Криптономикон

Однако подразделение 2702 — совсем другая песня. Даже рядовым раздают «томпсоны». А на случай, если кто-то еще не поверил в серьезность задания, — ампулы с цианидом. Последний скепсис развеивает лекция полковника Чаттана о том, как правильно застрелиться. («Удивительно, сколько вполне толковых ребят запарывают эту внешне простую процедуру».)

Теперь до Шафто доходит, что у приказов есть невысказанное примечание: да, кстати, если какие-нибудь итальянцы, которые на самом деле заправляют в Италии, настоящие всамделишные фашисты , с которыми мы воюем , если кто-нибудь из них вас заметит и почему-либо захочет сорвать наш маленький план (понимать который вам вовсе не обязательно) — непременно убейте их. А если не получится, пожалуйста, убейте себя, поскольку вы наверняка справитесь с этим лучше фашистов. И не забудьте лосьон для загара!

Вообще-то задание Шафто скорее по душе. Уж во всяком случае, здесь не хуже, чем на Гуадалканале. Что сбивает с толку (думает он, поудобнее устраиваясь на мешках с загадочным мусором и выглядывая из-под брезента), так это полное непонимание цели.

Ребята из взвода то ли все убиты, то ли нет; Шафто вроде бы по-прежнему слышит крики, но их трудно различить за гулом прибоя и несмолкающим треском очередей. Тут до него доходит, что кто-то наверняка жив, иначе зачем бы нипам стрелять.

Он ползет к тому концу бревна, который ближе к пулемету, делает несколько глубоких вдохов, привстает и прыгает через бревно! Теперь он явственно видит устье пещеры, лисий хвост огня разрезан в мозаику противогранатной сеткой. Все на удивление тихо. Шафто оглядывается и видит неподвижные тела.

Черт! Живых на берегу нет, японцы просто расстреливают боезапас, чтобы не вытаскивать ленту. Шафто морпех, он понимает.

Дуло разворачивается — его засекли. Он как на ладони. Можно нырнуть в листву, но нипы прочешут ее огнем, и ему все равно крышка. Бобби Шафто расставляет ноги, наводит на пещеру кольт сорок пятого калибра и жмет на курок. Ствол пулемета смотрит в точности на него.

Но не стреляет.

Кольт щелкает. Магазин пуст. Все тихо, слышны только гул прибоя и крики. Шафто убирает кольт, выхватывает револьвер.

Кричат незнакомым голосом.

Имперский морской пехотинец выскакивает из пещеры, на уровне глаз Шафто. Правый зрачок Бобби, мушка и нип оказываются на одной линии. Шафто успевает дважды нажать на курок и почти наверняка попадает.

Имперский морской пехотинец запутывается в противогранатной сетке и падает Шафто под ноги.

Через мгновение из пещеры выпрыгивает второй — даже не с криком, а с каким-то бессвязным всхлипом.

Он неудачно прыгает и ломает голень — Шафто слышит хруст. Тем не менее нип бежит к морю, нелепо припадая на сломанную ногу. На Шафто он даже не смотрит. Кровь хлещет у него из шеи и плеч. Видно, как на бегу болтаются куски мяса.

Бобби прячет револьвер в кобуру. Надо бы сорвать с плеча винтовку и пристрелить нипа, но он слишком ошарашен.

Что-то красное мелькает в устье пещеры. Шафто поднимает глаза, но не может ничего разобрать в зрительном шуме джунглей.

Снова мелькает что-то красное, раздвоенное, как язык у рептилии.

Движущийся кусок живых джунглей вываливается из пещеры и чешет по склону вниз, сминая верхушки растений.

Оно на берегу. Шпарит на четырех лапах, низко к земле. На мгновение замирает и поводит языком в сторону имперского морского пехотинца, который вприскочку ковыляет через прибойную полосу ярдах в пятидесяти впереди.

Песок взметается, как дым из-под горящих шин гоночного автомобиля. Ящер покрывает расстояние до нипа в одну, две, три секунды, хватает его под колени, валит в прибой. Тащит покойника на берег. Укладывает рядом с мертвыми американцами, обходит раза два и начинает есть.

— Сержант! Приехали! — зовет рядовой Фланаган. Еще не проснувшись, Шафто отмечает, что голос у рядового Фланагана спокойный, значит, на них не напали.

Шафто открывает глаза в тот самый миг, когда с открытого кузова срывают брезент, и видит над собой голубое итальянское небо, разорванное по краям ветками деревьев.

— Бля! — говорит он.

— Чего такое, сержант?

— Я всегда так говорю, когда просыпаюсь, — отвечает Шафто.

Новый дом оказывается старым каменным амбаром на оливковой ферме, или плантации, или как там называется место, где выращивают оливки. В Висконсине про такой сразу бы сказали, что он заброшенный. Как здесь, Шафто не знает. Крыша частично просела под непомерным весом глиняной черепицы, окна и двери сорваны с петель и распахнуты всем ветрам. Дом большой, и после нескольких часов работы кувалдой один из грузовиков удается загнать внутрь, чтобы его не заметили с воздуха. Из второго выгружают мешки с мусором, и водитель-итальянец уезжает на нем в неведомом направлении.

Капрал Бенджамин, радист, лезет на оливы и опутывает весь двор медной проволокой. Друзья отправляются на рекогносцировку, земляки начинают разбрасывать мусор. Это, в частности, итальянские газеты за несколько месяцев. Все они развернуты, страницы перепутаны, сложены как попало. Какие-то статьи вырезаны, какие-то обведены или отмечены карандашом. Приказы Чаттана постепенно всплывают у Шафто в мозгу. Он складывает газеты в угол амбара — старые вниз, новые сверху.

Целый мешок наполнен основательно докуренными бычками. Марка европейская, Шафто ее не знает. Он ходит с мешком, как сеятель, и горстями разбрасывает чинарики, по большей части там, где кто-нибудь и впрямь будет работать: под столом у капрала Бенджамина и под козлами, которые они сколотили, чтобы есть и играть в карты. То же с салатом из винных и пивных пробок. Равное количество пивных и винных бутылок закатывается по углам амбара. Бобби работа нравится. Он бросает бутылки сильно, как квортербек из «Стил Бэй Паркер» отважным крайним форвардам.

Десантники возвращаются, и происходит смена — земляки идут знакомиться с местностью, друзья выгружают остальной мусор. Побродив с час, сержант Шафто, рядовые Фланаган и Кюль выясняют, что оливковое ранчо расположено на длинной, вытянутой с севера на юг полоске земли. На западе круто уходит вверх коническая гора, подозрительно смахивающая на вулкан. На востоке через несколько миль начинается море. На севере — непроходимые заросли колючего кустарника, на юг продолжаются сельхозугодия.

Чаттан велел отыскать место для секретки, по возможности ближе к амбару. К закату Шафто определяется: каменистый выступ на склоне вулкана, в получасе от дома и метров на пятьсот выше.

На обратном пути он едва находит амбар, так здорово он спрятан. Десантники закрыли светомаскировкой все дырки, даже провалы в крыше, и вполне уютно разместились внутри. Разбросанный мусор (к бычкам и пробкам теперь прибавились куриные перья и кости, апельсинная кожура и прядки отстриженных волос) создает впечатление, что они тут по меньшей мере год. В этом, видимо, весь смысл.

Примерно треть жилплощади отхватил себе капрал Бенджамин. Он включил радиопередатчик, тепло светятся лампы. Кроме того, у него куча бумажек. Часть, подобно окуркам, липовая. Однако после ужина, когда солнце заходит не только здесь, но и в Лондоне, он садится и начинает выстукивать морзянкой.

Шафто, как и все остальные, знает азбуку Морзе. Друзья и земляки сидят за столом, готовясь всю ночь резаться в карты, и одним ухом ловят стук ключа, однако слышат сплошную галиматью. В какой-то момент Шафто подходит и заглядывает Бенджамину через плечо. Нет, он не спятил, все так и есть:

XYHEL ANAOG GFQPL TWPKI AOEUT

и так далее, страница за страницей.

На следующий день они роют сортир и до половины наполняют его двумя бочками стандартного армейского образца стопроцентно чистого патентованного говна. Согласно приказу Чаттана, они льют говно порциями, перемежая комканными обрывками итальянских газет, дабы создать впечатление, что оно попало сюда естественным образом. Если не считать интервью лейтенанту Рейгану, это худшая небоевая работа, которую Шафто когда-либо поручала Родина. Он объявляет отдых до конца дня всем, кроме капрала Бенджамина, который до двух ночи выстукивает галиматью.