Крейсера
Шрифт:
– Горим… горим же! Вы что, не видите?
– На «России» трубу сбило, братцы.
– Давай разноси шланги… Трюмные, напор, напор!
Брандспойты выкручивались из рук матросов. Пламя из носового отсека перекинулось в соседний. Японские фугасы взбрасывали кверху куски палубного настила. Все это – в треске огня, в ядовитом дыму. У переживших разрыв шимозы сразу спекались губы, возникала страшная жажда, они орали:
– Пить! У кого есть хлебнуть… хоть глоток!
Пушки, отброшенные взрывами, перекатывались на качке, грозя переломать ноги. В открытые порты море хлестало соленой пеной, а мертвецы, жидкие, как студень, ерзали затылками по тиковым доскам,
– Подавай! – требовали комендоры от элеваторов.
Панафидин стянул с кресла убитого наводчика, сам приникнув к прицелу. Краем глаза, целясь в «Идзумо», он видел, что флагманская «Россия» несет уже половину трубы, а дым клубами валит прямо из палубы… Взмахом руки он звал Шаламова:
– Ты жив? Тогда подавай… подавай!
– Уррра-а-а!.. – донеслось сверху, с палубы.
Это радовались, когда взрывом раскрыло корму «Ивате», и он, контуженный, остался на месте, а броневая фаланга Камимуры шла дальше как заговоренная, и борта японских крейсеров вспыхивали яркими точками – в упор били орудия знаменитой фирмы Армстронга… Победные возгласы «ура!» верно поняли только наружные вахты, а те, что оставались внутри крейсеров (ничего не видящие), решили, что наверху приветствуют появление Порт-Артурской эскадры, и потому тоже кричали:
– Урра-а! Теперь мы вместе… мы спасены…
………………………………………………………………………………………
Флагманская «Россия» теряла скорость. Клинкет паропроводов (который так и не успели починить в базе) вывел из строя сразу четыре котла. Кормовая труба, уже разбитая, не давала тяги на топки. Сопла вентиляторов с могучим ревом засасывали внутрь крейсера дымы пожаров и невыносимые газы от разрывов шимозы, удушающие людей в низах.
– «Рюрик» горит, – сообщали с вахты. – Горит, но узлы он держит пока что не хуже нас…
Иессен понимал, что бригада, уже избитая с одного борта, нуждается в перемене курса. Где он, спасительный маневр, чтобы расцепить клещи, в которые они попали? С севера – броненосные силы Камимуры, а с юга – адмирал Уриу с легкими крейсерами. Андреев подсказывал Иессену отворот к югу:
– Потом вдоль берегов Кореи вывернемся к северу.
– В любом случае они нас нагонят.
– Несомненно! Но отбиваться будем до крайности…
Об Андрееве писали: «Болезненный, небывало нервный в обычной обстановке, в бою он выказал небывалое хладнокровие и мужество, весело разговаривал с матросами близ орудий, чем сильно поддерживал боевые настроения. Старший офицер крейсера капитан 2-го ранга Вл. Ив. Берлинский был убит наповал, когда стоял рядом с командиром…»
– Не уносите его с мостика, – велел Андреев. – Накройте Андреевским флагом и пусть остается с нами…
Один за другим смело за борт прожекторы. Японские снаряды разворачивали в бортах такие дырищи, через которые свободно пролезал человек. Пробило фок-мачту. По внутренней ее шахте снаряд, как в лифте, опустился в отсек динамо-машин, но, слава богу, не взорвался, его раскаленная болванка каталась среди электромоторов, стонущих от усилий. Сначала снаряд поливали водой, а потом привыкли к нему, и матросы пинали его ногами, как чушку:
– У, зараза! Валяется тут, ходить мешает…
Иессена предупредили: с юга виден «Нанива».
– Сам черт его несет, – выругался адмирал…
«Нанива» издали пострелял по «Рюрику», потом примкнул в кильватер крейсерам Камимуры, усиливая мощь его огня. Было 05.36, когда Иессен решился на отворот к зюйду.
– Сейчас или никогда, – сказал он…
«Ивате» справился с пожарами после взрыва и занял место в кильватере за крейсером «Нанива».
А на наших кораблях одно за другим замолкали орудия. Нет, их не подбили – случилось худшее. На дальних дистанциях боя, когда пушки задирали стволы до предела, слетала резьба шестеренок в подъемных механизмах, и пушки оседали, беспомощные в вертикальной наводке. Андреев спустился с мостика – к комендорам. Артиллерийские кондукторы, люди бывалые, чуть не рыдали:– Так што там, в Питере-то, думали раньше? Или им дистанция боя в ширину улицы снилась? Ведь погибаем…
– Шестерни дерьмовые! Цена-то им – рубль с полтиной, как за бутылку, из-за них бьют нас, а кто виноват?
Что мог сказать на это Андреев? Да ничего.
– Это преступно, – соглашался он с матросами. – Такое оружие могли поставить на крейсера только враги… Но у нас есть один выход: сражаться до конца!
Люди задирали пушки с помощью талей, удерживая их при стрельбе канатами. Иногда – под огнем противника – они подставляли под орудия свои спины, а порой вспрыгивали на казенную часть стволов, как на бревна, и весом своих тел удерживали пушки в нужном угле возвышения…
На мостике Андреева поджидал Иессен в обгорелом кителе, он держал перед собой обожженные руки, подставляя их под освежающий сквозняк, задувавший в разбитые окна ходовой рубки. Обманным маневром адмирал отводил крейсера к югу, чтобы затем отыскать «окошко» для перехода на северные румбы – спасительные для них. Андрееву он сказал:
– Все бы ничего и мы бы выкрутились, но с моря, сами видите, подходят еще два японца: «Чихайя» и «Такачихо», а «Рюрик» уже перестал отвечать на позывные… Как у вас?
– Я, – прокричал ему в ухо Андреев, – велел закладывать под машины взрывчатку и готовить кингстоны к открытию!
– Добро, – согласился Иессен и даже кивнул…
(На бригаде оставалось лишь четыре орудия в 203-мм против шестнадцати японских, на 14 русских пятидюймовок японцы отвечали залпами из 28 стволов. Камимура подавлял бригаду таким громадным превосходством, какого не имел даже адмирал Того в сражении с Порт-Артурской эскадрой.)
– Отгоните «Наниву», – требовал Иессен. – Он опять лезет к «Рюрику»… На баке, вы слышали? Сигнальщики, дать на «Рюрик» запрос: «Все ли благополучно?»
На вопрос адмирала крейсер долго не отвечал. Издали было видно, как взлетают над ним груды обломков палубы, в столбах рыжего дыма исчезают надстройки… Ровно в 06.28 над искалеченным мостиком распустился кокон флага «Како».
– «Рюрик» не может управляться, – прочли сигнальщики.
Наверняка этот сигнал «Како» разобрали и на мостиках «Идзумо»: с японских крейсеров слышались крики радости.
– Запросите «Рюрик» – кто на мостике?
Ответ пришел: крейсер ведет лейтенант Зенилов.
– Это минный офицер, – подсказал Андреев.
Иессен сбросил с себя тлеющий китель:
– А где же Трусов? Где, наконец, Хлодовский?
Камимура не распознал маневра русских, и, казалось, уже пришло время, чтобы, прижавшись к берегам Кореи, развернуть бригаду, в норд-остовую четверть горизонта:
– Но теперь мы не можем оставить «Рюрика»!
– Никак не можем, – отозвался Андреев…
Массы железа перемещались с движением орудийных стволов, масса железа быстро уменьшалась с количеством залпов, масса железа раскалялась докрасна и потом остывала – на все на это магнитные компасы реагировали скачками картушек, будто их стрелки посходили с ума от ужаса. Точность совместного маневра бригады была уже немыслима, ибо на трех крейсерах три путевых компаса указывали три разных курса…