Критика нечистого разума

Тяжесть речи

Дерриде виднее, что там первичнее, речь ли, письмо — но писать всяко проще, чем говорить. И не только мне, подозреваю, большинству грамотных людей тоже. Даже тем, кто почти не умеет ни первого, ни второго, сказать ту же мысль сложнее, чем написать. Это объективные трудности. Требуется большая собранность, надо быть здесь и сейчас. Где-то читал: у спортсменов олимпийская медаль считается ценнее, чем мировой рекорд. Именно потому что рекорд можно поставить в удобное время, в удобном месте, а олимпийское чемпионство — это «здесь Родос, здесь и прыгай». Так вот разговор — всегда тот самый Родос. И писатели при личном знакомстве всегда слабее, чем на письме. Если вы не закладываетесь на это изначально, лучше и не знакомиться.:)

Подвиды умов

Философия ведь, ко всему прочее, некое предельное упражнение в честности и жестокости касательно самого себя. Нынешнее общество стоит на рекламе, утайке, разводке, оно с двойным дном и тройными стенами. Можно сказать, что его диагноз: гетерогенность аксиологии, положенной на пространство социальных страт. В переводе на русский: то, во что верят на верху, не есть развитие-усложнение того, во что верят ниже, ценности просто переворачиваются. Ценности, транслируемые в народ элитой, радикальны отличны от веры самих элит. Доступ к этим ценностям, к их исповеданию — главная привилегия в социуме (например, элиты СССР потому и были элиты, что не верили в идеологию СССР — частный случай любого левого обустройства, включая нынешнюю РФ). Общество, преуспевшее в подлости много более, чем в жестокости. Интеллект в нем понимается специфически, местами просто редуцируясь к техникам социальной мимикрии. Ну и отсюда понятен социальный статус философии как рода занятий. Не академической, а реальной. Которая может содержаться (в эксплицированной форме, как сказал бы Мамардашвили) где угодно. Только вот на хрен надо. А так где угодно может. Доминируют принципиально иные типы ума. Ведь совершенно один ум нужен — и не маленький — чтобы быть банально честным. И нужен совершенно другой — и тоже весьма изощренный — чтобы эффективно обманывать. Эту вторую форму ума можно уважать, в принципе. Потому что этому тоже учатся, потому что не каждый может. Только вот…

Только необходимое

Одна из простейших формул некой жизненной незряшности: делать только необходимое. Но необходимое понимать весьма специфически. Прежде всего как то, что является твоим и только твоим делом, что за тебя не сделается никак. Это довольно сложно практиковать. У меня, к примеру, не получается. Хотя звучит просто.

По критерию смерти

Мераб Мамардашвили умер в 1990 году, Георгий Щедровицкий в 1994. Один добрый человек меня уверял, что если бы Мамардашвили пожил еще лет двадцать, ничего бы не изменилось. Ну одним умным собеседником было бы с нами больше. А если бы до наших времен дожил Щедровицкий, мы жили бы в ином мире. Не знаю. Не уверен. По ряду причин. Но сам критерий масштабности интересен. «Если бы он не умер тогда».

Можно удумать еще критерий: сколько времени человеку нужно, чтобы «завершить дела»? Месяц? Год? Двадцать лет? Двести? Если жизнь проживается удачно, жизни на нее, как правило, не хватает. Это с одной стороны.

С другой стороны благородный дон всегда готов к смерти, нечего цепляться, жизнь завершена в любой момент времени. Но чтобы была завершенность в любой момент времени, прежде всего завершенность эстетическая, завершенность как произведения — жить надо особым образом.

Противоречие? Да нет. С одной стороны, протяженность дела жизни превышает любую жизнь, эмпирически возможную. С другой стороны, прерванная в любой момент, она составит впечатление целостного произведения, там нет «самого главного, которое начнется с понедельника». Каждая минута — понедельник.

В обоих случаях жизнь проверяется и визируется смертью. Как оно и положено.

Реабилитация умного

«Здесь не уважают интеллект». Часто так говорится. Вопрос: это идиоты вокруг такие или сам «интеллект» — идиотски позиционирован?

Давайте определимся с ним самым примитивным, самым широким и самым формальным образом: способность

А). ставить цели и

Б). достигать их.

Иными словами, способность программировать себя на целесообразную и гармоничную (не разрушающую целесообразность других) деятельность. Уф. В таком определении это сложно не уважать, это все равно что не уважать… ну допустим, физическую силу, физическую красоту. Какие-то очевидные штуки. То есть найдутся те, кому это не понравится — сильных мужиков в клетку, красивых баб на костер — но это больные люди.

Но у нас ведь как? «Интеллект» редуцируют к какой-то факультативной ботанической эрудиции, и потом удивляются — а чего к нему относятся, как к бантику на гульфике, свысока-пренебрежительно? Ну так потому что эрудиция, взятая в отрыве от мышления, от деятельности — оно и есть. Бантик-фенечка. Редуцировали — терпите.

Арендаторы слов

Подчас весьма достойные люди из весьма протестных соображений делают радикальное, например, представляются как «сатанисты», «язычники», «фашисты». Мы сейчас не берем случаи, когда это делают не достойные люди, это не так интересно. Мы именно о неплохих людях — с добродетелями выше средних по социуму.

Так вот, если смотреть по дискурсу, то это партия, проигранная в первый же ход. Нельзя выиграть у противника, пользуясь его языком. А «фашистов» ведь придумали из изначально антифашистских соображений. Не как исторических реальных персонажей, конечно, а как главный жупел 20 века, на который свешали всех собак, но который именно этим они люб, например, протестно настроенному молодому человеку.

Вот хорошо, пускай он теперь фашист. Но копирайт на слово выписан в противоположном лагере. И словоупотребление тянет за собой… как бы это назвать? Можно так: имплицированная в дискурсе имманентная аксиоматика всегда будет потенциальным трояном. Ты сам покупаешь себе программу с вирусом, ага. Можно сказать проще: в поле массовых коммуникаций тебя всегда разведут на базаре. Хозяин дискурса всегда убедительнее, чем его арендатор, а роли распределены примерно так.

Аналогичным образом, какой-нибудь дьякон Андрей Кураев скорее всего вынесет в публичной дискуссии «сатаниста» или «язычника», даже если последний будет умен, образован, находчив и т. д. (вынесет с точки зрения аудитории). Просто по изначальному распределению ресурса. Оппонент словно бы изначально просит у Кураева для игры колоду, крапленую последним. Пожалуйста, христианам не жалко. И понятно, до чего скорее всего доиграются.

А вот «платоника», например, уже не вынесешь так просто. То есть человека, играющего из своей, независимой и довольно сильной традиции. Платоники у христиан дискурс взаймы не брали, и ничего им по кредиту не должны. Там скорее даже наоборот.

А «язычество», к примеру, это что? Нет традиции за словом. Есть такое ругательствов одной из традиций. Все равно что взять у тюремной фени в пользование слова «чмырь» и доказывать, что за словом маячит нечто хорошее, несправедливо оболганное, не по праву униженное и т. д.

Либерализм плюс

Вот если посмотреть, за легализацию чего я бы кинул голос, то это даже не либерализм, это либертарианство какое окаянное. За легализацию всех видов наркотиков, включая героин, всех видов сексуальных практик, включая педофилию, хранение-ношение всех видов оружия, включая огнестрельное, и т. д. С важными оговорками, но мы сейчас не про это.

Казалось бы, либерализм — ух. Между тем если поставить напротив понятия «либерализм» и «консерватизм», у меня как-то потянется скорее к последнему. Ну или к какому-нибудь хитрому либерал-консерватизму, главное, подальше от демократии. Но здесь вопрос, как сам понимаю разлом между ними?

Либерализм верит в светлое начало человека, взятого в своем натуральном как в своем основании. Предоставьте людей самим себе, и они договорятся. Природа такая, что договорятся. «Твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого». Казалось бы, это прекрасный принцип. Разрешено все, что не запрещено. А запрещено то, что реально мешает другим.

Но! Вот люди, над которыми не совершены определенные духовные процедуры, давайте назовем их трансцендентальный пымс.Или проще — невоспитанные люди. Так вот, они договорятся. Рано или поздно договорятся. Но есть большое подозрение, что они узаконят такую штуку, как игра на понижение. Им будет так проще всем. Тебе разрешено насрать за то, что мне тоже можно. Праздник непослушания.

В конечном счете игра на понижение не выгодна тому, кто ее играет, но откуда догма, что люди так уж непременно стремятся к выгоде? Стремление к выгоде — это еще надо поставить, воспитать. В невоспитанном виде человек обычно стремится хрен знает к чему.