Кризисное обществоведение. Часть первая. Курс лекций

Но это — история Запада. В России «дух расчетливости» распространяется медленно и с трудом. Советский период был скачком в освоении количественного мышления — в этом плане модернизация общества шла очень быстро. Но во время перестройки сдвиг к аутистическому сознанию и «приступ гипостазирования» в мышлении интеллигенции привел к необычной интеллектуальной патологии — утрате расчетливости, которая была важным признаком современного общества, отличающим его от общества традиционного. Произошла архаизация сознания слоя образованных людей.

В этом подрыве одного из важнейших инструментов рационального мышления особую роль сыграли те сообщества интеллигенции, которые интенсивно использовали число и меру для подтверждения своих идеологически нагруженных тезисов — прежде всего экономисты и социологи. Конечно, важную подготовительную работу произвела и та часть интеллигенции, которая в своей идеологической работе применяла числа в качестве художественных образов.

Но все же, экономические выкладки оказывали на общественное сознание наибольшее воздействие. Это происходило и потому, что они прилагались непрерывно к очень широкому спектру житейских ситуаций, и потому, что выглядели более нейтральными, чем цифры историков и социологов, и не мобилизовали психологическую защиту человека.

Назову главные провалы в этой части рационального мышления.

Чувство меры. Важнейшее свойство расчетливости, даваемое образованием и опытом, — умение быстро прикинуть в уме порядок величин и сделать «усилительный анализ», т. е. прикинуть, в какую сторону ты скорее всего при этом ошибаешься. Когда расчетливость подорвана, сознание людей не отвергает самых абсурдных количественных утверждений, они действуют на него магически. Человек теряет чутье на ложные количественные данные.

Разрушение у человека способности «взвешивать» явления, утрата чувства меры заключаются не в том, что человек снижает точность, «меряет на глазок»; он теряет саму систему координат, в которую мы помещаем реальность, чтобы ориентироваться в ней и делать более или менее правильные выводы.

Разрушительное проявление этой утраты меры выражается афоризмом «Сжег дом, чтобы изжарить себе яичницу». Это можно было видеть весьма наглядно. В 1993 году в западной прессе была опубликована статья советника Ельцина, директора Центра этнополитических исследований Эмиля Паина «Ждет ли Россию судьба СССР?». Он пишет: «Когда большинство в Москве и Ленинграде проголосовало против сохранения Советского Союза на референдуме 1991 года, оно выступало не против единства страны, а против политического режима, который был в тот момент. Считалось невозможным ликвидировать коммунизм, не разрушив империю».

Взвесим цель и средства. Что за «коммунизм» надо было ликвидировать — коммунизм Сталина? Мао Цзе Дуна? Нет — коммунизм М.С. Горбачева и А.Н. Яковлева. А они не тянули даже на звание социал-демократов, они декларировали себя неолибералами во многих отношениях правее Тэтчер. От коммунизма у них осталось пустое название, которое они и так бы через пару лет сменили. Стоило ли их удаление из Кремля тех страданий, что означало для миллионов граждан расчленение страны?

Вот типичное умозаключение из книги, вышедшей в издательстве «Наука» (!): «Четверть миллиарда — 250 миллионов потеряло население нашего Отечества в XX веке. Почти 60 миллионов из них — в ГУЛАГе».

Ни редакторы издательства, ни читатели не ахнули при виде этих величин. Что значит «250 миллионов потеряло Отечество в XX веке»? Эти люди умерли? А сколько человек в норме умирают за сто лет из 250 млн населения? Авторы подталкивают к мысли, будто 250 млн человек стали жертвами репрессий; для этого протягивается нить к ГУЛАГу. Но ГУЛАГ существовал 30 лет, число заключенных в лагерях лишь в отдельные годы превышало 1 млн человек, смертность в лагерях составляла в среднем 3% в год. — Как Отечество могло там «потерять 60 миллионов»? Например, с 1 января 1934 года по 31 декабря 1947 года в лагерях ГУЛАГа умерли 963 766 заключенных, и основное число смертей пришлось на годы войны. Эти данные перепроверены и признаны американскими историками, но порядок их каждый мог прикинуть в уме.

В 1990 году был устроен так называемый «сероводородный бум» — нагнетались нелепые страхи в отношении Черного моря, которое якобы вот-вот выбросит из себя огромное облако сероводорода. Например, «Литературная газета» писала: «Что будет, если, не дай Бог, у черноморских берегов случится новое землетрясение? Вновь морские пожары? Или одна вспышка, один грандиозный факел? Сероводород горюч и ядовит… в небе окажутся сотни тысяч тонн серной кислоты».

Читатели, почти все с высшим образованием, это принимали. У них была разрушена способность взвешивать величины. Максимальная концентрация сероводорода в воде Черного моря составляет 13 мг на литр, что в 1000 раз меньше, чем необходимо, чтобы он вообще мог выделиться из воды в виде газа. В тысячу раз! Поэтому ни о каком воспламенении, опустошении побережья и сожжении морских лайнеров не могло быть и речи. Но миллионы образованных людей не почувствовали несуразицы.

Контекст. Число, служащее показателем состояния системы, всегда встроено в более или менее широкий контекст, который и насыщает это число смыслом. Обеднение контекста видоизменяет «структуру» смысла, а после некоторого предела может и совершенно исказить ее. Изъятие из реального контекста приняло столь широкий характер, что нанесло сильный удар по всей культуре «количественного мышления».

В 1994 году член Президентского совета доктор экономических наук Отто Лацис дал интервью академическому журналу. Он сказал: «Еще в начале перестройки в нашей с Гайдаром статье в журнале "Коммунист" мы писали, что за 1975-1985 годы в отечественное сельское хозяйство была вложена сумма, эквивалентная четверти триллиона долларов США. Это неслыханные средства, но они дали нулевой прирост чистой продукции сельского хозяйства за десять лет».

Итак, вложения 250 млрд долл. за десять лет, т. е. 25 млрд в год, названы «неслыханными средствами». Что же тут «неслыханного»? Годовые вложения в сельское хозяйство страны масштаба СССР в размере 25 млрд долл. — сумма не просто рядовая, но очень и очень небольшая. О. Лацис обязан был бы сказать, сколько, по его оценкам, следовало бы ежегодно вкладывать в сельское хозяйство.27 Может быть, беда была как раз в том, что вкладывали недостаточно?

Он обязан был встроить свою «неслыханную» величину и в реальный международный контекст. Например, упомянуть, что в 1986 году только государственные бюджетные дотации сельскому хозяйству составили в США 74 млрд долл. По меркам Западной Европы, величина госбюджетных дотаций в СССР должна была бы составить 613 млрд долл.!

А.Н. Яковлев, говоря о «тотальной люмпенизации общества», которое надо «депаразитировать», приводил такой довод: «Тьма убыточных предприятий, колхозов и совхозов, работники которых сами себя не кормят, следовательно, паразитируют на других».

Вот мера академика-экономиста: убыточных предприятий, колхозов и совхозов в СССР — тьма. И это притом, что было прекрасно известно и общее число предприятий и колхозов, и число убыточных, так что вполне можно было назвать и абсолютное, и относительное число убыточных, а не прибегать к метафоре «тьма».

Реальные величины таковы. В 1989 году в СССР было 24720 колхозов. Они дали 21 млрд руб. прибыли. Убыточных на всю страну насчитывалось 275 колхозов (1% от общего числа колхозов), и все их убытки в сумме составили 49 млн руб. — 0,2% от прибыли колхозной системы. В целом рентабельность колхозов составила 38,7%.