Крик в ночи

— Очень жаль, Мелони, что кроме официальных банкетов и совещаний в Овальном кабинете мы с вами, по существу, больше нигде не пересекаемся, — с сожалением заметил Коллинз.

— Вы правы, Эдвард. Видимо, наши обязанности отнимают слишком много времени для того, чтобы где-то пересечься. Хотите содовой?

— Благодарю. Вряд ли это одобрит мой гастрит.

— Да… — произнесла Мелони. — Болезни лишний раз напоминают о возрасте. Тогда позвольте сразу перейти к делу?

— Я весь внимание.

— По некоторым конфиденциальным данным…

— Простите, что сразу перебиваю: вы не могли бы назвать конкретный источник?

— Пока не могу. Так вот, мы располагаем вполне достоверными сведениями, что в России готовится крупнейшая финансовая афера по отмыванию незаконных капиталов. В ней будут задействованы, косвенно, конечно, мощнейшие правительственные и президентские структуры. Но, пожалуй, главное состоит в том, что отмывать эти деньги станут американские банки. Какие именно — сказать не могу, поскольку не располагаю информацией. Что вы думаете по этому поводу, Эдвард?

Казалось, шеф ФБР был искренне озадачен:

— Ваше сообщение, Мелони, заслуживает пристального изучения. И все-таки я вынужден настаивать на раскрытии источника. Конечно, мы сейчас же начнем проверку, но, согласитесь, оттягивать мощные ресурсы на собственное определение вашего информатора — просто глупо. Хромая логика — не самый лучший аргумент в таких делах. Прошу понять меня правильно.

Стоило над чем призадуматься и госсекретарю. Раскрывать собственные карты не входило в планы Мелони Алерт; с другой стороны, интересы государства, внешнюю политику которого она выстраивала, были для нее превыше всего.

А Эдвард Коллинз думал только об одном: как не «засветить» родное ведомство и лично себя, коль скоро произошла утечка информации, секретность которой была для ФБР важнейшей прерогативой. Он попытался сработать на опережение:

— Знаете, Мелони, сейчас я сопоставил ваш рассказ с некоторыми последними сведениями. Но только очень прошу, чтобы разговор не вышел за стены этого помещения.

— Мне трудно дать вам такую гарантию, Эдвард. Если информация затрагивает интересы безопасности США…

— Отнюдь! В том-то и дело, что не затрагивает. По нашим сведениям ЦРУ готовит крупномасштабную операцию в одной из стран СНГ. Не давая характеристику этой операции, могу сказать, что в практике разведывательного управления в таких случаях используются т. н. отвлекающие акции, направленные на дезориентацию иностранных разведок. Выпустив подобную, хорошо откормленную «утку», они выигрывают время на проведение собственных действий, покуда иностранные спецслужбы выуживают несуществующие факты.

— Мне это известно, Эдвард. Я догадываюсь, какую страну вы имеете в виду.

— В том и заключается специфика Управления. Конечно, если следовать букве закона, они обязаны были проинформировать госдеп о своих маневрах. Но вы же знаете цереушников — им плевать на закон, когда дело касается их фирменных блюд…

Коллинз понял главное — сведения Мелони не из ЦРУ. Тогда откуда? Подкинули русские? Но это просто абсурд! Рубить сук, на котором сидишь, да к тому же, который еще и плодоносит… Нет, здесь какой-то независимый источник. Но какой? Скорее всего, доморощенный — госдеповский. Если так, то его блеф вообще не раскроется. Досадно, что Мелони неподкупна! Ей бы не помешал жирный кусок от огромного долларового пирога.

— В общем, — закруглил Коллинз, — ваши опасения, полагаю, безосновательны. Мы проверим все до мелочей, и тогда я буду иметь удовольствие доложить вам о результатах проверки. Разумеется, устно. Пожалуй, я рискну, не взирая на гастрит, выпить стаканчик содовой.

— Вы рискованный джентльмен, — засмеялась Мелони. — К сожалению, не могу предложить чего-нибудь покрепче — сама на строгой диете.

Они расстались, как всегда, добрыми друзьями.

«Наверно, есть смысл прощупать ребят из ЦРУ, — решила Алерт. — При всей моей симпатии к Коллинзу… он ведь и раньше не был святым».

* * *

Джон Филдс, он же Дмитрий Филдин, он же Виктор Румберг пребывал в полнейшей растерянности — после визита Вездесущинского все будто бы замерло в непонятном ожидании. Единственно, что спасало новоиспеченного банкира от окончательной потери веры в себя и людей — это его вдохновенное творчество. За три-четыре дня Дмитрий исписал столько страниц, сколько не исписал бы за целый месяц. После разрыва с Катей — глупого и непредвиденного — он решил больше вообще не заниматься поиском супруги. Хотя… кандидатура Линды могла стать вполне приемлемой. А этот странный звонок Полины… С девушкой явно что-то стряслось. Но что? Он несколько раз пытался ей дозвониться, однако, услышав его голос, кто-то (возможно, очаровашка Мери) сразу же опускал трубку. Видимо Вездесущинский, размышлял Дмитрий, является человеком Шельмягина, но, скорее всего, работает на кого-то еще.

Его готовят к довольно необычной роли. Как долго продлится этот спектакль? И будет ли под занавес овация? А может, послышатся лишь одиночные хлопки? Смысл операции (именно операции, поскольку задействована спецслужба) до конца не был понятен. Или этот банк станет «крышей» для отмывания грязных капиталов, или его готовят в качестве резерва на случай, если какой-то аналогичный финансовый мыльный пузырь вдруг лопнет? Ясно лишь то, что огромные затраты на организацию подобной игры — неспроста. А если они вдруг передумали? Что-то помешало или не заладилось? Тогда он снова не у дел, снова коньяк и бесконечное ожидание. Вот только чего? Того, чему никогда не сбыться…

Неожиданно позвонил Швайковский. Поведал, что дочь его Полина ведет себя странно, даже неадекватно. Он разговаривал с ней и убедился, что виной всему какой-то Румберг, а этим типом является ни кто иной, как Филдин собственной персоной. Такое в страшном сне не может присниться! Отец вслух предположил, уж не сидит ли на игле его дочурка? Но эта Мери, ты же знаешь, насколько она несдержанна, тут же закатила очередной скандал, требуя денег и… ну-ка, догадайся, чего еще? — женитьбы на ней! Он проклял тот злополучный день, когда ступил ногой в больничную палату. В общем, сплошной дурдом.

— Ты-то хоть можешь дать нормальное объяснение происходящему? — возопил Швайковский. — Что все это означает?! Почему ты молчишь?

Филдин был не меньше растерян, потому и молчал. Уж не потусторонние ли силы вмешались в нормальный ход вещей?

— Я так же, как ты обескуражен, — ответил Дмитрий. — Надо подумать и взвесить все до мелочей. Сейчас я не готов к ответу.

— Постой… Но Филдин — это ведь ты?

— Кажется, я.

— Тебе так кажется или ты на самом деле Филдин?