Криминал-шоу. Повести

Зоя было воспротивилась, но Нина снова принялась обижаться всерьёз, теперь уже на то, что у неё последних денег не берут. Потом Нина захотела выспросить подробности, но Зоя растолковала: времени уже мало и денег ещё мало – потом. Соседка, побожившись всё удержать втайне, исчезла.

Итак, уже сто тысяч наскреблось. Теперь – следующий этап. Зоя вынула из серванта шкатулку с документами, отыскала сначала сберегательную книжку, затем два ваучера, которые, слава тебе Господи, благополучно долежали до сего дня вопреки теле- и радиовымогательствам всяких чековых сомнительных фондов. На счету имеется восемнадцать тысяч рубликов, да за каждый ваучер, говорят, уже по двадцать тысяч перекупщики выкладывают: итого – почти шестьдесят тысяч добавится.

Но действительность тут же разбила в пух и прах все расчёты непрактичной женщины. Сначала она ткнулась в запертые двери Сбербанка и узнала под старость лет, что сие финучреждение в воскресенье бастует. Плакали её кровные денежки! На рынке тоже всё пошло кувырком. Зоя вообще не любила базар – его грязь, вонь, толкотню, наглость и шум. Торговаться и вовсе не умела – торгаши подавляли её своей напористостью, хапужестью, зычным голосом. При случае, если надо было купить, к примеру, лук-репку или, в сезон, арбуз, она пристраивалась к другим покупателям, вслушивалась в их диалоги с торговцами, узнавала цены и тогда уже, выбрав, почти молча покупала товар.

Вот и теперь она с полчаса, теряя драгоценное время, бродила по бурлящей площади городского торжища, не решаясь приступить к делу. На каждом шагу встречались дельцы обоего пола с табличками на груди или животе: «Куплю ваучер, золото, валюту». Но всё была такая публика, что подойти противно: грязные цыгане, плотные наглые кавказцы, лоснящиеся буйволы из местных с похмельными взглядами, замызганные бабёнки с беззубыми ртами, размалёванные девки проститутского вида…

Наконец, у одного более-менее благообразного старичка с седенькой бородкой Зоя поинтересовалась: почём? Ответ поверг в уныние – шесть тысяч. Зоя метнулась к другому покупателю – женщине преклонных лет: шесть с половиной. Она сунулась было к одному бугаю в иностранной майке и шортах, но тот и вовсе огорошил: плати, тётя, сперва стольник за информацию о цене…

Целый час металась Зоя среди бедламной толпы, уже сама разгорячилась, разохотилась, вошла в роль продавца ваучеров и в конце концов сбыла свою и мужнину часть государственного имущества оптом за восемнадцать тысяч деревянных. Вот и обогатилась – спасибо родному правительству, чтоб ему ни дна ни покрышки!

Было уже начало одиннадцатого. Пора приступать к третьему этапу добывания денег. Зоя побежала в барахольные ряды. Здесь на длинных прилавках и просто на земле теснились-громоздились товары всех видов, размеров, расцветок и степеней изношенности. От швейных иголок до велосипедов, от новеньких импортных компьютеров до потрёпанных детских пинеток. Зоя высматривала среди продавцов человека с хорошим лицом. Один мужчина, степенный, деревенского вида – в полосатой рубашке-косоворотке и кепке-шестиклинке – ей глянулся. Он продавал стиральную машину «Малютку», трёхрожковую люстру и голубой унитаз. Зоя приблизилась, спросила с заминкой, робко:

– Простите, вам пылесос не нужен? Новый, в упаковке. Очень недорого…

– Нет, милая, не нуждаемся. Своё бы добро распродать до вечера.

Обескураженная Зоя отошла, призадумалась. Вдруг:

– Зоя Михайловна!

Она вгляделась: ба! Её студент, Борщевский— в этом году окончил. Она только-только у него экзамен принимала – фюнф поставила. Ну и ну! Борщевский стоял в торгашеском ряду, сверкая толстенными стёклами очков, предлагал на продажу всякую мелочь: видеокассеты, женские трусики-недельку, батарейки, жвачку и что-то маленькое в блестящих упаковках – чуть ли не презервативы. Зоя уж и вглядываться не стала.

– Зоя Михайловна, – поздоровавшись, сразу приступил к делу вчерашний студент, – у вас, вижу – проблемы?

– Д-да… – Зоя подумала: а почему бы и нет? А вдруг? – Видите ли… э-э-э… Яков, мне срочно надо продать новый пылесос, а я не знаю, как это делается

– Пылесос? Советский?

– Да, «Ракета»… Но совершенно новый, в упаковке – последней модели.

Студент-торгаш сдвинул на затылок бейсбольную кепочку, протёр профессорские окуляры, поразмышлял с полминуты.

– Ладно. Ради вас, Зоя Михайловна, так и быть – рискну. Да и пора мне дело укрупнять. Пойдёмте.

Борщевский собрал в громадную наплечную сумку своё товарное барахло, попросил соседа по прилавку приглядеть за местом.

По дороге Зоя не утерпела, спросила:

– Вы меня, Яков, извините, но я поражена. Ведь вы учились отлично, немецким владеете уже на уровне…

– На «отлично» учиться не трудно, Зоя Михайловна, если голова есть. С дипломом учителя прожить трудно – вот в чём беда-то. Я ведь, если откровенно, поступал на иняз от души, и вправду хотел учителем стать. Вроде героя Тихонова в «Доживём до понедельника»… Э-э, да что там! Сейчас всё перестроилось, и планы мои тоже перевернулись. А немецкий… Он не пропадёт, спасибо вам, Зоя Михайловна. Вот поднакоплю, как по политэкономии учили, первоначальный капитал, язык тогда и пригодится – будем с Германией связи налаживать. И всё будет зэр гут…

Зоя слушала вполуха, а сама всё пыталась утвердиться – какую цену запросить?

В квартире Борщевский разулся в прихожей, оставил здесь же сумку, прошёл в комнату, цепко осмотрелся. Помог хозяйке вытащить из угла, из-за тумбочки с телевизором, резервный пылесос в коробке. Раскрыл, вынул машину, осмотрел-ощупал со всех сторон, включил в розетку, послушал гул, провёл щёткой по ковру.

– Ну и сколько же, Зоя Михайловна?

– Тридцать пять.

– Гм, – начинающий бизнесмен наморщил лоб, ещё раз оценивающе осмотрел «Ракету».

– Простите, Зоя Михайловна, но он в магазине за сорок пять «штук» свободно стоит. На нём трудно навар сделать… Тридцать.

Зоя взглянула в глаза бывшего именного стипендиата через его стеклянную броню – креста на нём нет! Впрочем, крестик у Борщевского как раз имелся-болтался поверх майки. Все её расчёты предварительные продолжали рушиться. Борщевский вынес коробку в прихожую, покопался в сумке, вынул полиэтиленовый свёрток, выудил оттуда запечатанную пачку пятисотрублёвок, послюнявил пальцы, отсчитал шестьдесят ассигнаций. Зоя молча стояла, смотрела на бывшую гордость факультета иностранных языков.

– Зоя Михайловна, а может ещё что хотите загнать? – неожиданно спросил Борщевский. – Я возьму, если – вещь.

Зоя встрепенулась: и правда, что бы ещё продать?

– Может, книги?

Скупщик прошёл в комнату, глянул мельком на стеллажи – Достоевский, Чехов, Пушкин, – скривился, пренебрежительно хмыкнул:

– Ну нет, на таких книгах сейчас не заработаешь. Вещи нужны.

– А-а, – вспомнила Зоя, – вон музыкальный центр. Мы им редко пользуемся, он практически новый.

Борщевский опять лишь бегло осмотрел сборную горку радиоаппаратуры в углу у серванта: усилитель «Вега», магнитофон-приставка «Радиотехника», проигрыватель «Ария», усилители «С-30Б» – задумчиво посвистал, приложив палец к губам, вынес наконец вердикт:

– Нет-с, Зоя Михайловна, на этом тоже много не огребёшь – громоздко, а спрос небольшой. Вот если б импортная музыка была… А вот, я вижу вон там пишмашиночку – «Унис», кажется? Вот это я бы взял.

Зоя автоматически, не раздумывая, сразу и наотрез: нет, ни в коем случае! Этой портативной пишущей машинкой более всего дорожил Игорь. Он даже не раз, в пылу семейной конфронтации, заикался, что-де, если уйдёт из дома, то прихватит с собою только «Унис» и 30-томник Достоевского…

– Ну что ж, ну что ж, – медленно обводил жадными очами комнату новоявленный нувориш.