Кризис или конец света? Апокалипсис 2012
Шрифт:
Погода в Варшаве стояла отличная. Снег — если он был тут зимой — давно растаял, и на газонах кое-где лежала прошлогодняя листва. Ярко светило солнце, и мне показалось, что в этой идиллической картине совершенно нет места никаким заговорам, деньгам, кризису, свиному гриппу и вообще ничему, что могло бы нарушить это безмятежное спокойствие. Поплутав между университетскими корпусами, я подошел ко входу на исторический факультет Варшавского университета. Предъявив на входе свой французский паспорт, чем привел двух пожилых охранников в некоторое замешательство, я поднялся по ступеням на второй этаж и нашел нужный указатель. Стрелка показывала за поворот и сообщала: «Департамент латиноамериканских стран». Я повиновался и спустя некоторое время уже стоял
В ответ я извинился по-английски и со смущением сказал, что не понимаю польский.
— Простите, — повторила она по-английски, надевая очки, — я тут совсем задремала. Извините меня. Как вас зовут? Вы к кому?
Казалось, что говорить по-английски ей не составляет никакого труда, а мой визит, равно как и сама ситуация, ее совершенно не удивил. Я извинился и сообщил, что меня зовут Этьен Кассе, я журналист и приехал из Парижа увидеть профессора Инна Лакешчи, и если его здесь нет, то где бы я мог его найти.
— Не «Инна», а Инн, — с усмешкой поправила меня женщина. — Як вашим услугам, господин Кассе. Припоминаю, что от вас звонили и просили о встрече. Присаживайтесь.
Я прошел и сел в кресло, чувствуя себя слоном в посудной лавке и изо всех сил пытаясь не уронить ни одной книги из тех, что лежали на краях столов, на стульях и даже стопками на полу.
— Перейдем сразу к делу, месье Кассе, не станем терять время, — сказала профессор, на прибалтийский манер растягивая гласные и пропуская ударения в некоторых словах.
— Я пришел узнать, зачем вы опубликовали статью о календаре майя и о грядущем конце света во всех позавчерашних местных газетах и газетенках всех европейских столиц. Возможно, и других городов тоже — я не проверял.
— Вы очень правильно сделали, что сообщили мне о своем визите заранее, — ответила профессор Лакешчи, глядя на меня в упор. От взгляда ее темных глаз из-под очков мне стало отчего-то не по себе. Я почувствовал себя школьником, которого ругает за хулиганство директор школы, покраснел, вспотел и разозлился.
— А если бы я этого не сделал, что было бы? — спросил я. Видимо, профессор ждала такого вопроса.
— Охрана бы вас попросту не пропустила. А если бы вам все же удалось как-то проникнуть сюда, то я бы с полным правом пристрелила вас как грабителя.
— Но не раньше чем я задал бы вам этот свой вопрос, не так ли? — спросил я, начиная догадываться, что в действительности дело давно уже приняло куда более серьезный оборот, чем обычная «желтушная» статейка в парижской газетенке.
— Совершенно верно, — ответила Лакешчи без улыбки. — Такими вопросами люди просто так не интересуются. Зачем вы выясняли, в каких газетах была опубликована эта статья? Почему вы ею заинтересовались? Только не говорите мне, что вы исследуете европейскую прессу. Я уже знаю, месье Кассе, какого рода книги вы пишете и какой репутацией пользуетесь.
По ее тону было совершенно непонятно, считает ли она мою репутацию чем-то постыдным или же скорее наоборот. Я помолчал, раздумывая над ответом. Похоже, все козыри в тот момент были явно не в моих руках. Поэтому я вздохнул и сказал, что пишу книгу о 2012 годе. О кризисе, о пандемиях гриппа и о конце света. Пока я говорил, моя собеседница продолжала очень внимательно и спокойно меня разглядывать. Но когда я упомянул о том, что свое расследование начал после того, как прочел статью Станковски о кризисе, Лакешчи резко переменилась в лице.
— Постойте, —
воскликнула она. — Откуда вы его знали?— Кого? — удивился я.
— Станковски. Вы его знали? Когда вы с ним познакомились? Что он вам говорил? — Она вся подалась вперед, ожидая моего ответа.
— Я не знал его. И более того, никогда бы не узнал, если бы меня не обвинили в том, что я его убил.
— Убил? — Собеседница была явно поражена моими словами. — Так он пропал без вести? Мертв?
— Мертв, — подтвердил я, пытаясь придать своему голосу сочувственную окраску. Возможно, Лакешчи знала экономиста, и мои слова ее огорчат. Но, к моему удивлению, она вскочила из-за стола, оказавшись не намного выше груды наваленных на него книг, и сжала руки.
— Мертв? — переспросила она еще раз. — Прекрасная новость! Это был самый отвратительный, самый подлый и опасный мерзавец из всех, кого я знала, прости меня господи! Вы принесли добрую весть, месье Кассе. Признаться, я была бы даже рада, если бы вы действительно сами убили его, — она с облегчением рассмеялась. — Мы бы с вами тогда тотчас же подружились. Но простите мои шутки. Сейчас я попрошу принести кофе и расскажу вам то, что вы хотите знать.
— Почему вы такого мнения о Станковски? — спросил я, когда были закончены все кофейные церемонии, к которым хозяйка кабинета относилась, судя по всему, весьма серьезно.
— Потому что он подлый и двуличный человек, — сказала Лакешчи, нахмурясь. — Был, — добавила она.
— Странно, мне так не показалось.
— Вы же его не знали.
— Не знал. Но я познакомился с теми, с кем он… сотрудничал. И они показались мне весьма достойными людьми.
— Вполне возможно, — согласилась профессор. — Но это всего лишь означает, что он и их виртуозно обманывал. Станковски работал на какую-то малоприятную тайную организацию. Судя по всему, что-то вроде ЦРУ в Штатах. И если его действительно убили, то я уверена, что без этих людей тут не обошлось. Скорее всего, он со своим скверным характером перешел им дорожку. Или пригрозил, что раскроет какие-то их секреты. Возможно, даже что-то кому-то рассказал, чтобы припугнуть их поосновательнее. Вот они и убрали его. Чтобы не болтал. А он думал, конечно, что он такой крутой и его никто не посмеет даже пальцем тронуть. Но не тут-то было. Человек смертен, и чаще всего смертен очень внезапно.
— Откуда вы знаете, что он работал на тайную организацию?
— Я многое знаю о нем, несмотря на то что мы… — Лакешчи замялась. — Несмотря на то, что мы с ним уже лет двадцать не общаемся. — Она вздохнула и добавила: — Тогда, много лет назад, мы были женаты. А потом разошлись. Вы сейчас решите, что поэтому я так плохо думаю о нем. Но это не так. Он никогда не был выдающимся ученым. До того дня, как связался с этим тайным обществом. К нему постоянно приходили довольно странные люди. Он консультировал их и, возможно, даже шпионил в их пользу. Я уверена, что это были американцы. Почти сразу он пошел в гору и стал известным и авторитетным ученым. Его приглашали на телевидение, его статьи печатали везде, где только можно. Он был одним из главных гостей на всех форумах и круглых столах. В общем, стал просто звездой в своих кругах. Это они устроили ему все это, уж я-то знаю. А как он стремился им угодить! В конце концов они приняли его в свой тайный клуб — сколько было радости! Не спрашивайте меня, откуда я это знаю и почему считаю его таким мерзавцем. Одно могу сказать вам точно: более беспринципного человека я в своей жизни не знала. Он родился в простом польском городке, даже не в Варшаве, и из кожи вон лез, чтобы стать, как он выражался, элитой этого мира. И, как он считал, он ею в конце концов стал. И очень этим гордился.
Лакешчи замолчала, видимо, погрузившись в воспоминания. Я ждал, скажет ли она что-то еще. Получалось, что Станковски стремился стать — ив конце концов стал — членом какой-то тайной группы или клуба. Возможно, чего-то вроде «Черепа и костей». Вряд ли это была Секта свободных менеджеров. Как мне показалось, у Секты не было таких широких возможностей, как у какой-то действительно могущественной тайной группы, для того, чтобы сделать обычного профессора экономики светилом науки всего за несколько месяцев. Да и судя по письму, которое Второй Магистр написал Станковски, его знакомство с Сектой свободных менеджеров было к тому моменту еще не таким продолжительным.