Крейсер «Суворов»

Так что спокойно ждал Вадим среди пьяных призывников, когда приедет «покупатель» – представитель воинской части – и увезет их из Красноярска в казахские степи. Но все пошло не так, как должно было. Во дворе сборного пункта построили каких-то ребят, долго пересчитывали. Потом кто-то крикнул:

– Не хватает одного человека!

Ему ответили:

– Возьми любую карточку!

Через минуту крикнули еще раз:

– Вадим Белаш! С нами убываешь.

Он подошел к строю:

– Куда?

Появившийся из-за спины человек в черной форме подмигнул:

– В морфлот, братишка.

– На три года?! – изумился Вадим. О такой перспективе он как-то даже и не задумывался. Готов был два года провести в Афганистане под пулями, но еще один лишний год…

А «покупатель» его «успокоил»:

– Лучше три года пить компот, чем два года рыть траншеи…

Так что не на кого было жаловаться Вадиму. По собственной инициативе оказался он на военной службе, а, стало быть, и на корабле, и в каюте Морозова. Товарищи думают, что Белаша вызвали к особисту из-за Чекина. И это, конечно, могло быть причиной. Но Вадим не сомневался, что дело, прежде всего, в том, во втором разговоре с Морозовым. После первого, пообещав особисту служить делу партии, Белаш постарался сразу же забыть о данном обещании, но через неделю его вызвали снова.

Вадим задумался о том, всех ли Морозов вызывает второй раз? Так же, как вызывал его, Пасько, Матроскина? Вроде бы не всех. Или просто не все рассказывают о своей второй, третьей, четвертой встрече с особистом? Сообщают Морозову то, что требуется, а товарищам о своих визитах умалчивают?

Конечно, после команды «Ужинать!», проводив офицеров взглядом, Белаш не пошел к особисту. Тот ведь наверняка не у себя, тоже «чифанит» вместе с другими звезднопогонными в кают-компании. А вот после ужина идти придется. Куда денешься?! Большой сбор второй раз не сыграют…

На ужин была «сечка» с теми самыми куриными желудочками, о которых говорил Пасько. Шуша с удовольствием наяривал вязкую кашу из дробленого зерна, Вадим же лишь выковыривал из нее мясные кусочки. Впрочем, он жевал их, не замечая вкуса. Вспоминал тот второй вызов к особисту.

Морозов уже не пригласил его сесть. Спросил сразу, как только старшина переступил комингс каюты и закрыл за собой дверь:

– Ты помнишь, о чем мы говорили?

Белаш кивнул:

– Конечно, и я готов помогать Родине, партии, для чего и нахожусь здесь на боевом корабле. Согласно уставу стойко переношу все тяготы и лишения военной службы…

Морозов ухмыльнулся:

– Да-да… Я в курсе, что в последнее время ты очень увлекся изучением дисциплинарного и корабельного уставов.

Вадим с готовностью подтвердил:

– Так точно. Ликвидирую пробелы. Повышаю свою боевую выучку. Как же можно служить и не знать устава. Я ведь еще не уволен…

Морозов продолжал смотреть на него с ухмылкой:

– Значит, хочешь дослужить как полагается… по уставу…

Белаш сделал удивленное лицо:

– Так точно. А разве вы не хотите?

Задать такой вопрос особисту было большой дерзостью. Но Вадим так выпучил глаза, что Морозов чуть не рассмеялся:

– Конечно, хочу. Как все советские офицеры и матросы… Я вижу, Белаш, ты на самом деле умнее, чем кажешься на первый взгляд… Кстати, о чем вы беседуете с офицерами, когда совместно несете вахту на юте?

Вадим как бы задумался, посмотрев сначала в подволок, потом переведя взгляд на портрет генерального секретаря:

– О море, о родных краях, о последних решениях пленума ЦК КПСС…

– Неужели, – удивился Морозов и подсказал, – и, конечно, об уставе?

– Конечно-конечно, – поспешил уверить его Белаш. – Я ведь – младший командир, и должен советоваться с более опытными, старшими по званию боевыми товарищами.

– Ну-ну, – покачал головой Морозов и стал перелистывать какие-то бумажки на столе. Может быть, это было личное дело Вадима, а может, «закладные» бумаги «особых товарищей», вроде Слепы.

Пока Морозов просматривал записи, Белаш перебирал в голове разговоры с вахтенными офицерами: когда, с кем и о чем разговаривали. Четыре часа стоять у трапа корабля скучно. Так что вахтенный со звездами на погонах обычно позволяет себе снизойти до разговора с приданным в помощь старшиной. Как правило, не столько интересуется матросской жизнью, сколько вспоминает свой родной дом, учебу в военно-морском училище, семью.

После длительного периода совместной с офицерами вахты Вадим хорошо себе представлял их жизнь: где и как они учились, квартировали. Сначала он поражался тому, сколько на крейсере офицеров из такого сухопутного города, как Киев. Однако потом осознал, что ничего странного в этом факте нет: в Киеве располагалось высшее военно-морское политическое училище. Поэтому все замполиты и вспоминают Днепр, Крещатик, каштаны…

А вот про семейную жизнь многих офицеров Белаш ничего не мог понять. После окончания военного училища бывшие курсанты убывали к месту службы на Тихоокеанский флот, при этом их молодые жены с детьми и без оставались в Киеве. Такое происходило и со многими офицерами, окончившими Ленинградское Нахимовское военно-морское училище или Ленинградское высшее инженерное морское училище. Их семьи также оставались в больших городах: в Ленинграде или Москве.

Хотя и непонятно это было Вадиму, но он не осуждал тех жен, что остались в далеких городах. Из рассказов офицеров знал, что обычно даже и при очень большом желании получить жилье рядом с местом прохождения службы весьма сложно. Не дают молодым офицерам не то что квартиру, но и даже комнату в бараке. Добыть жилье не просто не только в Техасе, как называют моряки между собой закрытый поселок Тихоокеанский, он же город Фокино с конспиративным почтовым адресом «Шкотово-17», расположенный в сорока километрах от Владивостока. Сложно получить крышу над головой даже и в поселках Бяудэ и Заветы Ильича, что находятся на другой от города Советская гавань стороне бухты. К тому же нет для офицерских жен не только жилья, но и работы. В Техасе на все мучающиеся бездельем семьи офицеров – один завод железобетонных изделий. И в поселках Совгаваньской бухты на должности учителей школы, преподавателей музыки очередь…

Странная получается семейная жизнь. Раз в год летают офицеры в отпуск: кто в Киев, кто Ленинград, кто в Москву. В остальные месяцы лишь шлют домашним денежные переводы из своих хороших офицерских зарплат. Но и те жены, которые все-таки перебрались на Дальний Восток, практически не видят мужей. Крейсер – то в Совгавани, то во Владивостоке. И даже если семья твоя в Техасе, то попробуй-доберись до нее с тридцать третьего причала Владивостока, когда у тебя нет схода с корабля: каждый день дежурства да вахты…

Конечно, Белаш не стал говорить Морозову о том, что знает, как живут-маятся офицеры. Не его это дело – в жизни старших «товарищей» копаться. А вот об уставе, почему бы с офицерами и не поговорить. Но об этом откровенничать перед особистом он не собирался. Потому что об уставе Вадим говорил только со старшим лейтенантом Голиковым – командиром четвертой башни. А откуда Морозов знает об этих «уставных» разговорах? Сам Голиков едва ли рассказывал что-либо особисту. Кто еще в курсе? Белаш не раз говорил в КДП об уставе и, кажется, при этом упоминал Голикова. Но в боевом посту рядом с Вадимом были только свои, проверенные Пасько, Старик, Шуша. «Стукач» Слепа при тех разговорах не присутствовал – его место в помещении электрической агрегатной…