Кризис власти. Воспоминания лидера меньшевиков, депутата II Государственной думы. 1917-1918

При образовании коалиционного правительства в разговорах с Некрасовым я указывал на ненормальность положения, при котором члены кадетской партии входили в коалицию и подписывали правительственную декларацию, в то время как Центральный Комитет их партии выступал с заявлениями, идущими вразрез с этой политикой. Вы хорошо знаете, говорил я Некрасову, что советская демократия не может допустить никаких отступлений от принятой программы. При таких условиях можно ли рассчитывать на прочность коалиции?

Некрасов отвечал, что непримиримая линия Милюкова находила поддержку только в правом крыле партии, состоящем из Струве, Родичева и некоторых других. Для отношения большинства Центрального Комитета к коалиции, по словам Некрасова, самым опасным испытанием было устранение Милюкова из правительства. Между тем даже в этот момент, несмотря на огромный личный авторитет Милюкова, большинство Центрального Комитета во главе с Набоковым, Винавером, Демидовым и др. настояло на участии партии в коалиции. Еще более сильны стремления к коалиции, говорил Некрасов, среди московской и других провинциальных организаций кадетской партии. Поэтому есть основания рассчитывать на то, что эти элементы и в будущем сумеют противиться политике срыва коалиции. А внутри правительства, говорил Некрасов, с уходом Милюкова не останется среди кадетских представителей никого, кто бы стал бороться с нашей общей политикой. Шингарев, Мануилов и Шаховской будут погружены в ведомственную работу и так же мало будут мешать остальным министрам сотрудничать с Советом, как не мешали они этому раньше.

Приблизительно так же расценивала положение и руководящая группа Исполнительного Комитета, которая не считала возможным разрывать с кадетской партией из-за существовавших в ней противоположных тенденций, ибо это была единственная крупная буржуазная партия в России, без участия которой коалиция превращалась в пустой звук. Во всяком случае, с первых же дней коалиции в нашей печати и в наших речах мы подчеркивали опасность, которую представляло для. коалиции существование правого, милюковского крыла кадетской партии. Но эти предостережения относились больше к будущему, чем к настоящему. Ибо милюковская оппозиция справа, так же как и ленинская оппозиция слева, не находила еще в то время значительного отклика в стране. Демократия была в зените своего влияния, и мы надеялись, осуществляя ее программу, предохранить революцию от ударов справа и слева.

После установления текста программной декларации коалиционного правительства переговоры целиком сосредоточились на вопросе о составе нового правительства.

По тем отрывочным сообщениям, которые в те дни появлялись в печати по этому вопросу, совершенно нельзя составить понятие об истинном характере этих переговоров. Газеты сообщали, будто советская делегация настаивала на предоставлении Совету большинства в правительстве. Но это было совершенно неверно. По причинам, которые я указал выше, Исполнительный Комитет постановил не добиваться большинства, и делегация не думала уклоняться от этого решения.

Члены правительства с самого начала представили определенный план – дать советским представителям пять портфелей: военного министра, министра юстиции и трех новых, специально для этой цели выделенных министерств – земледелия, труда и почт и телеграфов. В момент обсуждения этого плана наша делегация пополнилась, с одной стороны, Черновым, приехавшим из Москвы прямо с эсеровского съезда, а с другой стороны, Авксентьевым, Фундаминским и В. Гуревичем, которые являлись представителями собравшегося в Петрограде Всероссийского крестьянского съезда. Все они заявили, что в эсеровских и вообще народнических кругах то ограниченное количество мест, которое правительство предлагало советским представителям, вызовет большое недовольство. Мы подчиняемся, говорили они, решению Исполнительного Комитета не требовать социалистического большинства в коалиционном правительстве. Но нужно добиваться увеличения мест советских представителей и прежде всего перехода в их руки министерства внутренних дел и министерства продовольствия.

Социал-демократическая часть делегации соглашалась поддерживать эти требования при условии, что будут найдены подходящие кандидаты. Но вопросу об увеличении количества наших министров в правительстве мы не придавали большого значения. Мы считали, что достаточно иметь несколько надежных, органически связанных с советской политикой министров, чтобы осуществлять контроль над всем направлением правительственной политики. С уходом Милюкова и Гучкова мы не предвидели внутри правительства сколько-нибудь сильной оппозиции против принятой программы. И нам казалось, что при новой системе взаимоотношений между Советом и правительством, т. е. при публичных отчетах министров-социалистов перед Советом с правом этого последнего отозвать их, влияние Совета в деле осуществления этой программы зависело гораздо больше от сохранения его авторитета в народных массах, чем от количества его представителей в правительстве.

В делегации по этому вопросу были очень оживленные споры. Я отмечу здесь главные черты наших переговоров о составе правительства, так как они очень характерны для условий, в которых создавалась первая коалиция.

Интерес переговоров о составе правительства сосредоточился вокруг четырех вопросов – о министерстве внутренних дел, о министерстве иностранных дел, о морском министерстве и о министерстве продовольствия.

Кандидатом на пост министра внутренних дел эсеры и представители Крестьянского съезда выдвинули народного социалиста Пешехонова. Мы охотно приняли эту кандидатуру, так как Пешехонов был чрезвычайно одаренный, пользовавшийся всеобщим уважением народнический деятель. Но сам Пешехонов, приглашенный в делегацию, наотрез отказался принять пост министра внутренних дел. Он говорил, что не имеет ни опыта, ни способностей в области чисто административной работы. Из других народников более всех подходил на этот пост Авксентьев. Но Авксентьев только что вернулся из-за границы, где он в рядах правоэсеровской группы «Призыв» вел борьбу с руководящим течением эсеровской партии. Отголоски этой ожесточенной фракционной борьбы были еще настолько живы, что, хотя Авксентьев и принимал основные линии советской политики, сочетающей оборончество с борьбой за мир, его кандидатура встречала сильную оппозицию в руководящем центре эсеровской партии. Даже Гоц при всех дружеских личных связях, которые он сохранял с Авксентьевым, решительно отвел его кандидатуру.

Поиски подходящего кандидата на пост министра внутренних дел оказались очень трудны. Правда, и социал-демократы, и с.-р. имели в своих рядах много даровитых, знающих и преданных демократии работников. Но вся их психология, вся установка их работы были чисто пропагандистскими, и никто из них не чувствовал вкуса и способностей к правительственной деятельности. В этом отношении цензовые демократические элементы имели некоторые преимущества перед нами, хотя и они были далеко не на высоте положения. Кн. Львов в роли министра внутренних дел оказался очень слабым администратором, но он, по крайней мере, располагал кадрами земских и городских деятелей, имевших административный опыт, которого не было у наших партийных работников.

С течением времени под влиянием первых опытов управления в среде демократии, как социалистической, так и буржуазной, должна была сформироваться новая психология, лучше приспособленная к правительственной деятельности. Но создание этой психологии только еще начиналось. Поэтому мы предложили эсерам не настаивать пока что на передаче министерства внутренних дел нашему представителю, а вместо этого предложить кн. Львову назначить своим товарищем по этому министерству одного из наших кандидатов. С.-р. в конце концов с этим согласились, а кн. Львов охотно принял наше предложение, в результате которого он назначил товарищем министра внутренних дел рекомендованного нами ему несколько позже втородумца С. Н. Салтыкова.

Вопрос о министерстве иностранных дел вызвал меньше споров, несмотря на очень большую важность этого министерства. Гоц сообщил нам, что левое крыло эсеровской партии – Натансон и другие предлагали требовать назначения на этот пост В. М. Чернова. Сам Чернов от этой кандидатуры отказывался по двум мотивам: во-первых, потому, что он, автор аграрной программы партии соц. – революционеров, считал своим главным делом подготовку земельной реформы; во-вторых, потому, что назначение министром иностранных дел его, социалиста-интернационалиста, должно было вызвать тревогу в тех кругах общества, которые принимали советскую программу борьбы за мир, но сохраняли оппозиционное отношение к общей международной идеологии социалистов.

В самом деле, нам приходилось считаться с тем, что средние классы, шедшие за советской демократией в вопросе о радикальных внутренних реформах, с трудом усваивали демократическую точку зрения в вопросах внешней политики. Именно поэтому правые буржуазные круги отправным пунктом своей кампании против советской демократии брали нашу международную политику, эксплуатируя националистические чувства средних классов, противопоставляя нашей политике политику западных демократий и пробуждая недоверие к патриотическим чувствам социалистов. Чтобы парализовать эту кампанию, было целесообразно дать министерство иностранных дел представителю буржуазных кругов, которые принимали нашу программу борьбы за демократический мир, исходя из соображений чисто национального порядка. Назначение на пост министра иностранных дел представителя буржуазии было полезно и для воздействия на международное общественное мнение: этим подчеркивался общенациональный характер требований, выдвинутых революционной Россией во внешней политике. Социалистическая кампания мира, которую советская демократия вела параллельно в среде социалистов воюющих стран, не могла, конечно, от этого потерять свою силу.