереть на “Рюрике” и вместе с “Рюриком””. [22. С. 38] В эти же минуты снарядом был убит мичман Д.А. Плазовский, бежавший с юта к лейтенанту К.П. Иванову. Тело мичмана было обезображено до неузнаваемости.
А японцы еще продолжали стрелять. Снаряды рвались на палубе “Рюрика” и вокруг, добивая уже оказавшихся в воде раненых. Только убедившись, что корабль тонет, японские крейсера прекратили стрельбу и стали приближаться. На горизонте появились возвращавшиеся корабли эскадры Камимуры. В разных местах горизонта виднелся дым вызванных к месту боя других японских крейсеров и миноносцев.
“Рюрик” все больше садился кормой, крепясь одновременно на левый борт. Большинство уцелевшей команды было уже в воде, остальные еще выжидали на палубе, не решаясь покинуть корабль. Лейтенант К.П. Иванов, вернувшийся в рубку, чтобы уничтожить секретные документы, на мгновение замер у входа. В потерявшей боевое значение и покинутой живыми рубке, видимо, разорвался новый снаряд – тела убитых в рубке были покрыты белой пеной пуха из подушки командира и лишь голова командира выступала над этим пуховым саваном. В зубах его держался мундштук с погасшей папиросой, помогавшей ему в самом начале боя еще живому, но тяжело раненному забыться от мучительной боли. С трудом вытащив из-под лежавших вповалку тел залитые кровью сигнальные книги и карты, лейтенант К.П. Иванов сложил их вместе в мешок, на дне которого уже было приготовлено несколько колосников, и с трудом дотащив до края мостика, столкнул за борт.
“Рюрик" и его прославленный командир (С открытки того времени)
Снова окинув взглядом внутренность рубки и простившись со своим командиром, он пошел, исполняя свой последний долг, по батарейной палубе к корме, чтобы оценить состояние разрушений корабля. Не пройдя и половины пути, он почувствовал, как дрогнул, погружаясь кормой, крейсер. Выбежав на верхнюю палубу, он увидел под ногами лишь плещущееся море – вся кормовая часть палубы до самой грот-мачты была уже в воде. Спустившись по уходящему в воду правому борту мимо грозящих небу безмолвных орудий, он нырнул в тот момент, когда корабль начал неудержимо валиться на левый борт. Вот он лег совсем на борт, с грохотом упала в воду задняя дымовая труба, блеснула изодранная во многих местах медная обшивка, на мгновение показался таран, и спустя секунду лишь белая пена слабого водоворота кружилась на месте катастрофы. Вынырнув, К.П. Иванов услышал, как отчаянным “ура” и возгласами “Прощай, дедушка „Рюрик”” экипаж провожал свой погибавший корабль. Это было в 10 ч 20 мни. “Странное щемящее чувство прощания охватило меня, я плакал как дитя”,- вспоминал об этих минутах прощания с кораблем один из участников боя.
Так в упорнейшем и кровопролитном пятичасовом бою, какого еще не знала история парового броненосного флота, погиб славный корабль, от начала и до конца повторив своим подвигом словно и о нем написанную песнь о “Варяге”. Из 796 матросов крейсера погибли 193 и были ранены 229 человек, среди 374 матросов, не получивших ранений, строевых было не более 100 человек, из 22 офицеров погибло 9 и были ранены 9 человек. Среди спасшихся не оказалось старшего механика И.В. Иванова – предполагали, что он был убит одним из деревянных обломков, с большой силой во множестве всплывавших из глубины моря. Уцелели шкипер В.И. Анисимов, комиссар П.К. Крузман и священник Алексей Оконечников. Ему как освобожденному японцами “некомбатанту” (не принадлежащему к военнослужащим) удалось скрытно от японцев, несмотря на постоянные обыски, доставить в Россию краткое донесение К.П. Иванова об обстоятельствах и результатах боя. Спустя два с небольшим месяца в соответствии с Женевской конвенцией был освобожден и весь медицинский персонал крейсера. Тогда только и стали известны в России подробности боя и гибели “Рюрика”.
После боя
Судьба “Рюрика”, результаты боя Порт-Артурской эскадры с японским флотом, причины, почему Камимура оказался на том месте, где владивостокские крейсера рассчитывали встретить своих, – не скоро выяснились ответы на эти и
многие другие вопросы, которые задавали себе наши моряки. Что же происходило в эти дни там, в Желтом море?Гибель С.О. Макарова и опоздание в Порт-Артур назначенного на его место Н.И. Скрыдлова усугубили положение эскадры. Оказавшийся на месте командующего флотом контр-адмирал В.К. Витгефт, ранее занимавший должность начальника Морского штаба наместника (на одном из совещаний прямо заявивший: “Я не флотоводец”), как и большинство командиров кораблей, считал гибельными попытки эскадры прорваться во Владивосток, на чем постоянно настаивал наместник. Несмотря на нараставшую угрозу уничтожения кораблей под огнем японских осадных батарей, эскадру заставила выйти в море лишь прямая директива наместника со ссылкой на “высочайшее приказание”. Все считали необходимым продолжать помогать обороне крепости и не верили в успех прорыва. Формально исполняя приказ о прорыве всей эскадрой, В.К. Витгефт, несмотря на высказывавшиеся в штабе предостережения, отказался оставить в Порт-Артуре тихоходные броненосцы “Полтава” и “Севастополь”.
Шести эскадренным броненосцам и четырем легким крейсерам (единственный броненосный “Баян”, подорвавшийся на мине, оставили в Порт-Артуре) нашей эскадры противостояли четыре эскадренных броненосца и два, а во второй половине боя уже три броненосных крейсера японцев. Внешне – примерное равенство сил, фактически – подавляющее превосходство новой техники (японские корабли были “моложе” наших, лучше, если не считать “Цесаревича”, бронированы), вооружения, боевой подготовки.
Ведь все, что мешало вести бой владивостокским крейсерам, сказывалось, понятно, и на кораблях Порт-Артурской эскадры. Сверх того, в непосредственной близости от места боя держались, готовые к атаке, еще три боевых отряда (9 крейсеров и 1 броненосец) японского флота и только в пределах видимости маячило до 30 миноносцев!
Матросы с “Рюрика” в японском госпитале. Нагасаки 1904 г.
Первую фазу боя русские выиграли – японцы отстали, прекратив стрельбу. Но наша эскадра не могла развить полной скорости (особенно задерживала отстававшая “Полтава”), и японцы уже на подходе к мысу Шантунг догнали русских. В возобновившемся ожесточенном бою В. К. Витгефт был убит, флагманский “Цесаревич из-за поврежденных приводов управления вышел из строя, а находившийся на “Пересвете” младший флагман контр-адмирал князь П.П. Ухтомский не смог остановить начавшуюся дезорганизацию эскадры (это потом объясняли невозможностью поднять сигнал о вступлении младшего флагмана в командование из-за сбитых на броненосце стеньг). Ухтомский не показал примера неукоснительного исполнения приказа о прорыве, и хотя именно его корабли “Пересвет” и “Победа” с их увеличенными скоростью и запасами топлива располагали для такого прорыва наибольшими возможностями, они повернули в Порт-Артур. За ними последовали броненосцы “Ретвизан”, “Полтава”, “Севастополь”, крейсер “Паллада” и три из восьми миноносцев. Утром 29 июля русские корабли пришли в Порт-Артур.
В это самое время миноносец “Решительный”, вышедший из Порт-Артура вечером 28 июля (чтобы быть уверенным, что эскадра не вернется, как это произошло при неудачной попытке прорыва 10 июня), только еще доставил в Чифу для передачи во Владивосток шифрованную телеграмму с вызовом крейсеров навстречу. Таким образом, необходимость похода Владивостокского отряда отпадала, но попыток предотвратить отправку телеграммы (есть сведения, что с консулом в Чифу из Порт-Артура поддерживали радиосвязь) или остановить выход крейсеров сделано не было. Версия о посылке якобы через два часа вдогонку за крейсерами миноносца, который не смог их догнать, не подтвердилась.
Передовая страница газеты “Новое Время”, посвященная подвигу крейсера “Рюрик”
Реальную возможность предупредить отряд имели прорвавшиеся сквозь японскую эскадру самые быстроходные русские крейсера “Аскольд” и “Новик”. Но контр-адмирал Н.К. Рейценштейн на “Аскольде” и капитан 2 ранга М.Ф. фон Шульц, командир “Новика”, ничего не знали о вызове владивостокских крейсеров для соединения с эскадрой.
В ночь на 29 июля “Новик” из-за угрозы выхода из строя холодильников главных машин вынужден был остановиться. Его сигнал ратьером на “Аскольде” не разобрали и решили, что “Новик” с его преимуществом в скорости перед всеми японскими кораблями пошел на прорыв Корейским проливом, пока там еще не стало известно о результатах боя. “Аскольд”, не рассчитывавший на прорыв – его скорость упала до 15 уз, из двенадцати 152-мм орудий стрелять могли только четыре – ушел на юг в Шанхай, где и был интернирован.
“Новик”, встретившись утром с осуществившими прорыв крейсером “Диана” и миноносцем “Грозовой” (они затем интернировались – первый в Сайгоне, ныне Хошимин, второй в Шанхае), пошел в Кяо-Чао, чтобы пополнить запасы угля для прорыва во Владивосток вокруг Японии. Здесь на рейде (в 17 ч 25 мин) застали миноносец “Бесшумный”, в 18 ч 30 мин пришел “Цесаревич”. Попытки получить с него уголь, как и ранее с “Дианы”, видимо, не предпринимались. С германского парохода (после получения разрешения губернатора) грузить уголь начали только в 21 ч. В 3 ч 30 мин 30 июля, приняв только 250 т, погрузку прекратили: командир “спешил уйти из порта до рассвета. В 4 ч были уже в море. Как раз в это время (на 1 час позже!) отряд К.П. Иессена выходил из Владивостока…