Кронштадтский детектив

Клаус Францевич опустился на пол рядом с покойным. Дьякон застыл у доспехов, воплощая собой полнейшее «пропала Расея». Полицейский у окна вытянул шею, чтобы лучше видеть. Как будто еще не насмотрелся на мертвеца! Я, наоборот, выглянул в окно, и поежился. В особняке было жарко натоплено, даже в коридоре так тепло, что я пиджак расстегнул, а из окна ощутимо тянуло холодом.

Зеваки, заприметив свет, без всякого толку подались вперед. Что они рассчитывали разглядеть снизу в окне второго этажа – для меня осталось загадкой, да и Матвеев стоял, как скала. Молодой человек в сером пальто вознамерился влезть на дуб, но городовой так рявкнул, что чрезмерно любопытного зеваку как ветром сдуло.

По другую сторону улицы ровными рядами выстроились служительские корпуса. Внешне они были полной противоположностью особняку: современные здания из красного кирпича, абсолютно одинаковые, совсем ничем не примечательные и длиной с пассажирский поезд. Я жил в одном из них, и, на мой взгляд, внутри сходства с поездом было еще больше, чем снаружи.

При мысли о доме меня вновь потянуло в сон, но как раз сейчас было не до него.

– Он есть мертв, – выдал доктор первое заключение.

– Спасибо, мы это и так знаем, – пробурчал дьякон себе под нос.

Клаус Францевич аккуратно снял с тела халат. Мертвец был одет в некогда белую, но давно нестиранную рубашку и серые брюки, столь же давно не встречавшиеся с утюгом. На спине темнели два бурых пятна, обрамлявших рваные неаккуратные дыры. С причиной смерти лично мне всё было ясно с первого взгляда: кто-то влепил ему в спину пару пуль.

– Я так понимаю, его застрелили, – сказал я.

– Да, Ефим, это так, – отозвался доктор и перевернул тело.

Крови под ним натекло немного. Большую ее часть впитал халат. На правом плече мертвеца отпечаталась кровавая ладонь. Судя по размеру – женская. Или детская, но это мне сразу показалось маловероятным.

– Мы, как стрелять начали, всем миром на помощь их сиятельству сбежались, – запричитал дьякон. – О себе не думая, только о нём беспокоясь. Совсем малость не поспели. Убили благодетеля ироды.

– То есть их было несколько? – сразу спросил я. – Сколько человек вы видели?

– Да если б хоть одного увидел, вцепился бы как клещ и не пущал бы! – с такой горячностью ответил дьякон, что я даже на секунду ему поверил. – Костьми бы лег, а вот удержал бы.

– То есть убийц вы не видели? – уточнил я.

Дьякон с сожалением и очень многословно признал, что нет. Вся его уверенность в их численности базировалась на стойком убеждении, что один человек, каким бы ушлым злодеем он не был, с графом бы не справился. Такие «доказательства», понятно, к делу не подошьешь, но дьякон внезапно обрел поддержку в лице Клауса Францевича.

– Ох, Ефим, – сказал он. – Я думать, это вам быть интересно.

Как оказалось, пули не прошили тело графа насквозь, и это позволило сразу же заметить еще одну рану на груди. Узкая и неширокая, она была нанесена тонким лезвием прямо в сердце.

– Хм… – произнес я. – То есть его сразу и зарезали, и застрелили?

– Сразу – очень тонкий слово, – не спеша ответил доктор. – Время быть близкий, но я не думать, что это быть одновременный. На другой сторона, он не жить с любой эта рана. Да, время близкий. Очень близкий.

– Дык я о том и толкую! – вновь встрял дьякон. – Цельная банда их была!

– Ну, как минимум двое, – согласился я. – Этот след, как я понимаю, от ножа?

– Вероятно. Или вот этот предмет, – Клаус Францевич указал на меч в руках рыцаря.

Я аккуратно, стараясь не наступить на кровь, перешел к доспехам. При ближайшем рассмотрении они оказались бутафорией чуть ли не из жести, хотя и выглядели, как настоящая броня. Я приподнял похожее на клюв забрало шлема. За ней какой-то паучок свил паутинку, но кого он там ловил, для меня осталось загадкой. Мухи через такую мелкую решетку на забрале точно не пролетели бы.

Вытащив из кармана лупу, я тщательно осмотрел меч. Тот был здоровенный – вроде бы их называли двуручными – и, в отличие от брони, выглядел самым что ни на есть настоящим. Лезвие было наточено и начищено до блеска, однако ни следов крови на нём, ни отпечатков пальцев на рукояти я не обнаружил.

– Мы ничего не трогали, – поспешил заверить меня дьякон. – Даже их сиятельство. Чтобы, значица, картинку преступления не смазать ненароком.

– И даже не проверили – жив ли он? – удивился я.

– Как можно?! – дьякон возмущенно всплеснул руками. – Конечно, Анна Владимировна самолично убедилась в кончине их сиятельства. У нее еще с войны с япошками опыт имелся. Она как увидела, что их сиятельство убитый, тогда и сообщила горестную весть. Мы сразу злодеев искать кинулись. Анна Владимировна при их сиятельстве осталась. Халатиком его прикрыла, чтобы по-людски всё было, и в одиночестве горюшко горевала. Всю картинку преступления для вас сберегла, а вы говорите!

– Вот за это спасибо, – ответил я, и повернулся к доктору. – Клаус Францевич, еще чем-нибудь порадуете?

Он вздохнул и покачал головой.

– Что тут может быть в радость, Ефим? Мертвый человек. Уже час как мертвый. Я бессилен помогать.

– Час? – удивился я и посмотрел на дьякона.

Тот развел руками:

– Ну дык пока туда-сюда, – пролепетал он. – Времечко-то и убежало.

– Целый час? – повторил я.

– Так не засекали, – ответил дьякон. – Вот только от доктора и узнали, что цельный часик набежал.

Я фыркнул:

– Молодцы, нечего сказать! Сейчас убийца может быть уже в Питере.

Дьякон виновато понурился. Я подумал и решил видеть во всем положительные стороны. По крайней мере, мне не придется гоняться за убийцей по заснеженным улицам. Можно вести следствие спокойно, в тепле, без спешки и суеты.

– Ну что ж, – сказал я. – Что сделано, то сделано. Тогда приступим к опросу свидетелей.

– Так это за милую душу, – тотчас откликнулся дьякон. – Все в гостиной собрались, только вас дожидаются.

– Хорошо, – кивнул я. – Вы, как я понимаю, свидетелем не были.

Дьякон развел руками и сказал:

– Виноват-с.

– Ну, не были так не были, – вздохнул я. – Но с графом, как я понимаю, знакомы близко.

– Да с самой той войны с япошками, – с легким намеком на гордость ответил дьякон. – При их сиятельстве денно и нощно состоял для поручений всяких.

– Не самая обычная карьера для дьякона, – заметил я.

– Так какая жизнь, такая и карьера, – философски ответствовал дьякон. – Спасибо благодетелю, что не дал голодной смертью сгинуть.

Конец ознакомительного фрагмента.