Кризис Основания (Край Основания)

– Да, Оратор Джиндибел, – он тщательно избегал опускания титула и даже не делал ударения на нем, – не знает и не может сказать, что это за организация, но это не означает, что она не существует. Люди Первого Основания большую часть своей истории фактически ничего не знали о нас, да и теперь не знают. Но разве вы сомневаетесь в нашем существовании?

– Но отсюда не следует, – возразила Деларме, – что если о нас не знают, а мы существуем, то и что-то другое должно существовать, если только о нем не знают.

Она засмеялась.

– Справедливо. Вот поэтому утверждение Оратора Джиндибела должно быть проверено самым тщательным образом. Утверждение это основано на точном математическом выводе, который я посмотрел сам и требую, чтобы рассмотрели вы все. Если это, – он задержал бросок мысли, чтобы лучше выразить свою точку зрения, – и неубедительно.

– А что за член Первого Основания Голан Тревиз, который прыгает в вашем мозгу и о котором вы не упомянули? – Опять грубость, и на этот раз Первый Оратор слегка вспыхнул.

– Оратор Джиндибел предполагает, – сказал он, – что этот человек, Тревиз, является орудием – возможно, невольным – этой организации, и мы не должны игнорировать его.

– Если, – сказала Деларме, снова садясь в кресло и откидывая с глаз прядь седеющих волос, – эта организация, какова бы она ни была, существует и если ее ментальные способности опасно сильны и так тщательно скрываются, вряд ли она будет открыто маневрировать таким заметным лицом, как советник Первого Основания.

Первый Оратор серьезно заметил:

– Не все думают одинаково. Однако я заметил кое-что, наиболее тревожащее. Я не понял этого. – Он почти невольно похоронил мысль в глубине мозга, стыдясь того, что другие могли прочесть ее.

Каждый Оратор заметил мысленное действие и, как строго требовалось, отнесся уважительно к чувству стыда Деларме тоже отнеслась так, но очень нетерпеливо. Она сказала в соответствии с принятой формулировкой.

– Не можем ли мы попросить, чтобы вы показали нам вашу мысль, поскольку мы понимаем и прощаем любое чувство стыда, которое вы можете испытывать.

Первый Оратор сказал:

– Как и вы, я не знал, на чем основано предположение, что советник Тревиз является орудием другой организации, и если так, то какой цели он служит.

Но Оратор Деларме, похоже, уверена в этом, и нельзя игнорировать возможную ценность информирования любого, кто квалифицирован как Оратор. Поэтому я попробовал приложить к Тревизу план.

– К одной личности? – тихо и удивленно спросил кто-то из Ораторов и сразу же высказал раскаяние, потому что вопрос сопровождался мыслью, совершенно эквивалентной выражению: «Вот дурак!».

– К одной личности, – согласился Первый Оратор, – и вы правы, ну и дурак же я! Я прекрасно знаю, что план не может быть приложен не только к индивидууму, но и даже к небольшой группе индивидуумов. И все-таки мне было любопытно. Я экстраполировал межличностные пересечения далеко за разумные пределы, но сделал это шестнадцатью различными способами и выбирал скорее область, чем точку. Затем я использовал все, что знаю о Тревизе – советник Первого Основания не приходит полностью незамеченным – и о мэре Основания.

Затем бросил все это вместе, как попало, и испугался, – он сделал паузу.

– Ну, и?.. – спросила Деларме. – Были поразительные результаты?

– Не было никаких результатов, как вы все можете предположить, – ответил Первый Оратор. – С одним индивидуумом ничего нельзя сделать. Однако же…

– Однако?

– Я сорок лет анализировал результаты, и у меня образовалась привычка ясно чувствовать их еще до того, как они проанализированы. И я очень редко ошибался. В этом случае пусть результатов и не было, я отчетливо почувствовал, что Джиндибел прав, и что Тревиза нельзя предоставить самому себе.

– Почему нельзя, Первый Оратор? – спросила Деларме, ошеломленная сильным ощущением в мозгу Первого Оратора.

– Мне было стыдно, – сказал Первый Оратор, – что я сделал попытку использовать его для цели, к которой он непригоден. И стыдно теперь, что я позволил себе поддаться влиянию чего-то чисто интуитивного. Но я должен был позволить себе это, потому что ощущение слишком сильно. Если Оратор Джиндибел прав, если нам грозит опасность неведомо откуда, я чувствую – когда придет время кризиса нашего дела, на решающей струне будет играть Тревиз.

– На каком основании вы это почувствовали? – спросила потрясенная Деларме.

Первый Оратор Шандисс жалобно посмотрел на Ораторов Совета.

– У меня нет обоснования. Психологическая математика не дала ничего, но когда я следил за взаимодействием отношений, мне казалось, что Тревиз – ключ ко всему. На этого человека следует обратить особое внимание.

Джиндибел понимал, что не вернется вовремя к заседанию Совета. Может быть, и вообще не вернется.

Его крепко держали, и он отчаянно прощупывал окружение, соображая, как заставить их ослабить хватку.

Референт торжествующе стоял перед ним.

– Ты готов теперь, грамотей? Удар за удар, тычок за тычок, по обычаю хэмиш.

Давай, малыш, ты быть первым.

– А будет кто-нибудь держать тебя, как держат меня? – спросил Джиндибел.

Референт сказал:

– Дать ему свободы. Чуток. Руки освободить, ноги держать. Мне не хотеть танцующего.

Джиндибел почувствовал себя приклеенным к земле. Руки его были свободны.

– Бей, грамотей, – сказал Референт. – Показать нам удар.

И тут ищущий мозг Джиндибела обнаружил что-то ответное: негодование, чувство несправедливости и жалости. У него не было выбора: он должен был пойти на риск прямого усиления, а затем импровизировать на основе…

Оказывается, не нужно! Он коснулся этого нового мозга, и тот реагировал именно так, как он ожидал. Точно так.

Он внезапно увидел невысокую фигуру, коренастую, с длинными спутанными волосами, размахивающую руками. Она сердито толкала фермера.

Это была женщина. Джиндибел угрюмо подумал, что его напряжение и озабоченность помешали ему заметить ее раньше.