Кристалл силы: дьявольская любовь

— Картинка же размыта, ты уверена?

Девушка судорожно закивала, почти вжимая голову в плечи и опять громко всхлипывая, пока крупные слезы падали на её колени.

— У него глаза… одного глаза нету, понимаешь? Я всё время, пока жила в приюте, а потом и здесь, дома, всегда спала только с ним. Я знаю, я чувствую его руками. Получается, она сама отдала меня, да? И знала, что я там, раз передала его мне только через год, да?

Ева сама не ожидала от себя такой реакции. Ей казалось, что она давно смирилась с тем, что когда-то её оставили и передали в другую семью. Однако в глубине души она, как и любой покинутый человечек, надеялась, что её просто потеряли. Что её очень-очень долго искали, но не нашли. Хотела верить и верила, что от неё маленькой не могли отказаться и вот так оставить в чужом холодном приюте.

— Эй. — приглушенно прошептал Райнхард, касаясь пальцами щеки девушки и стирая слезы. — Не плачь, мы еще совсем ничего не знаем.

— Да. — шмыгнув носом, Ева начала по-детски утирать ладонями лицо.

Она всё еще не открывала глаз, старалась цепляться за картинку, всплывшую в голове.

— Давай продолжим. Я хочу… хочу узнать что-нибудь о папе.

— Конечно.

Девушка опустила руки обратно на колени и ощутила, как их накрыла теплая ладонь Райнхарда.

— В доме мы одни. Мы ужинаем, смеемся. Приборов на столе три, но за одним из стульев сидит мистер Волли. У него в тарелке лежат какие-то маленькие розовые точки, кажется, это ягоды.

Она не выдержала и сквозь всхлипы улыбнулась от детского умиления.

— Постарайся думать о мужчинах, которые бывали у вас в доме.

Ева кивнула. Сосредоточилась, звучно выдохнула. Представила, как через порог переступает мужская фигура, однако вместо хоть какой-то картинки вокруг опять появилась тьма. Даже звуки пропали.

— Ничего. Будто воспоминаний о нем вообще нет.

— А если просто пытаться найти хоть что-то об отце? Без встречи с ним, хоть что-то.

Девушка как-то измученно выдохнула. От морального напряжения, которым сопровождалось это путешествие по закрытым воспоминаниям, её начали покидать и физические силы.

— Я попробую. — всё равно уверенно ответила она. — Есть только одна картинка. Она странная. Я просто сижу у реки. Тепло и всё также светло. Я заглядываю в водную гладь, чтобы посмотреть на своё отражение. Но в воде всё еще более размыто. Вижу только синюю одежду, бледное личико и какую-то, наверное, маленькую шляпку на голове. Я тянусь пальцами к ней, чтобы потрогать и… ай!

Ева вскрикнула, моментально откидывая ладонь Райнхарда и прижимая руки к груди.

— Горячо, как же горячо. Пальцы жжет.

Дьявол подхватил ладонь наследницы и резко убрал руку с её головы. Вокруг всё провалилось во тьму, которая надавила на сознание Евы с такой силой, что она вся изогнулась, пока и вовсе не начала падать со стула вперед. Шац уверенно подхватил её.

— Открой глаза. Хватит, Ева. Твои пальцы реально обгорели.

— Нет! — с хрипом от тяжести ответила она, упираясь лбом в грудь мужчины. — Помоги мне еще немного. Я хочу посмотреть, я должна увидеть тот день, когда меня оставили в приюте.

— Ева, перестань, открой глаза. — дьявол встряхнул её за плечи.

— Пожалуйста! — болезненно и беспомощно прохрипела она вновь.

Послышалось недовольное, грубое рычание. Прижав к своей груди тело сифты одной рукой, вторую Райнхард положил ей на голову. И снова поддерживающая магия соприкоснулась с её телом. Она смогла дышать свободно, захотела выпрямиться, но крепкая хватка мужчины заставила остаться на месте.

— Я… я быстро. — пролепетала она.

И тут же начала думать о первом дне, когда попала в приют. О последнем мгновении, когда услышала этот звонкий, журчащий женский голос. Пространство вокруг окрасилось в оранжевые цвета. Это осенние листья, опавшие наземь, делали его таким. Ева видела, как она шагает по этой разукрашенной природой дороге и под её красными сапожками звучно шелестят листочки. Её маленькая ручка спрятана в черную пушистую перчаточку, однако она точно ощущает, что её кто-то держит. Голове слишком жарко. Кажется, на ней какая-то очень большая шапка.

— Мама, а почему здесь такие огромные дома? — наивно лепечет себе под нос ребенок, смотря на серые постройки, столь отличавшиеся от их деревянного домика.

Но женщина молчит. Тогда Ева поднимает взгляд вверх, но не видит ничего, кроме всё тех же длинных волос и чёрного пальто. Рука, которая её держит, подрагивает.

— А вот и вы. — слышится впереди мужской голос. Ева узнает его, это директор приюта.

Они поднимаются по ступенькам. Женщина заботливо помогает ребенку, потягивая её вверх, и девочка смеется, почти повисает у неё на руке, а после перепрыгивает на новую ступеньку маленькими ножками. Вот перед ними уже двойная серая дверь. На ней знакомая Еве табличка с названием детского дома.

— Нужно было взять с собой мистера Волли, он никогда мне не поверит, если я просто скажу, что в мире есть такие высокие дома. — смеется девочка, поправляя спустившуюся на глаза шапку.

— Дадите нам минутку? — в этот раз голос женщины тих и печален.

— Конечно. — мужчина скрывается за дверью, которая громко хлопает.

Ева видит всё теми же детскими наивными глазками, как женщина опускается перед ней на колени. Её лицо очень близко, впервые так близко. Кажется, у неё такие же серо-зеленые глаза, острые скулы, маленький нос и тонкие губы.

— Мам, ты чего? Плачешь? — девочка тянется ладошкой в перчаточке к щеке, чтобы вытереть слезы с бледных щек.

Но женщина аккуратно и нежно перехватывает ручку. Держит её обеими трясущимися ладонями, а после прижимает ту к губам и целует снова и снова.

— Мааам? — взволнованно протягивает ребенок.

— Котёнок мой. — еле сдерживая всхлип, широко измученно улыбаясь, шепчет женщина. — Ты прости меня, пожалуйста, ладно?

— За что?

— Я совсем забыла о мистере Волли. — всё-таки нервно всхлипывая, громче, чем хотелось бы, говорит она.

— Ну и ладно, мы придем и всё ему расскажем. А если не послушает, то приведем сюда еще раз и покажем ему. Да ведь?

Женщина молчит. Она продолжает плакать, снова и снова всхлипывая и нервно выдыхая. В конце концов, она крепко обнимает дочь обеими руками, прижимая холодное от ветра личико к своей груди и начинает рыдать еще громче.

— Мамочка, ну ты чего? — в детском голосе читается откровенный страх и непонимание.

— Прости меня, котёнок. — снова шепчет она сквозь рыдание.

А затем Ева чувствует, как теплые мокрые губы касаются её лба. Вместе с этим перед глазами появляется голубоватое свечение. Оно покрывает всё вокруг, будто бы скрывая за собой и осень, и крыльцо, и горячо плачущую женщину. Ни звуков, ни ветра, ни материнского тепла. Всё пропало.

Но вдруг Ева ощущает, как её маленькую ладошку снова подхватывают и сжимают. Однако это другое прикосновение. Рука большая, сильная, неловкая.

— Ева, всё хорошо? — голос директора приюта возвращает ребенка в реальность.