Кристаль

Вытянувшись на спине и натянув одеяло до подбородка, Анжела не могла шелохнуться, чувствуя, что ее как будто прибили гвоздями к кровати.

По комнате пронеслось легкое холодное дуновение. Это не позволило Анжеле полностью погрузиться в сон.

«Как измерить глубину сна? Чем ее измеряют? Ловцами снов? Они простирают свои нити в глубь нашего сознания… Они соблазняют обещаниями пробуждения… Если бы я знала, где проснусь, то подплыла бы к самой поверхности сна, разинув рот, как рыба, готовая схватить приманку… Я всплыла бы над моей кроватью… В детстве я любила лежать на воде… отец поддерживал меня снизу, и я не боялась утонуть…»

Снова дуновение… Веки Анжелы дрогнули, но они все еще были тяжелыми и плотно сомкнутыми.

«А что, если я не смогу открыть глаза? Если темнота — мой последний дом? Если в ней — мое освобождение? Нет, это было бы слишком легко… А если сон начнется сейчас, когда я открою глаза? Он будет здесь, и тогда все обретет смысл… Пусть у меня получится!»

Усилием воли она попыталась напрячь все те мельчайшие глазные мускулы, названия которых даже не знала. Ресницы разомкнулись. Анжела увидела знакомую обстановку своего номера, хотя все казалось расплывчатым, бесплотным. Если она попробует взять какую-нибудь вещь, та просочится у нее сквозь пальцы…

— Кристаль?

Тень ничего не ответила. Может быть, и не было никакой тени…

Наконец обстановка обрела четкость, и перед Анжелой предстала путающая реальность: гигант викинг, улыбаясь, стоял прямо перед ней. В первое мгновение Анжела подумала, что он пришел устроить ей сцену, но тут же эта мысль показалась ей совершенно абсурдной.

Он пришел, чтобы ее увидеть. Он ласкал ее взглядом.

Анжела вспомнила, что не приехала на свидание, поскольку не смогла уйти из охраняемого номера. Она слегка приподнялась, с видом знатной дамы, которой горничная утром приносит кофе в постель на серебряном подносе:

— Как ты вошел?

Имир приложил палец к губам и сел на край кровати. Анжела всегда терпеть этого не могла. Ее ужасно раздражало, когда кто-то садился к ней на постель.

— Я тебя ждал. Сидел и ждал. Такси не пришло?

— Если бы! Я была готова, но Крагсет приказал меня не выпускать. Поставил охранника у моей двери.

— Я никого не видел… И дверь была не заперта.

— Я так расстроилась из-за этого… ужасно расстроилась… я…

Его рука, скользнув по простыне, легла на ее руку. Он слегка надавил на нее сквозь ткань. Анжела ощутила ледяной холод.

— Ты совсем замерз!

Имир продолжал улыбаться.

— Я бы дала тебе чего-нибудь согревающего, но, увы, я все выпила, — сказала она, указывая на мини-бар.

— Ничего, обойдусь. Я и без того слегка пьян… не от вина, но ощущение похожее.

Анжела подумала: «Мне надо прекратить болтать, иначе он никогда не ляжет ко мне в постель».

— Как ты вошел?

— Ты меня об этом уже спрашивала.

— Здесь кругом охрана… Полиция, военные… Я не смогла выйти. Этот мерзкий коротышка запер меня здесь, как принцессу в башне.

— Ты мне это уже говорила.

— Ах да!

— В отеле полное затишье.

— А…

Анжела чувствовала себя идиоткой. Да еще оказавшейся во власти человека, холодного словно айсберг.

Кажется, Имир наконец решился. Опершись на локоть, он склонил голову к ее лицу.

— Но… — пробормотала Анжела для проформы.

Потом она его поцеловала. Ей просто не оставалось ничего другого: преимущество было на его стороне. Он придавил ее к кровати всем своим весом, и ей на мгновение показалось, что он собирается ее съесть.

Поцелуй Имира оледенил Анжелу. Она машинально вынула руки из-под простыни и погрузила их в его волосы. Ощущение было такое, словно пальцы утопают в шерсти огромного лохматого пса. Затем обняла его. Она хотела быть повелительницей. Прижать его к себе, сорвать с него одежду, съесть его раньше, чем он ее…

Долго еще он будет ее целовать?.. Во всяком случае, он немного расслабился.

«В сущности, все мужчины разные, вопреки расхожему мнению, — думала Анжела. — Но я хочу, чтобы он говорил мне нежные слова».

Догадался ли Имир о ее мыслях? Он мягко отстранился и взглянул на нее так, словно она была восьмым чудом света.

— Я не слишком холодный?

Анжела, улыбаясь, покачала головой.

— Анжела… знаешь… я не…

— Что?

— Нет, ничего…

— Иди ко мне.

Он снял ботинки, затем приподнял одеяло и, к великому удивлению Анжелы, забрался под него как был, полностью одетым. Она не ожидала этого, но ничего не сказала. По-прежнему взволнованная подростковой настойчивостью его поцелуев, она в то же время чувствовала, что эффект снотворного начал проявляться снова. Она обмякла в его руках, погружаясь в забытье.

Прежде чем заснуть, она услышала, как Имир прошептал:

— Не сейчас… не сразу… не так…

Изнутри шкафа раздвижные дверцы виделись как сплошная стена мрака, непроглядной, угрожающей тьмы. Казалось, нигде больше нельзя испытывать настолько гнетущее ощущение, как в этом тесном шкафу.

Каждая из четырех девушек, прижимающихся друг к другу, невольно смотрела на тонкую, едва различимую вертикальную полоску света между дверцей и стенкой шкафа. С течением времени она все больше их гипнотизировала. Порой одна из мажореток замечала отблеск этого света в глазах соседки. Этого было достаточно, чтобы немного приободриться. Первый приступ веселья прошел, и девушки ждали возвращения Жозетты в полном молчании. Ни одна из них не осмелилась бы признаться остальным, что ей страшно в этой темной клетке. Мысленно все начали воображать самое худшее. Так порой действует на людей абсолютная темнота.

Чувствуя неудобство от больших металлических крюков, свисавших со стальной перекладины прямо над их головами, они поневоле представляли, что находятся не в шкафу, а в подсобке мясника или в сушильне для кож. Вспоминали фильмы ужасов, в которых космонавты, атакованные пришельцами, задыхались в своих поврежденных скафандрах еще до того, как быть разорванными на куски.

Наконец дверь комнаты отворилась. Каждая из четырех мажореток инстинктивно нащупывала руки соседок и лихорадочно их сжимала. Вскоре страх девушек сменился паническим ужасом: вошла явно не Жозетта! Ее шаги были бы слышны, она бы двигалась быстро, энергично, может быть, положила бы что-то на стол, отодвинула стул — но в любом случае не стояла бы молча у порога! А тот, кто вошел, кажется, стоял не шелохнувшись. Или двигался очень тихо.

Они тоже замерли. Возможно, их жизнь зависела от того, останутся ли они незамеченными. Девушки буквально перестали дышать. Четыре пары глаз были неотрывно прикованы к полоске света, которая стала почти неразличимой — словно чья-то тень упала между окном и шкафом.

Затем послышались удаляющиеся шаги. Мажоретки почти одновременно вздохнули с облегчением. Но тут же щелкнул выключатель светильника, и в комнате погас свет. Тонкая светлая полоска в углу двери стала заметнее — можно было различить блики золотого шитья на костюмах мажореток.