Кривич

– Это завтра, а может и не узнает никто. Хватай Леху под другую руку, видишь, человек до источника сам уже и добраться не может. Надо помочь страждущему.

Надев теплую одежду и напялив на лешака его полушубок и шапку, троица неровной, шатающейся походкой вышла из терема в звездную ночь.

Леший пришел в себя, уперся, с места не сдвинешь.

– Ты чего?
– Задал вопрос Сашка.

– Сегодня что за день?

– Ночь уже на дворе, не видишь что ли?

– Не-е-е! Ночь-то какого дня?

– Блин, во чудак человек. Сегодня ночь морозного дня - глубокомысленно изрек Андрюха.

– Пошли, чего стоим? Протрезвеем скоро на таком "кальте".

– Велесов праздник. Выходить никак нельзя.

– Леха, хорош херней страдать. Ты только представь, там выпивка. А Андрюха вон и закусь захватил. Андрюха, покажи ему.

– Во-о!
– Андрей, на вытянутой руке выставил полть копченого свинного окорока, держа его за копыто, в двух местах на нем были видны срезы. Глянув на свиное копыто, лешак помотал головой из стороны в сторону.

– Не можно. Попадем на глаза бабам, палками забьют и меня и вас.

– Да ну?

– Точно.

– И за каким это хреном они нас бить будут?

– Дак, коровью смерть они гонят от селища сегодня.

– Ну, а мы здесь причем?
– Наморщил мозг пьяный Андрюха.

– А..., - леший вырубился, слегка подхрапывая.

– Заговаривается мужик. Но спецназ ГРУ своих не бросает. Потащили. Потом разбудим, поймет человек свое счастье.

– Давай.

Полная луна освещала опустевшие улицы городка. Во дворах не было слышно даже собачьего лая. Под ногами поскрипывал снежок. Если бы кто-то, любопытства ради, выглянул за ворота, очень бы удивился, увидав как двое здоровенных лбов, шагая походкой пьяного пеликана, тащат третьего, даже сквозь сон пытающегося упираться. Передохнули, остановившись у открытых настежь крепостных ворот. Из надвратной башни выглянул караульный крепостного наряда, приглядевшись, узнал начальство.

– Сотники, вы бы поосторожней. Не ровен час, на баб наших нарветесь, кои межеводную черту запахивают, тогда вас сам Велес не спасет. Дома сидеть потребно.

– Слышь, военный? Неси службу бодро, ничем не отвлекаясь, не выпускай из рук оружие, ну и так далее по тексту, - выдал в ответ Сашка.
– Русский офицер, трезвым, никогда в грязь мордой не падал. Ты нас не видел. Понял?

– Дак, чего ж не понять-то. Понял.

– Гыть!
– Ухватили поудобней сомлевшего лешака собутыльники. Переступив черту ворот, Андрей загорланил, а Сашка подхватил песню:

– Черный ворон, что ж ты вьешься,

Над мое-ею головой.

Ты добы-ычу-у не полу-учишь,

Черный во-орон, я не твой...

А в это же самое время, со стороны восточной стены, к южным воротам, шла толпа женщин, впереди которых, совершенно голая повещалка тащила соху, опахивая крепость пресловутой межеводной чертой. Тетки все как одна, по традиции, тоже были навеселе, употребив до и во-время обрядового действа. За повещалкой шли, имея при себе помела бабы, кто-то с дубиной, кто с серпом. Шли в одних рубахах на голое тело с распущенными волосами, производя при перемещении невероятную какофонию шумов, для устрашения виртуального чудища, и тоже горланя песни:

– Смерть, ты коровья смерть!

Выходи из нашего села, из закутья, из двора.

В нашем дворе ходит Велес святой

Со копьем, со свечой, со горящей золой...

Все было бы ничего, если б наши алконавты вовремя заметили бы баб, но так уж случилось, что обе компании увидели друг друга практически одновременно, несмотря на шум и песни, находясь на удалении друг от друга, в двух десятках метров. Это при полной-то луне!

– Е-мое! Андрюха, гля ведьмы!
– Указал Сашка пальцем на совершающих хадж женщин.

В ответ, завопила повещалка:

– А-а-а! Коровья смерть!

– Ты кого обозвала, корова безрогая?
– Обиделся Сашка.

– Бей их, бабоньки!
– Заверещали из толпы.

– Саня, делаем ноги!

– Ага. Проснись, Леха, - Сашка, пинком разбудил лешего.
– Бежим, если жить хочешь.

Хочу задать нескромный вопрос. Вы когда-нибудь бегали дистанцию в три километра с рекордом олимпийского чемпиона, да еще в нетрезвом виде? Можете не отвечать. И так, знаю, что нет! А это потому, что за вами никогда не гналась толпа разъяренных пьяных женщин с дубьем и серпами. Если бы гналась, я вам отвечаю, результаты у вас были бы весьма внушительные. Вот и наша троица, умело отрезанная от ворот озверевшими верующими, не раз получивши дубиной по хребтине, все же оторвалась от женского кворума. Совершенно протрезвев, затерялась в сугробах леса.

– Ну, я же предупреждал!
– Отдышавшись, выдавил леший, шапку он где-то посеял при беге.

– Хреново предупреждал. Надо было качественно объяснить, чем пахнет. Ну размялись, теперь и домой пробираться можно.

– А выпивка как же?

– Все, Леха, выпивка завтра. Все равно Андрюха закусь выбросил, когда линяли, чтоб бежать было легче. А мы не алкаши, чтоб без закуси водку жрать.

– А если не проскочим? Ведь забьют как мамонта.

– Не дрейфь, Андрюха. Разведку, так запросто, за хобот не возьмешь.

– Ну, вы и отморозки, как ты, Саня, говорить любишь. Что б я еще с вами, ночью за зеленым вином пошел, да не в жизнь!
– Пожаловался леший.

Им повезло. Ночное приключение закончилось в теремной комнате. Троица друзей, в три глотки храпела, угревшись на лавках, источая убойный запах водочного перегара.

Морозное утро встречало ярким солнцем и безветренной погодой. Рядом со священной дубравой на площадке для празднеств, народу собралось много, яблоку негде упасть. Монзырев окинул собравшихся взглядом.

"А народу-то с детворой не меньше трех тысяч присутствует, а то и поболее будет, - отметил про себя.
– Где же волхв?".

На тропинке из дубравы показался Вестимир, одетый в овчинный кожух, волосы на голове перехвачены полотняной тесьмой, держал в руке зажженный факел. За ним следовал Осташ, в прошлом атаман разбойников, бубном отбивая такт ходьбы. Рядом Славка, приложив к губам свирель, наигрывал под бубен незатейливый напев. Троицу сопровождали еще восемь человек, в такт, довольно громко, напевно выкрикивая: