Крид: ЗА ОРДУ!!!
Шрифт:
Он рассмеялся — резкий, пронзительный смех, разрезающий тишину его чертогов. Это был смех не безумия, а торжества. Торжества над собой, над своими прежними оковами, над вечной войной. Он принял свою новую сущность, свою зелёную вечность. Он больше не был Архангелом Михаилом, хранителем света и справедливости. Он стал чем-то другим, чем-то более могущественным, более разрушительным, более свободным. Он стал воплощением неистового шартреза, поглощающего всё на своём пути. И это было не ужасом, как он наивно думал в начале, а истинным покоем, что запечатывал все его раны. Покоем, рождённым из ярости и отчаяния, покоем, за который ему пришлось заплатить извечную цену. Но теперь он был свободен, и мир дрожал перед его могуществом. Долг перед мёртвым богом уплачен, и Архангел волен уничтожить его творение!
Михаил расправил крылья. Они были огромны,
Направленный к звёздам Меч Истины, теперь отражающий зелёный свет скверны, казался продолжением его крыльев, продолжением его неистовой воли. Он был полон решимости уничтожить всё, что вставало на его пути, с гордым и жестоким принятием своей новой сущности. В этом моменте не было сомнений, не было колебаний, была только бесконечная мощь и уверенность в своей правоте.
И в следующий миг он исчез. Растворился во тьме космоса, словно призрак, оставив после себя лишь мерцание изумрудного света. Он переместился мгновенно, пронзив бескрайние просторы вселенной, как луч света.
В следующую секунду Архангел Михаил очутился в сердце живого, шумного Рима. Город был великолепен — бесконечный лабиринт улиц, храмов и палаццо, наполненный шумом толпы, звуком колёс и голосами людей. Свет солнца, отражаясь от мрамора и золота, озарял город ярким сиянием. Этот город, пульсирующий жизнью, был противоположен холодным, мрачным чертогам Михаила. Но на лицах людей не было удивления, не было страха, не было ничего, кроме обыденной суеты. Им было дело до своих забот, до своей жизни, до своих мелких страстей, и спустившийся с небес Архангел не вызвал у них никакого интереса. Их судьбы всегда были выше неба, и небеса их мало волновали. Михаил, взглянув на них, увидел в этом безразличии своеобразную красоту. Он понял, что жизнь идёт своим чередом, не обращая внимания на вмешательство высших сил. Красоту Рима, неподвластного ни небу, ни аду.
Михаил шёл по улочкам Рима, словно величественный айсберг, продвигающийся сквозь бурлящее море человеческих жизней. Его фигура, обведённая мерцающим шартрезным светом, приковывала внимание, но не вызывала ни страха, ни удивления. Люди продолжали свою жизнь, не замечая божественного присутствия среди них. Они были поглощены своими заботами, своими мелкими страстями, и Архангел был для них не более чем ещё одним прохожим.
И вот, в этот момент безмятежного безразличия, в самом сердце шумного города, произошло нечто, разорвавшее хрупкое равновесие в душе Михаила. Оскорбление. Грубое, пьяное оскорбление, вырвавшееся из уст какого-то сицилийского забулдыги. Слова, несущие в себе не только пренебрежение, но и глубокое неуважение к божественному началу, пронзили Архангела, словно острые кинжалы.
Ярость, та самая зеленоватая ярость, что жила в нём после прикосновения скверны, вспыхнула с новой, ужасающей силой. Всё его тело задрожало, излучая неистовый свет. Он остановился, его взгляд устремился на оскорбителя. В этом взгляде не было ни малейшего колебания, не было сомнений, была только безграничная мощь и неукротимый гнев. Это был взгляд не человека, а божества, оскорблённого в своей святости.
И в следующий миг сицилийский забулдыга превратился в прах. Не было крика, не было боли, было лишь мгновение яркого, шартрезного сияния и внезапное исчезновение тела оскорбителя. Осталась только горстка пепла, которую тут же подхватил ветер, рассеяв по улицам Рима, словно напоминая о мгновенности человеческой жизни и о неизбежности божественного возмездия. Михаил даже не пошевелился, его лицо оставалось невозмутимым. Он продолжил свой путь сквозь город, оставив после себя лишь слегка покачнувшиеся от ветра листья и тихий шепот о том, что по Риму прошёл Архангел Михаил.
Рим раскрывался перед Михаилом во всей своей противоречивой красоте. Величие древних храмов соседствовало с нищетой трущоб, пышность палаццо — с грязью переулков. И повсюду Архангел видел грех, человеческие пороки, разлагающие город изнутри. Лицемерие и корыстолюбие были повсюду. Но особенно поразила его сцена, развернувшаяся в тени старинного сквера.
Один из кардиналов, облачённый в пышные одеяния, с напускной серьёзностью отпускал грехи ломбардскому аристократу. За звонкую монету. Этот циничный обмен осквернял
саму суть веры, превращая божественную благодать в товар. Ярость вновь накатила на Михаила с неистовой силой, но он сдержался. Он шёл к Папе, к наместнику воли Божьей на земле, надеясь на понимание, на поддержку в своей борьбе против Виктора Крида.Достигнув Ватикана, он предстал перед Папой. Но наместник Божий, увидев изменённого Архангела, испугался. Вместо помощи он увидел угрозу. Не понимая природы напасти, он приказал Михаилу проваливать, изгнав его из стен Ватикана. Этот отказ, это бездействие перед лицом всепоглощающей тьмы, сломали последние остатки самоконтроля у Михаила.
Архангел молча поднял Меч Истины к небу. Изумрудный свет скверны сгустился в его руке, превратившись в могущественную волну ядовитой энергии. Он выпустил её, направив на Рим. Зелёная волна, похожая на живой огонь, пронеслась над городом, сжигая людей заживо. Крики и стоны были сметены всепоглощающим шартрезом. А души погибших были поглощены мечом, запечатаны в его ледяной стали, превращаясь в часть его мощи. Рим, покрытый грехом и лицемерием, стал жертвой праведного гнева. Теперь на месте великого города лежал лишь зелёный пепел, а над ним возвышался Михаил, изменившийся, одержимый, но, наконец, свободный и никому не подконтрольный.
Погружаясь в медитацию на какое-то время, Михаил почувствовал знакомую вонь магической ауры одного бессмертного ублюдка. Глаза Архангела тут же вспыхнули насыщенно-зелёным сиянием, а на устах появилась хищная улыбка охотника.
— Давно не виделись, Виктор! Кажется, будто целая вечность прошла. Удивительно, как быстро летит время! — произнёс он с улыбкой, которая была видна в его голосе, усиленном магией, что пронёсся по всему Риму ужасающим эхом.
Михаил, всё так же улыбаясь, удобнее перехватил Меч Истины, что спустя миг был угрожающе направлен на Крида.
Глава 7
Кроваво-красное солнце, подобное раненому богу, клонилось к горизонту, окрашивая руины Рима в багряные и фиолетовые тона умирающего дня. Небо пылало, словно грандиозный полог, сотканный из кармина, пурпура и глубокого индиго — величественная, трагическая палитра последнего акта. Архангел расправил крылья — гигантские паруса из огня и тени, пронизанные изумрудными всполохами света. Каждое перо переливалось всеми оттенками заката, словно миллионы драгоценных камней, рожденных из сердца умирающего света, а в глубине сияния скрывались мириады изумрудных искр, словно застывшие фрагменты небесного драгоценного камня. Его божественное сияние, пронизанное грустью, гневом и таинственным изумрудным отблеском, окутывало разрушенный город, превращая развалины в удивительно красивое зрелище в своей трагической величавости.
Крид стоял неподвижно, незыблемый, как монолит из чёрного обсидиана, не поддаваясь очарованию этой мрачной красоты. Лицо его, резкое и суровое, как линия расколотого камня, не выражало никаких эмоций, кроме глубочайшей, бездонной печали. Даже божественный свет архангела, с его необычными изумрудными вкраплениями, не мог пробить броню его равнодушия. Он был одиноким памятником в этом величественном храме разрушения, невозмутимый свидетель заката одной эры и рождения другой.
Ветер, пропитанный духом вечности, проносился между развалинами, шепча на языке забытых времён о величии и падении. Каждая колонна, каждый осколок храма — безмолвные свидетели былой славы, призраки прошедшей мощи. Рим, похожий на гигантскую гробницу погибших богов, стал холстом, на котором писалась новая история — история бесконечного круговорота рождения и смерти.
Архангел, осознавая непроницаемость Крида, протянул руку, из которой хлынул поток света, сплетённый из золота, лазури и глубокого изумрудного сияния, как королевская мантия, украшенная драгоценными камнями. Но и божественное сияние, даже с примесью завораживающего изумрудного света, оказалось бессильным перед незыблемым равнодушием Крида. Гнев исказил прекрасное лицо архангела.
— Ты должен поклониться, бессмертный слуга! — прорычал он, его слова рассекали воздух, словно лезвия. — Я предложил тебе искупление, избавление от этого бессмысленного существования! Ты мог бы стоять рядом со мной, в сиянии шартрезовой вечности! Но ты выбираешь… это гниение, эту тьму! Неужели ты не видишь величия милости, которую я предлагаю?! Или твоя душа настолько испорчена, что даже божественное сияние, с его изумрудной чистотой, не может её очистить?! Ты предатель, Крид! Предатель! И я сам исполню приговор за твоё презрение!